Вдруг стало теплей, потемнело, воздух затрепетал, послышалось
странное клокотание - над ними возникла стая птиц. Где-то они
сидели, клевали, дожидались, и теперь по неясному, но сильному
влечению, снялись и стали парить, плавно поворачивая то в одну
сторону, то в другую... Этот звук... он напомнил Марку майскую аллею
у моря, давным-давно... У далеких пушек суетились черные фигурки,
наконец, в уши ударял первый тугой хлопок, и еще, еще... Мелкие
вспышки звука набегали одна за другой, сливались в такое же
трепетание воздуха, как это - от многих тысяч крыл...
И тот же сумрак, и серая вода... Удивительно, как я здесь оказался,
и почему? - пришел ему в голову тривиальный и неистребимый вопрос,
который задают себе люди в юности, а потом устают спрашивать. Ведь
утомительно все время задавать вопросы, на которые нет ответа.
- Ты так и не вырос, - упрекнул он себя, - наука тебя не исправила.
- Тут мне один все говорит - сдайся, поверь, и сразу станет легко...
- с легким смешком говорит Аркадий.
- Трусливый выход. Примириться с непониманием?.. - Марк пожимает
плечами. Этого он не мог допустить. Он, скрепя сердце, вынужден
признать, что в мире останется нечто, недоступное его разуму... но
исключительно из-за нехватки времени!
- Вы уверены, наука будущим людям жизнь построит? - спрашивает
Аркадий. - Не в комфорте дело, а будут ли они жить в мире, где она
царит? Обеими ногами, прочно... или всегда наполовину в тени?..
- Я против тени! - гордо отвечает юноша.
- Завидую вам. А я запутался окончательно... Вы не забыли про
сегодняшний ужин?
- Я чаю немного достал, правда, грузинского... но мы кинем побольше,
и отлично заварится. - Марк смущен, совсем забыл: Аркадий давно
пригласил его на этот ужин.
24
- Что за дата, Аркадий Львович?
- Пятьдесят лет в строю, вокруг да около науки.
Были сухари, круто посоленные кубики. Аркадий без соли никуда,
даром, что почки ни к черту. И еще удивительный оказался на столе
продукт - селедочное масло, божественное на вкус - тонкое, как ни
разглядывай, ни кусочка!
- У них машинка такая, - Аркадий все знает.
- Гомогенизатор, - уточняет молодой специалист, - мне бы... наш не
берет ни черта.
- Вы всегда о науке, черствый мальчик.
- А вы о чем - и все ночами?
- Мои ночи - тайна... от управдома, и этой - пожарной безопасности.
- Безопасность только государственная страшна. А я вовсе не
черствый, просто времени нет.
- Знаю, знаю, вы завороженный. А безопасность любая страшна,
поверьте старику.
Подшучивая друг над другом, они к столу. Он накрыт прозрачной
скатеркой с кружевами, синтетической, Аркадий раскошелился.
Посредине бутыль темно-зеленого стекла, вычурной формы.
- Импорт?
- Наш напиток, разбавленный раствор. Я же говорил - в подвале
друзья. Простой фитиль, и все дела. Перегнал, конечно, сахара туда,
мяты... Это что, сюда смотрите - вот!
- Паштет! - ахнул Марк, - неужели гусиный?
- Ну, не совсем... Куриная печенка. Зато с салом. Шкварки помните,
с прошлого года? Аромат! Гомогенизировал вручную.
Аркадий сиял - на столе было: картошечка дымилась, аппетитная,
крупная, сало тонкими ломтиками, пусть желтоватыми, но тоже
чертовски привлекательными, свекла с килечкой-подростком на гребне
аккуратно вылепленной волны, сыр-брынза ломтиками... Были вилки, два
ножа, рюмка для гостя и стакан для хозяина. Выпили, замерли, следя
внутренним оком за медленным сползанием ликера под ложечку, где
якобы прячется душа, молча поели, ценя продукт и потраченное время.
Марк сказал:
- Вы умеете, Аркадий, устраивать праздники, завидую вам. Я вспомнил,
сегодня у меня тоже дата - отбоярился от военкома. Какие были
сво-о-лочи, фантастические, как злорадно хватали, с презрением - вот
твоя наука, вот тебе!
- Главное - не вовлекаться, - Аркадий снова твердой рукой налил,
выпили и уже всерьез налегли на паштет и прочее. Марк вспомнил
походы к тетке по праздникам, гусиный паштетик, рыбу-фиш, шарики из
теста, с орехами, в меду...
Аркадий стал готовиться к чаю. - Теперь пирог.
Это была без хитростей шарлотка, любимица холостяков и плохих
хозяек, а, между прочим, получше многих тортов - ни капли жира,
только мука, сахар да два яйца!
- И яблоки, коне-е-чно... Помните, собирали? - Аркадий тогда
захватил сеточку, кстати - яблоня попалась большая, недавно брошена.
- Вот и пригодились яблочки. И яиц не жалел, видит Бог... - он
подмигнул Марку, - если он нас видит, то радуется: мы лучшие из его
коллекции грешников - честные атеисты.
Глава пятая
1
Настало время семинаров - сплошной чередой. Стало модным составлять
планы, программы, объединяться по интересам, говорить друг другу
комплименты, гонять чаи... Пошли слухи, что дадут много денег -
миллиардов пять или шесть... Составляли списки, кому что надо, по
минимуму, по максимуму, на наши деньги, на чужие... Каждый
выдумывал, что мог, и даже дрались за место в списке.
Марк много ходил. У него появились помощники, он с утра дает им
задание и бежит на очередную сходку. Его по-разному встречали - то
как лазутчика могущественного Штейна, то как возможного союзника, то
просто как нелепую фигуру с причудами, а с некоторыми он даже
подружился. Встретился с Макарычем, легендарной личностью, тот
исследовал все, что не видно ни глазом ни самыми хитроумными
приборами - все невидное было в сфере его постоянной заботы. К
примеру, он развертывал теорию домовых, и все факты необнаружения
считал подтверждающими существование. Тихий старичок, похожий на
классика Мичурина. Из видимых существ он много сил отдал тараканам,
древним обитателям земли. У него тихо, пыльно, никакой, конечно,
техники, на семинарах он поил крепким чаем с сухарями, а сахара не
признавал.
- Что вы думаете о главном споре? - спросил его как-то Марк.
Главным, как известно, был вопрос о местонахождении источника
Жизненной Силы - то ли в особом центре управления, то ли внутри
самой жизни. Но и сторонники внешней силы не были едины: кто твердил
о космических пришельцах с излучателями жизни подмышкой, все у нас
ими распланировано как школьное расписание, кто учил про
всепроникающие излучения, поля, истекающие из черных дыр, некоторые
тяготели к сказкам - рисовался им добрый дедушка, сияющий сын и
примкнувший к ним некто в образе голубя... Был Шульц, верующий в
единый источник огня и света, неразделимый, бесструктурный; он
рассматривал человечество как театр теней на фоне того света, входил
с ним в мистическую связь через сосредоточение и магические формулы,
прикрывая свою веру фиговым листком логики и разума... Далее шли
такие, как Ипполит - великое множество развязных, настырных и
циничных, сочетающих искусство внушения с ловкостью рук...
Макарыч пожевал губами, выплюнул седой волос и сказал:
- Жизни не надо управления ниоткуда, все происходит само собой.
- Он анархист, у него все случайно, это же бред! - горячился Марк
перед Аркадием.
- Отчего же, я думаю - он прав, - усмехнулся Аркадий. -Возьмите мою
жизнь: меня б не арестовали, задержись я минут на пятнадцать.
- Макарыч забавный, - смеялся Штейн, - садится и пишет, избегая
всего, что видно глазами и приборами. Придумал себе миров десять со
своей логикой. Он чистый математик.
- А все ли невидимое существует? - спросил Марк у Макарыча. - Ведь
если любая мысль существует в невидимом мире, то не слишком ли он
населен?..
- Что вы... - удивился старичок, - не более, чем этот. Даже
пустоват. Законченных мыслей в сущности так мало!
2
У Бориса с Маратом чинная скука, хотя готовились они тщательно,
варганили настоечку, лимонную, благо растение на окне приносило
десяток крошечных плодиков за сезон; по количеству плодов строилась
программа, гости запланированы, окружены вниманием... Сначала
главный теоретик - о числе, не останавливаясь на первых знаках,
считалось, что все в курсе; обсуждали два-три последних, причем
всегда оставалось неясным, существует ли число в полном виде в
невидимом для нас состоянии или же возникает по мере ученых усилий,
растет, как кристалл из насыщенного раствора. Эта неопределенность
придавала особый вкус дискуссии: каждый мог думать, что решает