Чтение 41–й страницы книги ~Сорок лет Чанчжоэ~

Сухомлинские, Евстахий Бутаков, Иван Иванов, Елена Гоголь, Пласидо Фальконе,
Андрей Степлер..." Генрих Иванович внимательно вчитывался в список
рожденных, разместившийся на пятидесяти трех страницах. Он не упускал ни
одного имени и фамилии, произнося их вслух четко и раздельно, как будто ему
необходимо было заучить все наизусть.

- Где же моя фамилия? - произнес полковник, когда перечень закончился. -
Где же мое имя?

Он отложил прочитанное в сторону, зашагал взадвперед по комнате,
удрученный и расстроенный, судорожно размышляя; то и дело он выглядывал в
окно и рассматривал сквозь опадающую листву силуэт жены, склоненный над
пишущей машинкой.

- Чертовщина какая-то! -o- произнес Генрих Иванович вслух. - Мне сорок
шесть лет! Я тоже живу в этом городе! Тогда почему моего имени нет в списках
прибывших или рожденных?! Господи, абсурд какой-то!

Шаллер с силой ударил кулаком по столу, так что опрокинулась чашка с
недопитым чаем, вывалив горку размоченных чаинок на пачку листков.

- Да в этой писанине ничего не сходится! Здесь все вкривь и вкось! Все
расползается по швам! - Полковник смахнул разбухшие чаинки прямо на пол. -
Это мистификация! Ни одна дата не сходится с официальной! Почти все дети
рождены гораздо раньше положенного срока, и чрево, из которого они вышли,
принадлежит какой-то плодовитой, мистической мадмуазель Бибигон! За
исключением ветра, который родила неизвестная Протуберана!

Мысли Генриха Ивановича были прерваны появившейся в окне головой Джерома,
который скалился во весь рот, показывая зубы и свое хорошее расположение.

- Эй! К тебе можно? - спросил мальчик, забрасывая ногу на подоконник. - Я
не помешал тебе?

- Помешал, - ответил Шаллер, раздосадованный тем, что, вероятно,
подросток слышал те мысли, которые он в волнении высказывал вслух.

- Экий ты неприветливый! Ну, раз уж я пришел, то зайду. Не уходить же мне
обратно!

Джером ловко закинул на подоконник вторую ногу и через мгновение уже был
в комнате. Он неторопливо огляделся, как будто ему предстояло прожить здесь
всю жизнь, даже подпрыгнул несколько раз на одном месте, словно проверяя, не
прогнили ли доски пола и не пора ли их перестилать.

- Знаешь новость? - спросил мальчик, удостоверившись, что пол не
провалится, по крайней мере сегодня.

- Какую?

- Помнишь, я рассказывал тебе про своего соседа, Супонина?

- Не помню.

- Ну, который старше меня на два года и которому тоже нравилось
проделывать с женщинами то же, что и тебе.

- Ах да, что-то припоминаю.

- Так вот, его вчера убили, - с каким-то удовлетворением произнес Джером.
- Представляешь, вырезали сердце и печень!

- Значит, это был твой сосед?

- Так ты уже знаешь... - разочарованно протянул Джером.

- Да, мне звонил доктор Струве.

- Жаль! Мне хотелось донести до тебя эту новость первым.

- Почему? - удивился Генрих Иванович.

- Потому что я люблю приносить новости. И плохие, и хорошие.

- Странное удовольствие.

- Не думаю, что в этом вопросе я исключение. Ведь тебе уже позвонил
доктор Струве. Ему совсем не обязательно было тебе звонить. Ты же не
следователь.

Просто человек любит приносить новости первым. Ему нравится потрясти,
послушать в ответ: - Да что вы! не может быть! как это произошло?.." Шаллер
не мог отказать мальчику в наблюдательности и вследствие этого не нашелся,
что ответить, а потому лишь улыбнулся и предложил Джерому чаю.

- К сожалению, ничем не могу тебя угостить. Есть только варенье и хлеб.
Зато варенья много. Грушевое, яблочное, вишневое, клубничное... Какое
хочешь?

- Всего понемногу попробую, - скромно ответил Джером и уселся за стол.

Генрих Иванович запалил самовар, вставил трубу в печное отверстие и, пока
тот гудел, разогревая воду, выставил на стол банки с вареньем.

- Как ты думаешь, - спросил мальчик, - если Супонина убили, а он был моим
соседом по комнате, могу я его вещи забрать себе? Как бы в наследство?

Шаллер перенес самовар, густо пахнущий сосновыми шишками, на стол, закрыл
трубное отверстие медной крышкой, чтобы не коптил, и заварил в китайском
чайничке чай.

- А у него больше никого нет? - спросил полковник.

- Кого? - не понял Джером.

- Разве у Супонина нет родственников?

- Мы все - сироты, А я с Супониным прожил водной комнате три года. Я его
родственник. Даром, что-ли, нюхал испорченный воздух! У него с желудком было
не в порядке, - пояснил Джером. - Так что, могу?

- А велико ли наследство?

- По тебе, может, и ничтожно, а по мне - велико.

Мальчик, запустил ложку в банку с вишневым вареньем, потом отправил ее в
жадный рот, при этом чавкая и цокая, как бы стараясь лучше распробовать,
затем повторил ту же самую процедуру с остальными банками и запил
проглоченное глотком душистого чая.

- Хорош-ш-шее варенье! - сладко проговорил Джером, закатывая глаза. - И
чаек неплохой.

- Угощайся, угощайся! - подбодрил полковник.

- Я угощаюсь, угощаюсь... Знаешь, сегодня утром встретил учителя Теплого,
- сказал мальчик, глубокозачерпывая из банки с клубничным. - Ты его
знаешь...

Так вот, от него пахло духами. - Бешеный мул" называются.

- И что же?

- Да ничего особенного. Просто этими духами пользовался мой сосед,
родственничек Супонин. Они мне так осточертели, что я их за версту чую. Не
- Бешеный мул", а бычья моча! Едкие-едкие! Раз помажешься - неделю воняешь!

Неожиданно в голове Шаллера все сложилось. Несколько картинок мгновением
пронеслись перед глазами: убогая комнатенка Теплого, стеллажи с атласами по
судебной медицине, сам славист с престранным взглядом, рассказы Джерома -
все вдруг всплыло воздушным пузырем в мозгу Шаллера.

- Я знаю, кто убил Супонина, - произнес полковник тихо и так же тихо
опустился на стул.

- Не может быть! - деланно воскликнул мальчик, облизывая ложку. - Ты
великий Пинкертон! Кто же этот злобный маньяк?! Поделись своими выводами, ты
же друг мне!

- Подожди, подожди! - ответил Генрих Иванович, пораженный открытием. -
Тебе незачем это знать!.. Как-нибудь потом...

- Кто-нибудь из приезжих?

- Возможно, - механически ответил Шаллер, не замечая пары хитрых глаз,
уставившихся на него, и этих вздернувшихся в ехидстве уголков губ, еще
липких от варенья. - Тебе пора идти.

- Гонишь?

- Мне нужно еще поработать.

- А над чем ты трудишься?

- Слушай, - разозлился полковник. - Сначала ты приходишь незваным гостем,
а теперь не хочешь уходить! Выкинуть тебя в окно?

- Ты обещал меня не бить.

- О Господи!..

- Ну ладно, ухожу...

Джером поднялся со стула, погладил свой вздувшийся живот, гулко рыгнул, а
затем зевнул протяжно и со слезой.

- Скучновато с тобой.

- Что поделаешь, - развел руками Шаллер.

- Ну, я пошел...

- Давай.

- Пока.

- Счастливо.

Джером уселся на подоконник и крутанул ногами в сторону сада. Он было уже
собрался спрыгнуть, как вдруг обернулся и сказал:

- Куры обожрали все лицо Супонину!

- И это знаю, - ответил Генрих Иванович.

- И отклевали то место, которым писают! - добавил мальчик и, спрыгнув в
заросли лопухов, скрылся из виду.

Генрих Иванович остался один и лихорадочно думал, что ему делать. Он был
уверен, что зверское убийство, совершенное накануне, дело рук Гаврилы
Васильевича Теплого, а не кого-то заезжего, и самое главное доказательство
тому - факт с духами, невзначай подсказанный Джеромом.

- Но как же так, - думал Шаллер. - Неужели Лазорихиево небо может
зажигаться и злодею, поддерживая его своим сиянием?! Ведь недаром же при
первой встрече Теплый намекнул ему, что небеса горят не только для добрых
полковников! С ним нужно покончить, - решил Генрих Иванович. - Его прилюдно
казнят на площади!" Шаллер подошел к металлическому рожку, висящему на
телефонном ящике, как вдруг вздрогнул, словно вспомнил что-то очень важное.

- А как же расшифровка бумаг?!" Рука замерла в воздухе, так и не
дотянувшись до телефонной трубки.

- Если его арестуют, я никогда не узнаю, почему моего имени нет в летописи
города! И вообще я ничего не узнаю!.." Лоб Генриха Ивановича покрылся
испариной. Он все еще держал руку вытянутой, но уже понимал с ужасом, что не
позвонит шерифу, по крайней мере сейчас.

- Надо успокоиться, - решил Шаллер. - Взять себя в руки!" Полковник
дернулся, опустил руку к бедру и пошевелил пальцами, разминая, словно они
затекли. Затем посмотрел на двухпудовые гири, стоящие в углу, и было подался
к ним, но вмиг передумал, развернулся и быстрыми шагами вышел из дома... Он
почти добежал до китайского бассейна, скинул с себя одежду и, мощно