либо в первоклассном отеле. Мы остановимся в отеле "Кап". В роскошных отелях
чувствуешь себя в полной безопасности - там даже не спрашивают документов.
На днях мне предстоит вспороть живот довольно важной персоне - какому-то
высокопоставленному чиновнику, он-то и восполнит недостающую нам сумму. Жоан
быстро поднялась. Ее лицо сияло.
какой-то особенный... Напиток грез...
Например, аппендицит в высшем обществе или сложный перелом кости у
миллионера...
десять тысяч франков. Если не договориться заранее о гонораре, Дюран даст
ему двести франков - и дело с концом. Именно так было в последний раз.
почему вдруг вы стали таким меркантильным. Крайне неприятно говорить о
деньгах в минуту, когда пациент вверил нам свою жизнь...
эспаньолкой дышало достоинством и негодованием. Он поправил золотые очки.
силах поверить этому. - Просто смешно! - отрезал он.
Бино. Он отличный хирург.
его преисполненном достоинства лице отражалась напряженная работа мысли.
так бросить меня! Почему вы мне это не сказали вчера?
сумме! Пациент - мой друг. Я могу посчитать ему только собственные издержки.
семьдесят лет он был неплохим диагностом, но довольно посредственным
хирургом. Нынешней блестящей практикой Дюран был обязан главным образом
своему прежнему ассистенту Бино, которому лишь два года назад удалось стать
независимым. С тех пор Дюран приглашал Равика для проведения сложных
операций. Равик работал виртуозно, он умел делать настолько тонкие разрезы,
что оставались лишь едва различимые рубцы. Дюран отлично разбирался в
бордоских винах, его охотно приглашали на светские приемы, где он и
знакомился с большинством своих будущих пациентов.
почему перед каждой трудной операцией он неизменно выезжал на день или на
два в свою загородную виллу. Не хотелось заранее договариваться о гонораре.
Потом все происходило очень просто: можно было посулить что-то на следующий
раз... В следующий раз повторялось то же самое. Но сегодня, к удивлению
Дюрана, Равик явился не к самому началу операции, а за полчаса до нее,
застигнув своего шефа врасплох - пациент еще не был усыплен. Таким образом,
времени было достаточно и Дюран не мог скомкать разговор.
призыва к человечности. Равик ответил ему не менее человеколюбивым, но
твердым взглядом.
не добился для себя, ибо Дюран систематически лишал его малейшей возможности
обзавестись собственной практикой, неизменно заявлял, что он - всего-навсего
толковый подручный. Бино ненавидел Дюрана. и потребовал бы за операцию не
менее пяти тысяч. Равик это знал. Знал это и Дюран.
спорами на финансовые темы.
пор вы были всегда довольны.
интересовали. А на сей раз интересуют. Они мне нужны.
француза, подумал Равик. Труднее, чем у еврея. Еврей видит сделку, а француз
- только деньги, с которыми надо расстаться.
кровяное давление, температуру.
эмигрант, которому запрещено практиковать...
ждал традиционного заявления о том, что должен быть благодарным стране,
приютившей его.
ничего не может добиться.
его рта вылетели две тысячефранковые кредитки. - Придется выложить из
собственного кармана. А я-то думал, вы не забыли, что я для вас сделал.
подумал Равик, Этот старый мошенник с ленточкой Почетного Легиона упрекает
меня в шантаже, тогда как должен бы сам сгореть со стыда. И он еще считает,
что прав.
он, словно это означало: "Всему конец! Прощайте, нежные куропатки, зеленая
спаржа, добрый старый "Сэнт Эмилион"! Прощай, родина и Бог на небесах!" -
Ну, а теперь-то мы можем начать?..
случайно узнал, кого ему предстоит оперировать. То был некий Леваль,
ведавший делами эмигрантов. Вебер рассказал об этом Равику как занятный
анекдот. В "Энтернасьонале" имя Леваля было известно каждому беженцу.
Он зафиксировал ее зажимами и стал рассматривать вылезший наружу желтоватый
жир.
он их, конечно, снова нажрет, - сказал он Дюрану.
мышцам. Вот он, повелитель беженцев, подумал он. Этот человек держит сотни
человеческих судеб в своей тощей руке, теперь такой безжизненной и
мертвенно-бледной... Это он распорядился выслать из Франции старого
профессора Майера. У Майера не хватило сил на новое хождение по мукам, и за
день до высылки он тихо повесился в шкафу в своем номере. Больше нигде не
нашлось крюка. Он так отощал от недоедания, что крюк для одежды выдержал.
Наутро горничная обнаружила в шкафу немного тряпья и в нем то, что осталось
от Майера. Будь у этого жирного брюха хоть капля сострадания, профессор и
сейчас был бы жив.
Профессиональное ощущение четкого разреза. Брюшная полость. Белые кольчатые
черви внутренностей. Вот он лежит со вскрытым животом и со своими моральными
принципами. О, разумеется, он по-человечески жалел Майера, но, помимо
сострадания, у него было и так называемое чувство национального долга.
Всегда найдется ширма, за которую можно спрятаться; у каждого начальника
есть свой начальник; предписания, указания, распоряжения, приказы и,
Русанов Владислав
Березин Федор
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Журавлев Владимир