взгляды, пристрастия, обиды она сохранила в их первозданной
свежести. Для меня же, наоборот, все подернулось поэтической
дымкой, я готов на любые уступки.
собой следить.
она тотчас добавляет:
Ты вбил себе в голову, что я буду играть с Кандлером. Сколько
раз тебе повторять, что Кандлер дирижер? Нет, это маленький
театр, на Сохо-Сквер. Мы ставили "Emperor Jones"(_17), пьесы
Шона О'Кейси, Синга и "Британника".
уволилась. Это мне пришла мысль поставить "Британника", а они
вздумали дать мне роль Юнии.
безжизненным. Однако она отвечает без запинки.
который меня содержит. -- Она улыбается. -- Ох, пожалуйста, не
гляди на меня так озабоченно, никакой трагедии нет. Я тебе
всегда говорила, что преспокойно могла бы поступить на
содержание. Впрочем, это старик, он мне не мешает.
будем о нем говорить. Ни мне, ни тебе до него дела нет. Чаю
хочешь?
гремит какими-то кастрюльками, разговаривая сама с собой,
бормочет что-то невнятно и раздраженно. На ночном столике у ее
кровати, как всегда, лежит том "Истории Франции" Мишле. Над
кроватью -- теперь я это рассмотрел -- она повесила фотографию,
одну-единственную, репродукцию портрета Эмилии Бронте,
написанного братом писательницы.
свою плохую память: она всегда задавала прямые вопросы, которые
меня весьма смущали, потому что в них чувствовался, с одной
стороны, искренний интерес, с другой -- желание поскорее
покончить с темой. Во всяком случае, после этого вопроса
сомнений уже не остается -- ей что-то от меня надо. Это все еще
только подступы: отмести то, что может помешать, окончательно
уладить второстепенные вопросы ("Теперь рассказывай о себе").
После этого о себе заговорит она. И мне вдруг совершенно
расхотелось что бы то ни было ей рассказывать. К чему? Тошнота,
страх, существование... Пусть лучше все это останется при мне.
-- Она возвращается с чайником в руках. -- Ты живешь в Париже?
мысль. Я от нее этого не скрываю.
которые ты меня когда-то укоряла. Помнишь, когда я воображал
тебя вдовой с двумя сыновьями. И рассказывал тебе всякие
истории о том, что с нами будет. Ты терпеть их не могла.
смущения. -- Ты рассказывал их, чтобы самоутвердиться. Впрочем,
на словах ты негодуешь, но с тебя станется втихомолку жениться.
Ты целый год с негодованием твердил, что ни за что не пойдешь
на "Императорские фиалки". А потом я однажды заболела, и ты
один пошел смотреть фильм в кинотеатре по соседству.
что пишу книгу о маркизе де Рольбоне.
заинтересованность.
она. -- Значит, это исторический труд?
все. Но она ни о чем больше не спрашивает. Несомненно, считает,
что того, что она узнала обо мне, вполне достаточно. Анни
прекрасно умеет слушать, но только тогда, когда хочет. Я смотрю
на нее -- она опустила глаза, она думает о том, что мне сейчас
господин де Грассен говорил, что в Париже варят очень крепкий
начать ее расспрашивать? Думаю, ей это ни к чему. Она
заговорит, когда сочтет нужным. Сердце у меня громко стучит.
фарфоровые чашки. Она ждет ответа -- значит, надо что-то
сказать. Но не первые попавшиеся слова, а именно то, чего она
ждет. Я полон терзаний. Верно ли, что она изменилась? Ну да,
она потолстела, вид у нее усталый, но она, конечно, имеет в
виду другое.
прежде, подходишь и кладешь руки мне на плечи, как прежде,
любишь рассуждать вслух. Ты все так же читаешь "Историю" Мишле.
Ну, и многое другое...
сущность и ей совершенно безразлично, что со мной может
случиться в жизни, и еще этот забавный наигрыш, педантичный и в
то же время очаровательный, и то, как, с первой минуты
отбрасывая заученные формулы вежливости, изъявления дружелюбия,
-- все, что облегчает людям общение, она вынуждает своих
собеседников непрестанно импровизировать.
полностью. Я стала совершенно другим человеком. И думала, ты
заметишь это с первого взгляда. А ты мне толкуешь об "Истории"
Мишле. -- Она становится прямо передо мной. -- Поглядим, так ли
этот человек умен, как он воображает. Ну-ка, угадай, в чем я
изменилась.
явно начиная раздражаться.
мучило. Так, по крайней мере, ты утверждал. А теперь все, было
да сплыло. Ты должен был это заметить. Разве ты не чувствуешь
себя сейчас уверенней в моем присутствии?
прежде, сижу на кончике стула и весь поглощен тем, чтобы не
угодить в какую-нибудь западню и не вызвать необъяснимых для
меня вспышек гнева.
раз ты не понимаешь, значит, ты очень многое забыл. Даже
больше, чем я думала. Ну вот хотя бы, помнишь свои прежние
грехи? Ты приходил, говорил, уходил -- и все невпопад.
Представь, что все осталось, как было: ты вошел бы, на стенах
висели бы маски и шали, я сидела бы на постели и сказала бы
тебе (она запрокидывает голову и, раздувая ноздри, театрально
произносит, словно потешаясь над самой собой): "Ну, чего ты
ждешь? Садись". -- И само собой, я бы ни в коем случае не
предупредила тебя: -- "Только не в кресло у окна".
непременно направился прямехонько к креслу.
оборачиваясь и с любопытством разглядывая кресло.
разнообразными табу.
это было бы очень странно. Постой, дай сообразить. В самом
деле, комната эта совсем пустая. Согласись -- это я заметил
сразу же. Ну так вот, я вошел бы и впрямь увидел бы на стенах
маски, шали и все прочее. Гостиница всегда кончалась у твоих
дверей. Твой номер -- это был уже другой мир... Ты бы не пошла
мне открывать. Ты сидела бы, забившись в угол, может, даже
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Трубников Александр
Лондон Джек