Долговязый выстрелил Воропаеву в правую ногу. Тот схватился руками за обожженную
правую голень.
-- Ага, обратил внимание. Заметь, полковник, из чего состояла твоя жизнь? Тебе
все время чего-то надо было от жизни, ты догонял, они убегали, а зачем ты их
догонял, для тебя это было не важно.
Воропаев упал на асфальт. Отсюда снизу были видны непропорционально массивные
ботинки долговязого, зашнурованные по десантному, зигзагом. Чуть левее от
рифленого каблука в полумраке маячил задний мост Мерседеса и еще пара ног у
колеса. Он повернул голову к жигулям. Те превратились в пару насекомых
неестественно больших размеров. Одно обречено, как корова на бойне, опустило
голову, а другое выпустило тонкий упругий хоботок и высасывало что-то из-под
кожи жертвы.
Внезапно с неба обрушился багровый огненный шар и рассыпался на тысячи
блистающих в ночи звезд. Это был окурок долговязого. Воропаев понял, что
наступил конец. Послышалось сирбание по дну бензобака. Потом долговязый крикнул:
-- Ист! -- и раздался выстрел.
38
Поеживаясь, они с Серегой стояли на ступеньках университета, окутанные хмурым
ненастным утром, и с удивлением разглядывали демидовскую конструкцию на месте
Ломоносова. Петька "для сугреву" бегал вокруг чугунного студента. Тот, вопреки
всему, упорно читал раскрытую чугунную книгу, а его чугунная подруга упорно
заглядывала через плечо в неизвестный чугунный текст. Впрочем, сейчас Андрею
казалось, да что там казалось -- то были точно последние читатели в России.
Петька как раз залез на колени к студенту-великану и тоже стал смотреть в книгу.
-- Эй! -- крикнул Петька и вдруг замолк.
-- Что там? -- Забеспокоился Серега, ревниво взглянув на не сожженную книгу.
-- Нет ничего, -- протухшим голосом почти прошептал мальчонка.
В этот момент на площадь перед университетом выехал воропаевский жигуленок.
Шестерка как-то странно скособочилась, как если бы у нее не было одного колеса.
Выписав замысловатый зигзаг, она повернулась покрывшимся паутиной лобовым
стеклом ко входу и собралась уже по ступенькам забираться наверх. Андрей
отступил, а Серега едва успел отпрыгнуть в сторону. Жигуль ударился бампером в
гранитный бордюр и встал намертво. При этом опять рвануло за зданием цирка.
Когда Андрей открыл дверцу, ему на руки вывалилась плешивая голова Вениамина
Семеновича. Потом они вместе с Серегой выправили полковника обратно, и тот
прошептал окровавленными губами...
-- Не успел...
-- Что случилось, Вениамин Семенович? -- глупо спросил Андрей.
-- А, Умка, -- тот через силу улыбнулся, -- Тамбовские теснят братву... не яс...
надо уходить так... они на ...
-- На чем? -- переспросил Андрей.
Но Воропаев потерял сознание. Из высоких дубовых дверей выбежала Даша и, сняв с
себя платок, перевязала голову Воропаеву. Тот был немного смешон и напоминал
Фому из села Степанчикова. Но Андрею сейчас было не до смеха. Воропаев что-то
шептал. Он наклонился поближе.
-- Андрюша, -- Воропаев еле двигал толстыми потрескавшимися губами
-- Ты остался теперь один, а я не смог, не смог, я хотел тебе сказать, Умка, про
Золото Мира, помнишь, ты говорил, ты... -Воропаев приподнял голову и посмотрел
Андрею в глаза,
-- ...ты не стесняйся своей жалости никогда, все другое приложится, а она и есть
единственное Золото этого Мира...
С южной стороны, от второго гуманитарного, послышался автомобильный гул.
Поблескивая хромированными скулами, впрочем, уже изрядно помятыми, через
университетскую площадь, как звено истребителей, неслись три фордовских джипа.
Из джипов пальнули для острастки по чугунным композициям. Одна из пуль попала в
книгу, за которую спрятался Петька.
-- Сволочи, -- ругнулся Воропаев и выстрелил несколько раз куда-то в направлении
Сетуни.
-- Не стой, Умка, уводи людей...
Воропаев глухо прохрипел и закрыл навсегда глаза.
Ветер усилился. Далекие разрывы и треск стали перекрываться каким-то новым
неотвратимым гулом. Теперь он был низким и как будто живым. То есть в нем
определенно слышались утробные булькающие звуки. И источник был не здесь, у
гигантского здания на Ленинских горах, а где-то там, вдали, откуда примчалось
первое звено джипов.
В этом бессмысленном шуме продрогшие от холода и страха люди не услышали
лошадиный топот и не заметили, как на площади появились двое всадников и пес.
Рядом с Катериной гарцевал Вадим на черном коне. Они красиво кружились: белый и
черный, он и она, будто вальсируя под музыку разрывов далекого моторного гула.
Петька с чугунного монумента крикнул:
-- Я же говорил, Кришнамурти вернется!
Андрей, у которого по непонятной причине оказался в руках воропаевский ТТ,
обернулся и впервые увидел Учителя. Многие месяцы он представлял его то
седобородым рериховским старцем, то индейцем в обшарпанных мокасинах, а то и
просто каким-то нечеловеческим субъектом, а тут был обычный гражданин, лет
тридцати, с непримечательным лицом, лишь глаза были спрятаны за черными очками.
Нет, конечно, на черном коне, в длинном "декадентском" пальто и широкополой
шляпе он смотрелся великолепно. Его плеть, перехваченная сейчас посередине,
угрожающе свисала ниже стремени, и готова была в любой момент взвиться над
Андреем, над площадью, над всем этим миром, чтобы созидать или разрушать. Но,
что -- уже не важно. Зрелище захватывало еще и тем, что Катерина в своей заячьей
шубке с распущенными волосами удивительно подчеркивала какое-то нечеловеческое
их превосходство над дикими несуразностями этого московского утра. Да, да, дело
было именно в ней, а не в нем, без нее он бы не смог производить столь сильного
впечатления.
-- Господа, -- обратился Вадим. -- Вы окружены. Через минут десять здесь будет
пьяная, разбушевавшаяся толпа отлично вооруженных людей.
Он чудесным образом ухитрялся оставаться неподвижным, несмотря на беспокойное
кружение коня.
-- Я вижу, у вас проблемы с транспортом. Впрочем, транспорт в создавшейся
ситуации не спасет. Разве что телега...
Андрей оторвался от Воропаева, встал и подошел к всадникам. Пес грозно зарычал.
-- Господа, мои планы таковы: я покидаю этот бесплодный смешной мир. Желающие
отправится со мной, -- он достал полиэтиленовый пакет с синим кругом на желтом
фоне и вынул из него книжную стопочку. -- Впрочем, чего объяснять, и так ясно,
-- и он швырнул под ноги Андрею с десяток книжек.
-- Нечаев, снимите очки. -- Твердо сказал Андрей, не обращая внимания на книги.
-- Умка, неужели тебе мешают мои очки?
-- Сними, раз он просит, -- почти крикнула Катерина.
Она была, в отличие от Вадима, в каком-то нервном, дерганном состоянии. Учитель
снял очки, и Андрей увидел то, в чем практически не сомневался. На мгновение
перед глазами всплыла темная полуночная арка и гражданин, от которого веяло
бесконечной холодной легкостью, столь же простой, сколь и непонятной, как
презрительный плевок в душу. Андрей посмотрел на пистолет в своей руке, потом на
Нечаева. Тот заметил оружие и, кажется, обрадовался.
-- Катерина стреляла, пальни и ты, -- Вадим засмеялся.
Андрей с отвращением выбросил оружие и сказал:
-- Вы правы, Нечаев, человек -- это тоже самое, что демидовский самокопатель...
-- Я рад, что ты это понял. -- улыбнулся Учитель
-- Вы не дослушали, Нечаев, -- Андрей сейчас собрал все остатки своей слабой
воли, стараясь во чтобы то ни стало не смотреть на Катерину.
-- Но только человек, не признающий Бога.
-- Ну, здрасте, -- Нечаев усмехнулся, и в этот момент просвистела шальная пуля.
Но он даже не дрогнул:
-- Умка, давай покороче.
-- А я уже все сказал, извините, что по-русски.
С юга, со стороны нового цирка, появился ощетинившийся карабинами и
гранатометами, мордастый, в пятнах маскировочного цвета, боевой грузовик --
"Урал". То есть это была обычная армейская машина, но с какой-то страшной,
сеящей неотвратимый ужас неправильностью. Андрей присмотрелся и вдруг понял, что
источником этого ужаса было парадоксальное несоответствие ее казенной армейской
мощи и анархической, неуставной лихости облепивших ее людей. Короче, она была в
угаре недавнего боя, в том особом угаре, который бывает во время драки, когда
тебя ударили по лицу и скрылись от возмездия, и ты ищешь хоть что-нибудь
мало-мальски достойное, чтобы утолить жажду мщения. Вадим махнул рукой, подъехал
поближе к Катерине.
-- Я же говорил, он решил спятить. У него определенно был план сойти с ума, --
и, повернувшись к Андрею, крикнул, -- Умов, и откуда у вас такое имя?
-- От отца -- твердо сказал Андрей.
-- Да где же твой отец? -- усмехнулся Нечаев
-- Что бы его увидеть, надо забраться на табуретку.
-- Да вы определенно сошли с ума. -- Он хлестнул коня и позвал Катерину, --
Поехали.
-- Андрюша, -- Катерина сильно стегнула коня, чтобы тот стоял на месте, --
прости!
Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Всадники пришпорили коней. Но, прежде
чем раствориться в этом бесконечном тусклом рассвете, Нечаев подъехал к
чугунному студенту и крикнул:
-- Петька, как ты догадался, что я в Бога не верю, там, на платформе?
-- Вы ж мимо нищих прошли, а кто мимо нищих проходит -- в Бога не верит, -- и,
сделав короткую паузу, математически добавил, -- Обратное, вообще говоря, не
верно.
Петька помахал с памятника Андрею. И тот нехотя забрался на руки чугунному
студенту. Они оба на мгновение прилипли к чугунному тексту.
Вадим махнул рукой и уж было собрался пришпорить коня, как заметил второй Урал,
выползающий с севера, в точности такой же, как первый, но только еще более
матерящийся и угрожающий. Через мгновение послышался рокот и с запада, из-за
бывшей спины Михаила Васильевича. Они оказались в замкнутом кольце. Ожидая
сопротивления, эта механическая петля сжималась профессионально, медленно,
неотвратимо.
Афанасьев Роман
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Лондон Джек
Березин Федор