юрисдикцию Украины перешло созвездие Лебедя с частью Чумацкого
Шляха, на свою беду оказавшегося как раз над Киевом. В общем
патриотическом хоре утонули редкие голоса сомнения научной
интеллигенции, еще помнившей, что Земля вращается, вследствие
чего могут возникнуть серьезные проблемы с государствами,
лежащими на пятидесятом градусе северного полушария.
Хутора-Михайловского, ставшего теперь всемирно известным
центром палеонтологии, отозвали из Рады своего депутата, а
взамен направили в киевский цирк телеграмму с прошением
баллотироваться на освободившееся место одноименного с городом
мамонта. В ответ вскоре пришла короткая депеша:
"Баллотироваться згодэн. Ваш Хутор."
в добровольном заключении, не подпуская к себе депутатов,
корреспондентов и прочую назойливую публику. Лишь изредка он
наведывался к Кэри, а в остальное время читал. Акты,
постановления, проекты конституций, беллетристика (прочел
Кобзаря от корки до корки, прочел Энеиду Котляревского,
познакомился с философским наследием Сковороды) проглатывались
с бешеным аппетитом. Под конец ему попалась хартия прав
человека, и тут он задумался о чем-то сокровенном.
вин тутэшний", - мудро рассудили жители Хутора Михайловского.
мамонт под аплодисменты коллег депутатов занял пустующее место
в украинском парламенте.
парламентской работы. При голосовании, как правило,
воздерживался, чем особенно раздражал деятелей "Руха",
попытавшихся сходу перетянуть ископаемое на свою сторону, и,
лишь когда возник вопрос о границах, таможнях и нейтральных
полосах, выступил с пространной витиеватой речью. Депутаты
ничего толком не поняли и решили на всякий случай избрать
мамонта председателем комиссии по территориальным вопросам и
национальной безопасности. Немалую роль здесь сыграл
международный авторитет мамонта, получавшего теперь прямую
гуманитарную помощь от стран большой семерки.
самый их горячий полюс, и не в качестве редкого экспоната, а
первейшим государственным лицом. Ему поручили представить
новый проект решения териториальноых проблем, и весь
цивилизованный мир замер в ожидании окончательного решения
набившего оскомину вопроса. Уже через полгода его комиссией был
подготовлен законопроект территориального деления исконных
украинских земель.
вышел на трибуну со своим законопроектом и развернул над
депутатами карту Евразии. Так инопланетяне рассматривают из
далекого космоса незнакомые очертания наших материков.
как раз под второй буквой размашистого заглавия, пролегавшего
от Ламанша до Порт-Артура: ХУТОРСКIЕ ЗЕМЛI. В напряженном
внимании была выслушана речь Хутора об исторических периодах, о
правах наций, об ареалах обитания древнего населения Земли.
Свою речь Хутор перемежал свободолюбивыми цитатами классиков и
современников, а в конце предложил столицей нового государства
назначить славный город Хутор Михайловский. На этот раз все
обошлось без аплодисментов.
обсуждение новоиспеченного прожекта, эхо которого вскоре
разнеслось по сопредельным государствам. Левые, правые,
патриоты, национал-интернационалисты, и даже, увы, зеленые как
в старые добрые времена в едином порыве сорвались на мамонта с
цепи. Когда же кто-то намекнул на малочисленность хуторян, как
их называл в проекте мамонт, не выдержала хрупкая мезозойская
душа, и со словами "Нас мало, а будэ щэ бильше", мамонт вышел
вон из Украинской Рады.
мезозойской истории. Еле пишет твердеющая на морозе шариковая
ручка. Здесь, откуда есть пошла новая эра, и где я дописываю
свою повесть временных лет, вчера снова появился мамонт. Целую
ночь он рылся в замерзшем черноземе, а под утро из темного
отверстия стал выводить на поверхность тучные стада
единокровных братьев.
вокруг: и злосчастный переезд со старшим стрелочником Иваном
Иванычем, и пожелтевшие заросли так и неубранного кукурузного
поля, и далекие неказистые постройки окрестных деревень. Он
ложится стерильным культурным слоем на свежевспаханную
нейтральную полосу, на канцелярски заточенные пограничные
столбы, на еще пахнущие сосной таможенные постройки, залепляет
цветастые гербы на погонах удивленных пограничников, слепит,
засыпает мои глаза. Я тру их и ничего не вижу от образующейся
влаги. Ничего, только могилки на краю у железного полотна, где
захоронены не нашедшие близких и дальних родственников,
безымянные, без роду и племени, неизвестной национальной
принадлежности жертвы июньской катастрофы.
"Юность", N6, 1992
"ЧП", Израиль, 1994
"Дилижанс", N6, 1996
Будто что-то произойдет или уже произошло, но она об этом вот-вот узна-
ет, а пока лишь ощущает какое-то неудобство, впрочем, вполне приятное,
будто бы она проснулась не дома, не в обычной, уже давно надоевшей обс-
тановке, а в новом, неизвестном, необжитом ею жилище. Как будто, это но-
вое жилье или, уместнее даже сказать - обитель, - является, именно, не
просто какой-то там квартирой, но целым огромным идеальным миром, миром,
наполненным светом, радостью, любовью и, - снова светом, к которому всю
ее сознательную жизнь она стремилась и о котором мечтала. Здесь хорошо,
здесь легко быть счастливой, быть нужной всем и не страдать от страданий
вокруг, потому что их, как бы, нет вообще. Что-то теплое, нежное, почти
бархатистое касается ее груди, но не тревожит и не возбуждает, а, прос-
то, неподвижно касается, как бы прикрывая, сохраняя то же нежное уязви-
мое место от грубого постороннего действия. Она спит и бодрствует однов-
ременно, ибо слышит, как тихо и спокойно бьется ее сердечко, как осто-
рожно-внимательно к ней проплывают вверху стерильно белые облака, сейчас
уже больше похожие на птиц-голубей, но необычных, не почтовых, а других,
огромных, несущих не вести, но жизни. И еще ей чудится какой-то странный
звук, нето звонкий, как медный колокольчик, нето скрипучий, как старая
пружина, но, определенно, тревожащий и, как-будто, что-то обещающий. И
не хочется просыпаться в этот обычный мир, где, конечно, ничего подобно-
го случиться не может. Она знает: стоит разлепить веки, и она снова очу-
тится там, куда ее занесла судьба с раннего детства - на холодный роди-
тельский шестой этаж, с холодным материнским однообразным "доброе утро",
в тусклые безотцовские углы-каморки, где они прожили с матерью ровно
тридцать два года. Да нет, на самом деле, дом-то у них был, конечно,
совсем не хрущеба - серый, шершавый, как утес с огромными окнами, с вы-
сокими лепными потолками. Чего только тут никогда не доставало, - и это
чувствовалось особенно в последние годы, так это - здорового мужского
присутствия, и от этого все домашние предметы: шкафы, стулья, диван и
детская кроватка, ныне пустующая, но хранимая для будущего, - все это
назойливо говорило: ну, Машенька, видишь, и без мужа прожить можно, а
что ребенок - так это вообще нынче не проблема, сама ведь знаешь, какое
у тебя отчество. А отчество у нее было, как нарочно, до того редкое, что
никак она не могла никого подобрать себе в потенциальные отцы. Мария Ар-
дальоновна - вот так, и добавить нечего к вечному материнскому молчанию.
Скорее всего, придуманное было это отчество, литературное слишком, тем
более, что мать Маши была крайне начитана, и предавалась этому занятию
каждый божий день.
грубоватом стиле советского барокко, тут же подтвердила самые ее худшие
ожидания. Тут уж она вспомнила, с чем могло быть связано ее зыбкое пред-
чувствие: вчера она вернулась очень поздно, а точнее, уже сегодня, - она
не помнит, во сколько, помнит, что уже светало, - а на дворе осень, они
Шилова Юлия
Березин Федор
Ильин Андрей
Никитин Юрий
Каргалов Вадим
Майер Стефани