рогожкой прикройся, а то лихой человек тебя заметит и настучит, куда надо.
Тебя в острог уволокут, да и нас батожьем накажут... Звать-то, как тебя,
вольный скиталец?
стали парус поднимать и направлять его гафелем, другие поставили лапотные
ноги на педали гребных колес, третьи принялись отталкиваться от речного
дна шестами, ну а мелкий, сильно усатый мужик уселся к кормилу.
протянувшиеся над прибрежными камышами. Почали подъезжать телеги с хлебом,
запряженные поджарыми ездовыми свиньями. Деревенский люд, выстроившись
цепочкой, принялся из рук в руки передавать мешки, кои укладывались, в
конце концов, на днище лодки. За какой-нибудь час суденышко была
загружено, осело в воду, изрядной работою шестов выведено к речному
глубоководью, по коему предстояло плыть дальше.
Фома прямо из-под рогожи травил байки про то, како бедствуют бесы в
преисподней. Что плавают они-де на кораблях-мракорезах и прислуживают им
живые куклы, что жгут друг друга издаля огненным чиханием и обращают в лед
хладным пыхтением, а мужик с бабой передком не трется, а посылает к ней
крылатый хер. Чему селяне несказанно удивились, поскольку и обычный-то хер
спокойно в штанах не сидит.
на носу, приметил малахаи и кафтаны воеводских стрельцов, разместившихся
на мельнице.
Пахомыч, Фердинант, Макдональс, раскидайте там мешки подле мачты и, как
упрячется гость, снова уложите сверху в два ряда.
многопудовым грузом, лишь ворон его остался сидеть на топе мачты.
обычному, встали рядышком и принялись наблюдать за разгрузкой хлеба.
стрелецкий десятник к рослому мужику.
отозвался селянин.
мельницу.
Голосили и мужики, и стрельцы. На днище виднелась голова, остальное же
тело уже разошлось на ленты, кои протягивались сквозь невидимые щели вниз.
Вот и голова располосовалась, чтобы протащиться, как и все остальное, меж
досок. Последним наблюдался нос, каковой несколько раз подпрыгнул,
расплелся и пропал.
стрельца.
без толку стрельнул из пищали. Но когда дым рассеялся, "заразы" и след
простыл, видно заплыла под пристань, а там и вовсе подалась в нужную ей
сторону. Настало тягостное молчание, нарушаемое громким граем куда-то
летящего ворона.
отвечай, сгною.
перепоя, а нам с устатку и не евши. Ну, можа, водяная свинья проплыла.
замолк.
начальство и морду наверняка набьет, и может сослать на пограничье, под
ордынские пули. Доложишь, что имел дело с нечистой силой, то ревнители
веры за меня возьмутся, станут пятки поджаривать, дабы узнать, не вошел ли
я с ней в сношение."
лапками серебряный жук.
кукольным личиком и не без труда распахнул расписную тяжелую дверь.
изразцового пола, как того требовало придворное вежество и, поднявши
глаза, встретился с пронзительным совиным взглядом царя.
наряд составлен был из длинной рубахи китайского шелка, широкого хитона,
расшитого золотой да серебряной нитью и обсыпанного яхонтами, а также
шапки-мономашки с изображением крестного древа на маковке. Трон стоял в
углу на возвышении, исполненном в виде жены-львицы с очами из оникса.
Кроме Макария и Одноуха в палате было токмо два дворцовых гвардейца из
караула, старший думный дьяк и писец.
никто их больше не видел и не слышал. Гулял слух, что на каменном полу
имеется потайной люк, и ежели царь обопрется ногой на лапу женольвицы, то
отворится колодец, каковой поглотит повинного человека. При падении оный
злодей не разбивается, упав на груду тряпья и хрупких костей, но внизу в
подземелье проживает стая волков - изощренных мучителей. Или же семейство
коркодилов. Или же вообще неведомые чудища.
из моих донесений.
и во взгляде боярина.
ума и бодростью духа. У нас тут каждый твой чих сочтен и записан.
поверх обложечных досок и стал зачитывать мерным голосом:
тысяч целковых, в столичные хранилища не прибыло зерна супротив
условленного количества - двести тысяч пудов, холстины - пятьдесят тысяч
аршин, пеньки - семьдесят тысяч аршин, меда - восемь тысяч ведер, пива -
тысяча бочек...
дать, дабы скотину не резать, - стал сопротивляться Одноух. Однако царь
свел брови свои, образовав грозные морщины на лбу.
Впрочем, хватит о том. Ты мне лучше скажи, мастер срамных дел, отчего у
тебя в воеводстве волхователи один за другим резвятся, смущают народ, учат
неповиновению?
семерых волхователей и ведунов споймал и казнил лютой смертью, в нонешнем
- еще трех. Всех предавал искусным пыткам, чтобы в своей волшбе признались
и покаялись. Я... я новую казнь изобрел - закачивание воздуха мехами через
заднепроходное очко до полного разрыва окаянного преступника.
царь, немного поддавшись вперед и прищурив глаз.
себя знамением крестного дерева.
лицемерами, устраивал, тщась свою ученость показать. Тоже прилюдно. И что
показал? Сквернавцы и кощунники ересь свою в чистые головы втюхивали с
твоего произволения и наглядно доказывали преимущества дьявольского
умствования. Оные злодеи ведь кажным словом, кажным своим действом в
соблазн вводят неискушенного человека... Гордыней и надменством отличился
ты, воевода. Одни хоромы твои чего стоят, каковые ты отгрохал на Выселках,
хозяйствуешь там словно в имении своем, горничные девки толпами бегают,
всех ты их перепортил, козел, страстям своим низменным потакая. Говорено
же было, что нет у тебя своей земли в воеводстве, а просто обозначены поля
и выпасы, с коих тебе кормление идет. И жить тебе надлежит в казенном
доме, каковой выделен в городище для таких как ты, царских слуг...
тем, что разъегоренный воевода ударялся в ноги царю и, пуская сопли из
носа, просил помиловать его, не сечь повинной головы и дать только срок на
исправление всех дел.
огрызался, не замечая как пошли наливаться красным щеки государя. Даже
попрекал Пресветлого. Дескать, нехорошо, что молоть зерно дозволено на
одних только казенных мельницах. Вследствие сего селянин не возжелает
хлеба растить больше, чем необходимо для прокорма семьи и немногочисленной
скотины. Оскудеет, мол, и осунется оттого Теменская земля.
Теменская земля. И обязанность сия лишь малая добавка к тому порядку,
который я устраиваю в своей Теменской вотчине. Но аще порядок мой неумен,
все мои деяния тщетны и радею я о пустом, так чего ж ты... - щеки государя
совсем уж набрякли от крови, - так чего ж ты, таракан запечный, раньше об
том молчал? Спокойно небось принимал ласку и кормление из моих рук. Или
кто-то тебе шепнул, что боятся царского праведного гнева тебе не стоит,
поскольку Пресветлый уже не жилец на сем свете? Ты, сдается мне, с