отчаянии старик. - Не касайся его руки, Анхел!
изменить и тем более предотвратить.
крепко держа руку парнишки, втащить его на заправочную площадку рядом с
топливным баком.
жизни не увидит снова своего племянника...
видно...
коляске вплотную к двери и прислушалась. За массивной дубовой дверью
кто-то двигался. До ее слуха доносились приглушенные звуки, словно там
занимались приготовлением обеда. Позвякивал фарфор, из крана в раковину
текла вода. Слышно было, как кто-то точил ножи, потом что-то резал,
шинковал...
из... спальни ее отца!
Дега впал в глубочайшую депрессию, став добровольным затворником в
собственной спальне. Он выходил из нее всего два раза в неделю, только для
целительства. Ванесса была полностью на попечении слуг. Они умывали ее,
одевали и раздевали. кормили, усаживали в инвалидное кресло и вынимали
оттуда, когда это было необходимо. Маленькая Ванесса страшно тревожилась
за отца. Врачи говорили, что он страдает глубочайшей меланхолией, которая
со временем должна пройти, но Ванесса всерьез опасалась, что меланхолия
доведет отца до безумия. Опершись о подлокотник, она припала ухом к двери.
Там что-то капало, потом послышалось позвякивание столовых приборов, звон
хрустальных бокалов.
маленьким, к тому же уже вечерело, и в комнате царил полумрак.
Прищурившись, она вдруг увидела отца, занятого разделкой кошачьих тушек.
отец, святой человек, разделывал кошачьи тушки на сосновой скамье,
стоявшей в его спальне. Ванесса невольно сосчитала несчастных животных -
шесть маленьких головок были аккуратно расставлены в ряд. В раскрытых
пастях виднелись розовые язычки, глаза широко распахнуты в предсмертной
муке. Кровь стекала в стоявшую на полу широкую чашу. Морис был целиком
поглощен исполнением какого-то ритуала - макал кончики пальцев в кошачью
кровь, подносил их ко рту и...
почувствовала ни гнева, ни ненависти... Нет, больше всего ее пугала, почти
до смерти, неожиданная странная музыка. Поначалу нестройная,
диссонирующая, она постепенно превращалась в чудную гармонию. Волнующе
пели скрипки, контрапунктом вторили флейты, басовитый голос фагота служил
им опорой.
черную мессу в полумраке спальни. Во всех его движениях было что-то
завораживающее, словно Ванесса смотрела на балет с музыкальным
сопровождением. Широкие плечи Мориса обтягивала черная сутана. С
неподражаемой грацией он зажег черные свечи и поднес пламя к пучку сухих
трав. Потом сделал жест, которому было суждено остаться в памяти Ванессы
на всю жизнь.
Ванессу окрестили и до восьми лет она регулярно посещала воскресные мессы.
Потом Морис обрел иных богов, но детские годы, проведенные Ванессой в
католической вере, еще долго оставались в ее памяти. Вот и сейчас, когда
она молча наблюдала за ритуальными действиями своего отца, на нее
нахлынули детские впечатления.
кровью. Потом тряхнул рукой вниз и коснулся ею лба. Поначалу этот жест
показался Ванессе знакомым, но уже через секунду она вдруг поняла, что это
было извращенное, как бы перевернутое крестное знамение...
дверь и вошла в новую церковь отца.
сидела молча, погруженная в размышления, и это начинало беспокоить шофера.
Старый дурак! Он и понятия не имел, что Ванесса была на грани свершения
чуда.
выпутываются, если смогут, а мы с вами...
утомительной и...
сильно ослабевшим, хриплым голосом:
тем временем решил ненадолго посадить за руль Анхела. Сам он все еще не
мог оправиться от последнего приступа мучительной боли. Сидя на
пассажирском месте, он глубоко дышал, давало о себе знать обожженное
нутро. Перед глазами все еще плясали мушки.
он.
откликнулся парнишка.
направляйся на запад, хорошо?
этого зависела его жизнь. Глаза неотрывно смотрели на шоссе. Лукас не мог
удержать слабую улыбку:
шофера.
оправдываясь, проговорил Анхел.
девятнадцатилетнего парня. Даже представить себе не могу, что было бы с
нами, если бы не ты и твой дядя.
забыть о мучениях и думать о том, как же им всем выпутаться из этого
невероятного кошмара. Тем временем грузовик приблизился к окраинам
Сент-Луиса. По рации то и дело доносились обрывки слов, которые произносил
слабый голос старого Флако. Похоже, это были цитаты из Нового Завета, но
Лукас решительно ничего не мог понять.
чувствовал себя в полной изоляции от внешнего мира. Его угнетало сознание
того, что все они втроем зажарятся словно тосты, если он не найдет выход
из положения.
колесо.
задумчиво произнес Лукас.