парламента, а ты как бы народ. И нечего лезть своим небритым рылом в
государственные дела. Развели, понимаешь, плюрализм. Сдавай, Чапай.
Длинноволосый позеленел, как лежалый покойник. Его била крупная дрожь, по
лицу струился холодный пот, перемешанный со слезами, которые непроизвольно
текли из мутных поросячьих глазок. Из носа тоже текло, и с распухшей нижней
губы свисала длинная нитка розовой слюны. Он был полностью раздавлен, и
Чапаю стало противно, как будто перед ним сидел гигантский слизняк, на
которого невзначай наехал грузовик.
пленнику. - Все не так уж плохо. У тебя шикарные шансы - пятьдесят на
пятьдесят. Если Чапай выиграет, дадим тебе на пиво и отпустим с миром. А
если выиграю я, мы все сделаем быстро и почти не больно. Но мне, знаешь ли,
в картах не везет. Я все больше по бабам. С бабами у меня полное
взаимопонимание, а вот карта меня не любит... Ну что, Чапай, вскрываемся?
эта игра велась всерьез, судьба длинноволосого была бы решена: Клюв набрал
ровно двадцать одно очко, в то время как у Чапая оказалось семнадцать. Но
это был спектакль, который с теми или иными вариациями разыгрывался не
первый раз, и поэтому Чапай, торжествующе хлестнув своими картами по крышке
стола, воскликнул:
тебя, так что с тебя причитается. Только имей в виду: если что, я тебя
из-под земли достану. Я тебя выручил, я тебя в случае чего и закопаю - прямо
живьем, запомни. Прямо тебе скажу: влез ты в нехорошую историю, и жить тебе
сейчас надо тихо-тихо, как будто тебя и вовсе на свете нету. Дорогу сюда
забудь. Это конспиративная квартира ФСБ, тут кругом наши люди, так что, если
появишься поблизости, назад уже не вернешься.
рот и поспешно отвернулся. Чапай неодобрительно покосился на него и снова
перевел взгляд на пленника, который на протяжении всей его речи непрерывно
кивал головой, словно пшено клевал.
Думаю, ты разумный парень и не станешь по собственной воле искать себе
неприятности. Правда ведь, не станешь?
наверняка лишила бы его левого глаза.
Темнишь, гнида?
разница? Он ведь знает, что в случае чего мы придем не за мамой и не за
папой, а за ним лично.
плечо, скрылся за воротами дачи, Чапай запер за ним калитку, закурил и
задумчиво посмотрел на Клюва.
Ты знаешь, мне почему-то показалось, что он не шутил насчет того, чтобы
пришить этого чудика. Не нравится мне это, Клюв. Я к нему на работу
охранником нанимался, а не мокрушником.
готов был вот-вот пролиться очередной дождик. Он молчал целую минуту, а
потом все так же молча повернулся к Чапаю спиной и скрылся в доме. Чапай
озадаченно поскреб макушку согнутым мизинцем, в три затяжки докурил сигарету
и двинулся следом за ним. Он многое отдал бы, чтобы узнать, о чем думает его
напарник.
Глава 13
страницу, на которой его прервали, легко поднялся с дивана, сунул книгу под
мышку и пошел открывать.
странно: в просторные, не первой свежести темные брюки и знакомую серую
рубашку с закатанными до локтя рукавами. В таком виде он напоминал
обывателя, выскочившего из дома на полчаса, чтобы сбегать в булочную и
заодно пропустить кружечку пивка за углом. На плече у полковника висела
спортивная сумка, а на голове красовалась легкомысленная бейсбольная кепочка
с длинным козырьком и вышитым на лбу адидасовским трилистником. Сдерживая
улыбку, Илларион перевел взгляд вниз, на полковничьи ноги, но вместо
новеньких кроссовок, которые он ожидал там увидеть, на ногах у Мещерякова
оказались поношенные туфли из мягкой темно-серой замши.
король.
полковничьего лица ему не понравилось. Мещеряков прекрасно владел собой, и
посторонний человек вряд ли сумел бы что-нибудь заметить, но Илларион знал
полковника много лет и прекрасно видел, что тот пребывает в состоянии
какого-то болезненного нервного напряжения и сосредоточенности. Губы у него
были сжаты в тонкую прямую линию, а брови хмурились. Ото, подумал Илларион.
Что-то случилось. Что-то очень нехорошее, поганое что-то. Давненько я его
таким не видел.
вертевшиеся на языке колкости и наводящие вопросы: ситуация явно не
располагала к пустому трепу.
опустился на стоявшую в прихожей скамеечку, словно и впрямь превратившись в
проколотый воздушный шар. Он зачем-то снял свою кепку, повертел ее в руках и
снова нахлобучил на голову, сильно потянув за длинный козырек. - Черт его
знает, - сказал он, - срочно это или нет... Если честно, я вообще перестал
что бы то ни было понимать во всей этой истории.
незамысловатая.
дороге сюда, ко мне поступила новая информация.
любопытства. Судя по выражению лица Андрея, привезенные им новости
действительно были не слишком хороши. - Любопытно, - повторил Илларион, -
что же это за информация такая, что на тебе лица нет?
мне позвонил Сорокин...
Иллариона Забродова, и всякий раз его появление бывало связано с очередными
неприятностями. Это было тем более досадно, что Илларион искренне
симпатизировал Сорокину. От взаимной настороженности, которую они с
полковником испытывали в момент своего знакомства, давно не осталось и
следа, но это не меняло дела: такая уж была у полковника Сорокина работа,
что один его вид поневоле вызывал самые неприятные мысли и ассоциации. По
этому поводу Илларион постоянно цитировал одну и ту же строфу из
бессмертного ?Дяди Степы?: ?Ведь недаром сторонится милицейского поста и
милиции боится тот, чья совесть нечиста?. Не удержался он от любимой цитаты
и теперь - отчасти в силу привычки, а отчасти для того, чтобы хоть немного
разрядить обстановку.
Иллариона, и даже воздержался от обычных ворчливых комментариев. Илларион
замолчал и выжидательно уставился на приятеля, окончательно убедившись в
том, что дело плохо: если уж Мещеряков перестал ворчать, значит, ему
действительно не до пустой болтовни.
сделалось нестерпимо тягостным.
Мещеряков. - Кого мы искали? Мальчишку-программиста, у которого в голове
сплошные процессоры и материнские платы, так?
экстраординарное?
экстраординарное, что сам собой возникает вопрос: он ли это был? Знаешь, что
сказал Сорокин? Два часа назад в институт Склифософского доставили Аверкина.
Его два раза пырнули кухонным ножом среди бела дня. Насколько я понял
Сорокина, врачи не уверены, будет ли он жить.
корточки, привалившись спиной к стене прихожей. Он принялся рассеянно
хлопать ладонью по пустым карманам, начисто позабыв о том, что сигареты
остались на столе в кухне. Мещеряков покосился на него, поморщился, вынул из
кармана портсигар и протянул его приятелю. Илларион благодарно кивнул, взял
сигарету, повертел ее в пальцах, разминая, но почему-то не закурил, а
засунул за ухо. Вид у него при этом был самый отсутствующий. - Ладно, -
сказал он наконец, - будем считать, что первую порцию я благополучно
переварил. Давай, полковник, сыпь дальше. Это ведь, насколько я понимаю, не
все?