двухламповые радиоприемники, всюду пачки газет и журналов.
сообщений о разных происшествиях: скандал на заседании городского совета,
около Черной скалы найдена утопленница, авария на улице Кларенс... Журнал
"Дикий Запад", номер "Любителям кино", засунутый за чернильницы, вечные
ручки, бумажные тарелки для пикников и маленькие топорные игрушки, роман
Марии Стоупс "Супружеская любовь". Малыш внимательно разглядывал все это.
сам один раз был женат. Это у тебя прямо в печенке сидит. Нервы. Знаешь, -
продолжал Дэллоу, - я даже пошел и купил одну из таких вот книжонок. Но не
узнал из нее ничего нового. Вот только насчет цветов. Про их пестики.
Просто не верится, какие чудеса творятся среди цветов.
сжались. Он умоляюще и с ужасом смотрел на Дэллоу. Если бы Кайт был здесь,
подумал он, тот бы ему все рассказал... хотя, будь здесь Кайт, в разговоре
этом и нужды бы не было... ни за что бы не влип он в такую историю.
тобой. Пинки? Вид у тебя не особенно важный.
что я, не следил за ними каждую субботнюю ночь?.. Не слышал, как скрипела
кровать? - Глаза его стали круглыми, как будто он видел что-то ужасное. -
Когда я был маленьким, то поклялся, что стану священником, - глухо добавил
он.
необидно захохотал, расставив ноги так неуклюже; что ступил в собачье
дерьмо.
чему. Держатся в стороне от всего этого. - Его губы и скулы задрожали,
казалось, он сейчас разрыдается, кулаки его бешено застучали по витрине:
утопленница, приемник и этот ужас - "Супружеская любовь".
сказал Дэллоу, очищая подметку о край панели. Но при слове "позабавиться"
юноша затрясся, как в лихорадке.
грязную мостовую; в витрине с "Супружеской любовью" отразилось его полное
отчаяния юношеское лицо. - Так она положила голову на рельсы, там, где
проходит поезд на Хассокс. Да ей пришлось еще ждать минут десять до поезда
семь пять... Он из-за тумана позже отошел от вокзала Виктория. Голову
отрезало начисто. Ей было пятнадцать. У нее должен был родиться ребенок, а
она знала, чем это пахнет. У нее уже был ребенок за два года до этого, так
его могли бы пришить дюжине мальчишек.
не был таким разговорчивым; говоря, он рассматривал бумажные тарелочки с
гофрированными краями и двухламповый приемник; тарелочки такие изящные,
приемник такой топорный. - Жена Билли зачитывается ими. Знаешь, какого они
сорта. "Леди Ангелина подняла сияющие глаза на сэра Марка". Тошнит меня от
них. Тошнит больше, чем от других... - Дэллоу с изумлением следил за этим
прорвавшимся потоком красноречия. - От тех, что покупают из-под прилавка.
Спайсер их частенько доставал. О том, как побеждают девушек... "Стыдясь
показаться в таком виде перед молодыми людьми, она остановилась..." Все
это одно и то же, - сказал он, отведя полный ненависти взор от витрины и
пробежав глазами из конца в конец длинную грязную улицу: запах рыбы,
неровный тротуар, засыпанный опилками... - Это и есть любовь, - сказал он
Дэллоу, невесело усмехнувшись. - Это и есть забава... Это и есть игра.
ведь католик? А вы верите...
Малыш.
звон колоколов прекратился, пробило два.
его упала, он посмотрел мимо Дэллоу вдоль улицы. И проговорил безнадежно:
- Вот и она. Что ей на этой улице надо?
приближающейся тоненькой фигуркой. На таком расстоянии она выглядела даже
моложе своих лет. Он добавил: - А все-таки Друитт здорово умно поступил,
достав разрешение на брак.
тех, кто соблюдает приличия. - Он рассматривал девушку, как будто это
незнакомка, с которой у него назначено свидание. - Видишь ли, тут еще в
одном деле повезло. Меня не зарегистрировали при рождении. Во всяком
случае, не в таком месте, где это можно проверить. Вот мы и добавили пару
годков. Родителей нет. Опекуна нет. Старый Друитт наплел целую
трогательную историю.
нравилась Малышу; новый плащ, немножко пудры, дешевая губная помада. Она
была похожа на маленькую аляповатую статую в какой-то жалкой церквушке -
бумажная корона не показалась бы на ней странной, да и раскрашенное сердце
тоже; на нее можно было молиться, но нечего было ждать от нее помощи.
опаздываешь?
слова, как будто призналась, что пошла на переговоры с его врагом, - я
ходила в церковь.
исповедаться.
- Она даже не взглянула в сторону Дэллоу. Религиозный термин прозвучал в
ее устах странно и педантично. На грязной улице стояли два католика. Они
понимали друг друга. Она произносила слова, обычные и для рая и для ада.
сообразила. Нельзя мне исповедаться. И ушла прочь. - Она прибавила со
страхом и вместе с тем с грустью: - Мы ведь совершаем смертный грех.
Теперь он заслуживал кару пострашнее: школьный циркуль был далеко позади,
да и бритва тоже. Сейчас у него было такое чувство, будто убийство Хейла и
Спайсера обычное дело, детская забава, и он уже далеко от всего этого
ребячества. Убийство, только привело его к этому... этому падению.
Сознание собственной значительности наполнило его благоговейным трепетом.
ее локтя. Снова, как уже было однажды, он почувствовал, что нуждается в
ней.
Казалось, что он произносит все эти свои шутки во время процесса с тайным
намерением довести их до слуха судьи. В бесконечном коридоре мэрии,
ведущем к смертям и рождениям, стоял запах дезинфекции. Стены были
облицованы плитками, как в общественной уборной. Кто-то обронил на пол
розу. Друитт продекламировал торопливо и небрежно:
святилища, опуститься на колени у решетки алтаря перед священником и
святыми дарами.
Подпишитесь на этой строчке. Сядьте здесь. Нам ведь нужно дождаться своей
очереди.
По скользкому полу соседнего коридора скрипели шаги какого-то клерка.
Вскоре открылась большая коричневая дверь, и они увидели за ней целый ряд