Чтение 41–й страницы книги ~Почетный консул~

- Кто это зовет, Пабло?

- Больной.

- Тед! Где ты, Тед?

- Это гринго! - Старик с благоговением добавил: - Никогда еще не видел
у нас в квартале гринго. Да и радио тоже. Ты стал большим человеком,
Пабло.

Акуино повернул рычажок приемника на полную громкость, чтобы заглушить
Чарли Фортнума, и женский голос принялся громко восхвалять хрустящие
рисовые хлебцы Келлога. "Так и брызжут жизнью и энергией, - провозгласил
голос, - золотистые, сладкие, как мед".

Доктор Пларр проскользнул в соседнюю комнату. Он прошептал:

- В чем дело, Чарли?

- Мне приснилось, будто в комнате кто-то есть. Он хочет перерезать мне
горло. Я так испугался. И решил убедиться, что вы еще здесь.

- Больше не подавайте голоса. Здесь посторонний. Если вы заговорите,
нам всем грозит опасность. Я приду к вам, как только он уйдет.

Когда Пларр вернулся в другую комнату, металлический женский голос
произносил: "Ее будет пленять душистая нежность вашей щеки".

- Просто чудо, - сказал старик. - Подумать только, что ящик может так
красиво говорить.

Тут кто-то запел романтическую балладу о любви и смерти.

- На, потрогай радио, Хосе. Возьми его в руки.

Им всем стало спокойнее: старик был чем-то занят и уже не тянул к ним
свои всевидящие руки. Старик прижал радиоприемник к уху, словно боялся
упустить хоть одно из тех красивых слов, которые он произносил.

Отец Ривас, отведя Пабло в сторону, прошептал:

- Я пойду с ним, если ты думаешь, что так будет лучше.

- Нет, - сказал Пабло, - весь квартал соберется у его лачуги проститься
с его женой. Они будут знать, что старик пошел за священником. А если
придет священник архиепископа, он непременно спросит, кто ты такой.
Захочет проверить твои документы. Того и гляди, вызовет полицию.

Акуино сказал:

- Когда старик будет возвращаться к себе, с ним по дороге может
что-нибудь случиться...

- Нет, - сказал Пабло, - на это я не согласен. Я еще ребенком его знал.

- К тому же сейчас поздно затыкать ему рот, - угрюмо высказал свое
мнение шофер Диего. - Откуда та женщина у колонки узнала, что здесь
священник?

- Я никому ничего не говорил, - сказал Пабло.

- В квартале секреты долго не держатся, - заметил отец Ривас.

- Он теперь знает и про радио, и про гринго, - сказал Диего. - Это хуже
всего. Нам надо поскорее убираться отсюда.

- Вам придется нести Фортнума на носилках, - напомнил доктор Пларр.

Старик потряс приемник и пожаловался:

- Он не трещит.

- А почему он должен трещать? - спросил Пабло.

- Там же внутри голос.

- Пойдем, Хосе, - сказал Пабло, - пора тебе вернуться к твоей бедной
жене.

- А как же отец? - сказал Хосе. - Я хочу, чтобы отец отслужил панихиду.

- Говорю тебе, здесь нет никакого отца. Панихиду отслужит священник
архиепископа.

- Когда мы за ним посылаем, он не приходит. Всегда на каком-то
собрании. Через сколько часов он еще явится, а где в это время будет
блуждать душа моей бедной жены?

- Ничего с ней не случится, старик, - сказал отец Ривас. - Господь не
станет дожидаться священника архиепископа.

Руки старика сразу же потянулись к нему.

- Ты... ты там, тот, кто говорил... у тебя голос священника.

- Нет, нет, я не священник. Если бы ты не был слеп, ты бы видел мою
жену рядом со мной. Поговори с ним. Марта.

Она тихо сказала:

- Да, старик. Это мой муж.

- Пойдем, - сказал Пабло. - Я отведу тебя домой.

Старик упорно не выпускал приемник. Музыка ревела вовсю, но для него
это было недостаточно громко. Он прижал приемник к уху.

- Он говорит, что пришел сюда один, - прошептал Диего. - Как же он
смог? А что, если кто-то нарочно привел его сюда и оставил у двери...

- Он уже был здесь два раза со своей женой. Слепые хорошо запоминают
дорогу. Если я поведу его домой, то, уж во всяком случае, узнаю, не ждет
ли его кто-нибудь и не следит ли за нами.

- Если через два часа ты не вернешься, - сказал Акуино, - если тебя
задержат... мы убьем консула. Можешь им так и сказать. - Он добавил: -
Если бы я целился ему вчера в спину, мы бы сейчас были уже далеко.

- Я слышал радио, - с изумлением сказал старик. Он осторожно положил
приемник, как что-то очень хрупкое. - Если бы я мог рассказать жене...

- Она знает, - сказала Марта, - она все знает.

- Пойдем, Хосе. - Негр взял старика за правую руку и потянул к двери,
но тот заупрямился. Он вывернулся и снова стал как бы пересчитывать их
свободной рукой.

- Как много у тебя гостей, Пабло, - сказал он. - Дай мне выпить. Дай
мне глоточек cana [здесь: самогона из сахарного тростника (исп.)].

- У нас тут нечего выпить, Хосе.

Негр вытащил слепого из хижины, а индеец быстро закрыл за ними дверь.
На миг они почувствовали облегчение, как от свежего порыва ветра перед
грозой.

- Как считаешь, Леон? - спросил доктор Пларр. - Это был шпион?

- Почем я знаю?

- Думаю, тебе надо было пойти с этим беднягой, отец мой, - заметила
Марта. - Жена его умерла, и тут нет священника, чтобы ему помочь.

- Если бы я пошел, всем нам грозила бы опасность.

- Ты же слышал, что он сказал. Священнику архиепископа нет дела до
бедняков.

- Ты что же, думаешь, что и мне до них нет дела? Ведь я рискую жизнью
ради них.

- Знаю. Я не обвиняю тебя. Ты человек хороший.

- Вот уже несколько часов, как она умерла. Что могут дать несколько
капель елея? Спроси у доктора.

- Ну, я имею дело только с живыми, - сказал доктор Пларр.

Марта дотронулась до руки мужа.

- Я не хотела тебя обидеть, отец мой. Я твоя женщина.

- Ты не моя женщина. Ты моя жена, - сердито поправил ее отец Ривас.

- Как скажешь.

- Сколько раз я тебе это объяснял.

- Я глупая женщина, отец мой. Не всегда понимаю. Разве это так важно?
Женщина, жена...

- Важно. Человеческое достоинство - вот что важно. Мужчина, который
чувствует похоть, берет женщину на время, пока ее желает. Я взял тебя на
всю жизнь. Это брак.

- Как скажешь, отец мой.

Отец Ривас устало произнес - видно, ему надоело бесконечно втолковывать
одно и то же:

- Дело не в том, как я скажу. Марта. Это так и есть.

- Да, отец мой. Мне было бы лучше, если бы я хоть иногда слышала, что
ты молишься...

- Может, я молюсь чаще, чем ты думаешь.

- Пожалуйста, не сердись на меня, отец мой. Я очень горжусь тем, что ты
выбрал меня. - Она обернулась к остальным. - В нашем квартале в Асунсьоне
он мог спать с любой женщиной, стоило только ему захотеть. Он человек
хороший. Если он не пошел со стариком, значит, у него были на то причины.
Только, пожалуйста, отец мой...

- Я не хочу, чтобы ты постоянно называла меня отцом. Я твой муж. Марта.
Твой муж.

- Да, но я бы так гордилась, если бы могла хоть раз увидеть тебя таким,
каким ты был раньше... в облачении у алтаря... готовым благословить нас,
отец мой...

У нее снова вырвалось это слово; она прикрыла рот рукой, но было уже
поздно.

- Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

- Если бы я могла увидеть тебя таким, каким ты был в Асунсьоне... на
пасху... в белом облачении...

- Таким ты меня больше никогда не увидишь.

Леон Ривас отвернулся.

- Акуино, Диего, - сказал он, - ступайте на свой пост. Через два часа
мы вас сменим. Ты, Марта, снова иди в город и узнай, не пришли ли газеты
из Буэнос-Айреса.

- Купите-ка лучше для Фортнума еще виски, - вставил доктор Пларр. - При
его норме он быстро приканчивает бутылку.

- На этот раз никто ее с ним не разделит, - сказал отец Ривас.

- На что ты намекаешь? - спросил Акуино.

- Я ни на что не намекаю. Думаешь, я не заметил, как от тебя вчера
несло?

В четыре часа Акуино снова включил радио, но на этот раз о заложнике
даже не упомянули. Как видно, мир о них забыл.

- Они ни слова не сказали, что исчез ты, - заметил Акуино доктору
Пларру.

- Они могут пока об этом и не знать, - ответил доктор Пларр. - Я
потерял счет дням. Сегодня четверг? Помню, я отпустил секретаршу на весь