Чтение 41–й страницы книги ~Кремлевское дело Бешенного~

только с Велиховым, который, по слухам, немного протежировал молодого
бизнесмена.

Долонович не пил, не курил, не афишировал своих романтических увлечений,
был примерным семьянином, проводя много времени со своими двумя маленькими
детьми.

Полной противоположностью Долоновичу был его бывший однокашник по
физтеху, "государственный человек" Шура, он же Александр Викторович Позин,
маленький "винтик" нашей громоздкой и несуразной государственной машины. В
настоящий момент он числился советником главы Администрации Президента
Щенникова, но его реальное влияние было неизмеримо выше.

Единственный сын крупного советского журналиста-международника,
работавшего в разных странах, Шура Позин с детства принадлежал к кругу
советской интеллектуальной элиты, где считалось хорошим тоном ругать
советскую власть, взяв при этом у этой власти все, что только можно:
квартиры, дачи, машины, командировки за границу.

Еще мальчиком Шура побывал с родителями во многих странах, страстно
увлекался иностранными языками и историей. Старший Позин, естественно, видел
сына еще более, чем он сам, известным и влиятельным журналистом. Но, окончив
школу с золотой медалью, Шура подал документы в физтех. Что это было?
Закономерный протест против запланированной отцом карьеры? Желание проявить
самостоятельность и попробовать себя в том деле, в котором почти не
разбирался? А может, просто присущий натуре юного Позина откровенный
авантюризм? История умалчивает...

Так или иначе, прирожденный гуманитарий, книгочей и театрал, без труда
поступил в сложнейший технический вуз и успешно его закончил. Карьеру
великого физика ему не прочили, но приличные деньги он всегда мог
заработать, делая переводы с трех европейских языков, которыми он с детства
владел в совершенстве. Он и в студенческие годы принципиально не брал деньги
у отца, существенно приращивая стипендию гонорарами за переводы и выигрышами
в карты: среди знатоков преферанса он слыл редким виртуозом. До перестройки
он практически не интересовался политикой.

Но первая мощная и мутноватая волна "демократизации" выплеснула на
поверхность целую когорту разного калибра и разных специальностей научных
сотрудников, которые в одночасье стали видными политиками - Гайдар, Мурашев,
Попов,

Станкевич и иже с ними. В их числе оказался и Шура Позин, что, в
принципе, было неудивительно. В отличие от своего приятеля домоседа
Долоновича, Позин был человеком светским, посещавшим все вернисажи и
премьеры. Он в буквальном смысле знал всех и со многими людьми, даже
существенно старше себя, был на "ты".

Он обладал изумительным даром легко сходиться с самыми разными людьми и
умудрялся поддерживать с ними приятельские отношения. В этом нечастом в наши
дни умении общаться, поддержать разговор на любую тему и сохранять, по сути,
бескорыстные приятельские отношения Позину не было равных. Быть может, он
учился этому с детства, поскольку в родительском доме с младенческих дней
сиживал на коленях у разных знаменитостей.

Еще в те далекие годы, когда рядом с опальным Ельциным были только
Коржаков и Суханов, будущий Президент на какой-то встрече московской
интеллигенции с кандидатами в российские депутаты заприметил милого,
интеллигентного, хорошо воспитанного и прекрасно выступавшего молодого
человека. Когда Ельцин стал Председателем Верховного Совета России, он
пригласил Позина работать в свой аппарат. Зоркий глаз опытного политика
разглядел главное свойство характера Позина - он не был карьеристом. Власть
и деньги как таковые его вовсе не интересовали.

А занимал его исключительно род человеческий, вернее, его ничтожность.
Более всего на свете Шурик Позин любил наблюдать, как ведет себя человек,
попавший в экстремальную ситуацию. Шура просчитывал его шаги наперед и в
подавляющем большинстве случаев оказывался прав. За это глубинное понимание
человеческой природы и мотивов поступков тех или иных людей прежде всего и
ценил его Президент.

Мало кто и помыслить мог о том, что большинство знаменитых кадровых
"рокировочек" Президента сделано по советам милого и обаятельного Шуры,
который всегда оставался в тени.

Можно было бы считать его злобным циником и мизантропом, однако сам Шура
никогда никому не желал и не делал сознательного зла и ко всем относился
доброжелательно, хотя и не без иронии.

В политической игре, как и в карточной, его занимал не выигрыш, а сам
процесс, метод проб и ошибок. Его задачей было спланировать стратегию и
выработать модель, оптимально ведущие к поставленной заказчиком цели, а уж
конечный результат его не тревожил, пусть о нем заботится заказчик.

Женат Позин никогда не был, но время от времени появлялся на презентациях
и светских приемах с юными привлекательными девицами, которых представлял
как своих невест. Вечера он проводил в казино и ночных клубах. Одно время
даже ходили слухи о его не совсем традиционной ориентации, шептались даже о
его бурном, хотя и непродолжительном романе с модным беззубым певцом Шурой,
с ударением на втором слоге, как будто их где-то видели вместе, но скорее
всего это были беспочвенные сплетни, которые сам Александр Викторович и
распускал исключительно ради собственной забавы.

Последним членом славной троицы, пьющим крепкий кофе без сахара, в
отличие от двух Александров, приверженцев чая, был персонаж несколько
старший их по возрасту и еще более колоритный. Звали его Гавриил
Петропавловский. Внук православного священника по линии отца и хасидского
раввина, знатока талмуда и каббалиста, по линии матери (оба деда, отец
Гавриил и ребе Габриэль, бесследно сгинули в лагерях) с детства был
антисоветчиком и диссидентом.

На его долю выпало три года лагеря, пять лет ссылки, отъезд в США, где он
получил диплом политолога, женился и даже несколько лет преподавал курс
русской истории и политики в одном, правда, не самом знаменитом
университете. В Москву он вернулся с теплыми рекомендательными письмами от
Дмитрия Саймса, известного американского политолога, тоже выходца из России,
женатого на дочери бывшего помощника Ельцина по международным делам.

Приятели не спеша допивали чай и кофе из старинных фарфоровых чашек. В
камине уютно потрескивали сухие поленья. Мебель, картины на стенах, посуда,
коллекция старинных тростей, в каждой из которых таился острый стилет, - все
это создавало особую изысканную атмосферу, располагавшую к размеренным
движениям и неторопливой дружеской беседе.

Позин очень любил этот дом. Его хозяин, известный антиквар, приятель
Шуры, без излишних расспросов выпив, с гостями чашку чая, несколько минут
назад ушел работать в мастерскую, расположенную в самой дальней части дома
на третьем этаже.

Ставни в гостиной никогда не открывались, телефона поблизости не было.
Приятели выжидали, кто начнет предстоящий важный разговор. Первым не
выдержал Шура. Светский и "государственный" человек терпеть не мог долгих
многозначительных пауз.

- Санек, а кстати, где Велихов? - спросил он Долоновича.

- Отсиживается в своем округе, дом там купил, - односложно ответил
неразговорчивый Долонович.

- Неужто Аркашонка наконец-то взялся за ум и притих хоть ненадолго? -
эмоциональный Петропавловский относился к Велихову с известной долей
презрения, считая того жлобом и мелким аферистом. - Моя покойница бабушка,
мир праху ее, всегда меня учила: нигде, ни в родной стране мира богатых
евреев не любят. Скопил себе капиталец и сиди тихо, не высовывайся. Вот ты,
Саша, правильно себя ведешь. А этот... То он уговаривает кого-то замочить,
то его взрывают! Если он что-то покупает - газету, телеканал или нефтяную
компанию, так все об этом только и говорят. Если не он покупает, то все
уверены, что покупает на самом деле он, но через подставных лиц. Скоро будут
писать о том, кто и как готовит ему кошерную курочку. Ну ни в чем человек
меры не знает! Согласны? - Он вопросительно посмотрел на собеседников.
Долонович пожал плечами, а Позин примиряюще сказал:

- Гаврик, ты умный и активный. Не трать свои нервные клетки на Аркашу -
он тебе за это ничего не заплатит. Давай переходи к делу!

Эта троица составляла своего рода "мозговой трест" будущей предвыборной
кампании и должна была конкретизировать и развить разрозненные идеи, впервые
прозвучавшие на встрече "семьи" на даче Бакурина.

- На коммунистической опасности эту кампанию не построишь, - задумчиво
произнес Петропавловский.

- Да какая уж от них опасность. Дядюшка Зю блаженствует в роли
бессменного лидера оппозиции. Да и зачем им брать на себя ответственность за
страну, когда и так хорошо. Блага получай - ни за что не отвечай, - охотно
подтвердил Шура.

- Олигархам опаснее всего тандем Лужков - Примаков. Если кто-то из них
придет к власти, обязательно прогонит их со скандалом и назначит олигархами
своих. - Петропавлорский бросил взгляд на невозмутимого Долоновича. - А
"Яблоко" с его пацифистскими настроениями избирателей потеряет - страна
жаждет чеченской крови.

- Да уж, Гришенька занял на нашей политической сцене ложу честного,
бедного и непонятого и пусть там сидит. Иметь принципы да еще и отстаивать
их в нашем мире недешево стоит, - произнес как приговор Шура.

- С доблестным "сыном юриста" у нас проблем, само собой, не бывает. И
правые давно приручены. Если вдруг наш сорокалетний вечный "киндер-сюрприз"
зачудит, Толик его мигом на место поставит, - соображения Гавриила не
вызвали никаких возражений. - Печально одно: дорогое в прямом и в переносном
смысле дитя нашей власти НДР сдулся, как детский цветной шарик. Есть идея, -
Петропавловский выразительно глянул на потолок, - создать новое движение в
пику Лужкову и Примакову, опираясь в основном на регионы...

- Идея-то здравая, а успеем ли? - подал голос

Долонович.

- При солидных наличных деньгах в России за два месяца можно раскрутить
любую кандидатуру и на пост Президента, - самодовольно заявил

Петропавловский.