секретарше, я сказал, чтобы она отнесла ко мне в машину досье Милкаби,
пачку бумаги для пишущей машинки и копирку. Я видел, как вы проходили по
коридору в своем белом пальто. Я зашел в комнату редакторов, откуда до-
носился такой знакомый мне гвалт. Это Гошеран раздавал конверты с преми-
альными. Я попросил его дать мне ваш конверт. Затем вернулся к вам в ка-
бинет. Я был уверен, что вы оставили записку, в которой объясняете свой
неожиданный уход.
своим глазам. Вы написали, что вечером улетаете на самолете, а ведь я
именно об этом и мечтал - чтобы все думали, что вы куда-то уехали. Но,
как я вам уже сказал, Дани, голова у меня работает быстро, и моя радость
была недолгой. Вы уже сделали один шаг, который сверх всякого ожидания
совпадал с моим планом, и уже один этот шаг мог все разрушить. Я задумал
послать в Орли ту пресловутую телефонограмму от вашего имени, в которой
бы говорилось, что, если Коб улетит в Вильнев, вы последуете за ним. Но
ведь вы не могли решить, что едете, за три часа до того, как узнали, что
он наплюет на ваши угрозы и все равно улетит. Конечно, пока что я еще
имел возможность выбрать, чем мне воспользоваться - вашей запиской, ко-
торую мог увидеть любой служащий в агентстве, или все-таки телефонограм-
мой, которую я задумал отправить. Ведь одно исключало другое. Если бы я
об этом не подумал, если бы я вовремя не сообразил, что получается неле-
пица, которую заметил бы даже самый тупой полицейский, вы бы, Дани, сра-
зу победили, даже если бы я убил вас. Я выбрал телефонограмму. Я сложил
вашу записку вчетверо и сунул к себе в карман. Она никому не была адре-
сована, и после отправления самолета, на котором должен был лететь Коб,
могла мне пригодиться. Да, времяэто действующее лицо, Дани, и наша с ва-
ми жизнь в течение последних дней была дуэлью, в которой мы пытались за-
воевать его благосклонность.
кая неподвижная фигура была резко очерчена. Под предлогом, что я хочу
дать вам возможность захватить необходимые вещи, а на самом деле для то-
го, чтобы побывать в вашей квартире и суметь потом проникнуть туда, я
повез вас на улицу Гренель. Помню, как мы ехали, ваш спокойный голос,
ваш профиль с коротким носиком, луч солнца, неожиданно осветивший ваши
волосы. Я боялся самого себя. Ведь чем меньше я буду с вами разговари-
вать и смотреть на вас, тем меньше меня будет преследовать мысль, что за
этими темными очками, за этим гладким лбом ритмично бьется чужая жизнь.
порог вашей квартиры, как в моей памяти всплыли все подробности призна-
ний Аниты, все те кошмарные сны, которые мучили меня по ночам. Вы закры-
лись в ванной комнате. Я позвонил на авеню Моцарта и тихо сказал Аните,
чтобы она с Мишель ждала нас в квартале Монморанси. Она с беспокойством
спросила: "С Мишель? Почему с Мишель?" Я ответил, что так будет лучше.
Больше я ничего не мог сказать, потому что сам я прекрасно слышал каждое
ваше движение за стенкой. Мне подумалось, что вы отнесетесь ко всему с
большим доверием, если, войдя в "наш дом", увидите нашу дочь. Но не
только это соображение руководило мною. Я хотел, чтобы Мишель была рядом
со мной. Я, по-видимому, боялся, что, если дело примет дурной оборот, то
в ту минуту, когда у нас еще останется возможность удрать за границу, ее
не окажется с нами. И это была правильная мысль. Ведь сейчас и Анита, и
Мишель в безопасности.
вала объяснений, а я ничего не мог ответить. Мне надо было в вашем при-
сутствии описать ей, как вы сейчас выглядите, и в то же время не вызвать
у вас подозрений. И я стал говорить так, будто она спросила меня что-ни-
будь вроде того: "Я уже шесть месяцев не видела Дани, она изменилась?"
Вы присели на ручку кресла и надевали белые лодочки - одну, потом дру-
гую. Узкая костюмная юбка, короткая, как и полагается по нынешней моде,
весьма откровенно демонстрировала ваши длинные ноги, и я обратил на них
внимание, хотя сам удивился, что в такую минуту способен на это. Я про-
должал говорить. Мне кажется, говорил я своим обычным голосом. Но мысли
мои расплылись, так же как недавно тушь для ресниц на лице Аниты. Впер-
вые я физически ощутил, что мне предстоит вас убить, лишить жизни живое
существо, сидящее сейчас рядом со мной, и сделать это не путем каких-то
расчетов и умозаключений, но просто-напросто собственными руками, как
убивает свою жертву мясник. Я пережил паршивую минуту, Дани. Потом все
проходит. И что бы мне ни говорили по этому поводу, как бы ни пытались
меня убедить в обратном, теперь я знаю: проходит. Все проходит, да. На
какой-то миг, всего на один миг вы испытываете тошнотворное нежелание -
наивысшей точки оно достигает, когда кажется, что лучше умереть самому,
- но потом оно проходит навсегда, а к тому осадку, что остается от него,
вы постепенно привыкаете. Убивать легко и умирать легко. Все легко.
Трудно только одно: хоть на минутку утешить того, кто замурован в нас,
кто не вырос и никогда не вырастет, кто беспрестанно взывает о помощи.
ба, который захватил с собой. Сначала я думал использовать его как еще
одно доказательство вашей связи с Кобом, но, пока вы ходили, я поразмыс-
лил, и мне пришло голову, что в нужный момент, завтра утром, это ле-
карство может стать тем самым оружием, которое я искал, чтобы вас убить.
Я решил создать такую версию: привезя труп своего любовника в багажнике
его "тендерберда" из Вильнева в Париж, вы, потеряв всякую надежду скрыть
свое преступление, покончили с собой. Выпить пузырек дигиталиса - мне
показалось, что это вполне правдоподобный способ самоубийства для женщи-
ны. А добиться, чтобы вы это сделали, я сумел бы без особого труда. Я
силой заставил бы вас, вы слишком слабы, чтобы оказать мне сопротивле-
ние.
- вы явно были убеждены, что находитесь у нас. Когда я, поднявшись на
второй этаж к Аните, рассказал ей об этом, она не поверила. А вы уже се-
ли за старенький "ремингтон" покойного хозяина и принялись печатать. Ми-
шель была с нами, она сидела тут же на площадке лестницы в кресле с вы-
сокой спинкой и держала на коленях куклу. Теперь, когда она была рядом,
я чувствовал себя хорошо. Анита сказала мне: "Я знаю Дани лучше тебя.
Уверена, что она не поддалась на обман. Просто никогда нельзя понять,
что скрывается там, за ее темными очками". Я пожал плечами. Лично мне в
эту минуту не давал покоя ваш белый костюм. Раз он был сшит в ателье, с
которым связано мое агентство, я не мог позвонить туда, чтобы мне немед-
ленно доставили такой же. Правда, у Аниты был белый костюм, но он ни ка-
пельки не походил на ваш. Она мне сказала, что посмотрит ваш и тогда
что-нибудь придумает. Белые лодочки у нее есть, а уж причесаться, как
вы, она сумеет. Я объяснил ей, что она должна сделать: отвезти девочку к
своей матери, купить на аэровокзале Энвалид билеты на самолет до Марсе-
ляМариньяна, затем поехать на фестиваль рекламных фильмов, где мы должны
были быть вдвоем, и дать понять окружающим, что я тоже там, потом отпра-
виться на авеню Моцарта, переодеться, взять такси до Орли, сесть в само-
лет "Эр-Франс", который улетает около одиннадцати часов и делает посадку
в Лионе. В Лионе мы встретимся. Мы уточнили все детали этой встречи, а
также вашего пребывания вечером в доме Коба.
она убеждена, что вы не остановитесь, пока у вас не заболят глаза, и вы
не из тех, кто станет рыскать по чужой квартире. Но я все же предпочел
принять меры предосторожности. Мы нашли у Коба несколько таблеток снот-
ворного и растворили их в вине, которое Анита поставила потом для вас на
столик вместе с холодным ужином. Чтобы снотворное оказало свое действие,
его надо было положить щедро, так как Анита сказала, что больше одного
бокала вина вы никогда не пьете. Я кинул таблетки в вино на глазок. Все
это мы проделали на кухне, в то время как вы считали, что я уже уехал.
На самом же деле, когда Анита показывала вам вашу спальню, я прошел в
комнату, где вы печатали, вынул из вашей сумочки ключи от квартиры на
улице Гренель, водительские права и - эта идея мне пришла в голову вне-
запно - вашу бирюзовую шелковую косынку. Нежно поцеловав уснувшую в кух-
не Мишель, я взял один из чемоданов Коба, в который уложил наверху его
одежду-ту, что он носил в свой последний день, - и спустился в подвал.
светом лампочки. Я сказал ему мысленно, что наконец мы поменялись места-
ми - теперь он в более дурацком положении. Сейчас мы вместе с Анитой за-
щищаем свою единую жизнь - нашу и Мишель, - и Анита больше, чем ког-
да-либо прежде, стала мне женой. Что он мог ответить на это? Жалкий бол-
ван, да, жалкий подонок. Я поднял винчестер и положил его наискосок на
чемодан. На столике я обнаружил коробку патронов (30х30) и тоже взял с
собой. Убедившись, что одна гильза осталась в магазине ружья, я разыскал
на полу две остальные. Затем запер дверь на ключ и вышел через черный
ход в сад. Анита ждала меня там, прислонясь к стене. Я дал ей денег. Все
ключи Коба я оставил у себя, мне некогда было разыскивать в связке, ко-
торый из них от дома в Вильневе. Анита меня поцеловала, у нее были горя-
чие губы. Она сказала мне, что будет такой, какой я хотел бы ее видеть,
и еще сказала, что я верный человек и она меня любит.
нее мое воспоминание о доме Коба в тот вечерэто освещенное окно на пер-
вом этаже, за которым смутно виднелось ваше лицо и светлые волосы. Я по-
ехал на улицу Гренель. На лестнице мне никто не повстречался. Я открыл
дверь, вошел и запер ее за собой. Первым делом я передал телефонограмму
в Орли. Потом засунул в чемодан Коба два ваших платья, черные брюки, ва-
ше белье и еще кое-какие вещи из ящиков шкафа. Я взял также белое пальто
и одну серьгу - вторая закатилась куда-то под тахту. Было уже десять ми-
нут восьмого. Самолет Коба вылетал в семь сорок пять, но я все-таки заг-
лянул в ванную комнату - там еще валялось платье, в котором вы были в
агентстве. Я взял и флакон ваших духов.
половине восьмого, вторая показывала сто шестьдесят. Машину я оставил у
Громыко Ольга
Пехов Алексей
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Никитин Юрий
Акунин Борис