справедливо!
челюстями. Наверняка ему снится еда. Вгрызается сейчас воображаемыми зубами
в воображаемую ножку курочки и воображаемый сок стекает по губам. М-м-м!
Это становится невыносимым. Я отворачиваюсь от лица Сергея, который уже
пытается заглотить то, что разжевал. И вижу... Это ужасно! Сгущенка,
половина от съеденной утром пайки, хранящаяся на баке с пресной водой, не
стоит, как положено, а лежит на боку и, значит, молоко растекается по баку.
Я осторожно, за края, снимаю мокрую тряпку, которой мы прикрываем бак,
защищая воду от разрушительного воздействия солнца. Так и есть. Молоко
желтоватой лепешкой покрывает жесть, канат, которым бак привязан к настилу
пола.
руки, ожидаю "инструмент", глубоко спавший Салифанов открывает правый глаз
и подозрительным зрачком косится на меня. Он понимает, оценивает,
рассчитывает ситуацию в долю секунды. Вскакивает, двумя плавными прыжками,
в точности, как гепард, загоняющий жертву, достигает бака, падает возле
него на колени и начинает языком обрабатывать от краев к центру
металлическую поверхность.
сладкую массу, быстро облизываю и вновь отправляю на поиски калорий.
Закостеневшую голову Сергея в сторону отодвинуть невозможно, наверное, даже
домкратом. Я убыстряю движения своей руки, теперь она мелькает так, что,
наверное, не просматривается со стороны, будто спицы едущего велосипеда.
Откуда пальцы выуживают молоко - с бака, каната или салифановского языка? Я
уже не задумываюсь. Идет борьба за насыщение.
до блеска, не то что молоко, появившаяся было ржавчина снята его языком. Он
что у него, из наждачного камня? Салифанов блаженно жмурится, старательно
облизывая губы, только не мурлычет от удовольствия. Еще раз на всякий
случай осматривает бак, вдруг где завалилась пара десятков сладких молекул.
Но бак чист, как касса взаимопомощи перед летними отпусками. Только разве
на канате остался тонкий налет молока. Но канат?! Мы получили его с
корабля, из машинного отделения. В пеньковые волокна навечно въелся мазут,
солярка и разная пахучая нефтяная грязь. О канат вытирали руки, сапоги и
детали машин. Цвет каната и вонь, исходящая от него, это, безусловно,
подтверждали. Но молоко! Сергей мучается, махнул по канату указательным
пальцем, понюхал смоляной налет, появившийся на коже, брезгливо сморщился -
стал напоминать высушенную грушу из компота. Но молоко! Жаль ведь. Ища
поддержки со стороны, Сергей взглянул на меня. Я отрицательно замотал
головой. Была бы обычная грязь или плесень, к которым я уже притерпелся...
поделать, выбора-то нет, пустил в оборот пропадающие углеводы.
побороть брезгливость, подумаешь, нефть, делают же из нее искусственный
белок.
каком бы виде она тебе ни попала.
нынешние аварийные условия.
угасла вместе с последними лучами солнца. Было что-то впереди по курсу или
нас подвели глаза, осталось неизвестным. От затихшего моря поднялся туман,
какого мы еще не видели Пальцы вытянутой руки были еле различимы! Как
слепые котята, мы бестолково тыкались вокруг, разыскивая друг друга! Впору
было кричать лесное: "Ау-у!" Одежда и одеяло быстро пропитались влагой.
Кожа зудила, мы ожесточенно чесались, словно заболели проказой. Украдкой я
пробовал выжать угол одеяла, надеясь на то, что добуду пресную воду, но не
выдавил ни капли. Сергей тихо ругался по поводу того, что за ночь сырость
съест еще часть продуктов из неприкосновенного запаса.
всю крупу. Но берег, ясно различимый в лучах восходящего солнца, мирил нас
с потерей продуктов. Только бы ветер не поменялся, не задул от земли.
Опомниться не успеем, как вновь к островам подтащит. Противопоставить
погоде мы ничего, кроме проклятий, не сможем. Наш киль остался навечно
вкопанным в песок. Без него плот - роза в проруби. Ветер, как назло, был
неустойчив, то крепчал до сильного, то сходил на нет. Хоть самому в паруса
дуй. Мы не отрывали глаз от серой полосы на горизонте. Вслух не говорили,
но про себя каждый считал, сколько осталось. Если учитывать, что он
высотой, как обрывы на острове Барса-Кельмес, то сутки. Если ниже, и того
меньше - к вечеру прибудем.
месте достигает 250 метров (считай, девяностоэтажное здание!) и видно его
за многие десятки километров.
утру сморило. Когда солнечный свет испарил туман, мы с удивлением
убедились, что берег ближе не стал, только теперь он заметно подрос. Весь
день он маячил перед глазами. Когда стали различимы камни, разбросанные на
берегу, ветер порывами задул от земли, сбивая плот с курса. Флажок-флюгер
растерянно замотался в разные стороны. Он не знал, что показывать. За
минуту он успевал поворачиваться в два разных, взаимоисключающих
направления. Мы недоумевали и страшились. До песчаной полосы осталось
меньше пяти километров, и они могли остаться непреодоленными. Остановись
ветер на западных румбах, нас неизбежно утянет в море. Хоть бросай все и
добирайся вплавь. Только что потом делать на пустынном берегу без одежды,
вещей, воды и продуктов?
он был столь высок и крут, что, как голову ни задирай, что-либо увидеть на
его вершине было просто невозможно. Пройдешь в километре от поселка и знать
не будешь! Но все же более всего мы опасались ветра в лоб. В открытое море
нас уже не тянуло. Спасибо - наплавались!
свинцом, в ушах зашумело, тошнота подступила к горлу. На длительный
физический труд мы были не способны - не те гребцы, не те!
просто ждали, что-то пытались делать. Первым догадался работать,
подстраиваясь под ветер, Сергей. Когда несет от берега - отпускать паруса,
тормозить опущенными поперек движения плоскостями весел и кусками фанеры.
Но и в этом случае выигрыш был минимален. Попробуйте удержать поймавший
порыв зонтик - трудно, хотя под ногами земля. А здесь вода, в нее пятками
не упрешься.
моря были сильнее, чем от берега. Неожиданно я понял - ветер отражается от
высокого обрыва. Отскакивает от него, как мячик от стенки. Еще несколько
часов мы болтались в неширокой прибрежной полосе. Наконец зацепились за
прибой. Волны рывками потащили плот к обрыву. Вокруг из воды выступали
камни, возле которых взвивались вверх пенные буруны. Работая веслами и
рулем, мы кое-как втиснулись между двумя валунами, вместе с волной вползли
на песок. Шипя, вода отступила в море.
исполнилась. Мы в недоумении смотрели друг на друга, не зная, радоваться
или сокрушаться. Берег есть, но что он нам дает? Песчаный пляж через двести
метров упирался в отвесную стометровую стену, ровную, без единой зацепки,
словно вытесанную рубанком. Взобраться на нее немыслимо. Тут даже
альпинисты будут бессильны. Ни трещин, ни выступов - полированная
поверхность. Крючья не вобьешь - почва известковая, нагрузок не выдержит,
осыплется десятками тонн. Повсюду видны у основания обрыва треугольные
осыпи, окажись под такой - тысячу лет не найдут. Попали на бережок!
моря, были размером с хороший двухэтажный дом. Некоторые имели причудливую
форму. Невозможно было поверить, что к ним не прикасалась рука человека и
все это лишь творчество ветра, солнца и весенних дождей. Принеси такую
глыбу в город - и все дружно станут восхищаться мастерством скульптора,
необычностью геометрического рисунка, филигранностью работы. Вокруг были
десятки таких экспонатов. Мы бродили среди них, как по залам музея, даже
говорить старались тише.
Основной задачей было отыскать следы цивилизации: отпечатки протекторов
машин, копыт домашних животных, просто подошв башмаков охотника или рыбака.
Мы всматривались в песок, но видели только высохшие ракушки, мелкие камни,
чахлые кустики неизвестных растений, отполированные, словно ошкуренные
ветки и стволы деревьев, принесенные сюда волнами. Поиск ничего не дал,
кроме пустой бутылки из-под шампанского, найденной на кромке берега.
костра. На вершину мачты подняли горящий керосиновый фонарь, на случай,
если кто-нибудь пойдет ночью по берегу. В нашем положении нельзя сбрасывать
со счетов самые невероятные возможности. Легли спать, условившись встать с
рассветом, но разлепили глаза лишь в девять часов. На берегу спится
особенно крепко - не надо вполуха слушать море, ожидая новых сюрпризов от
стихии. Не надо, как это было на острове, во сне мучиться от боли во всем
теле.
Сергеем, прихватив рюкзак с четырьмя литрами воды, сухарями, сахаром,
большим ножом, фонариком и аптечкой, отправились в путь.
проваливались. Уже через километр наткнулись на крупные собачьи следы. Я
воспрянул духом. Наверняка сейчас отыщется след ее хозяина. Но Сергей,
Посняков Андрей
Перумов Ник
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Акунин Борис
Афанасьев Роман