Чтение 41–й страницы книги ~Игра на вылет~

его как самый обыкновенный гражданин. От звонка до звонка. Сбежать бы я не
мог. Не имел права. Сбежать - значит, привлечь к своей серенькой личности
внимание, значит, выказать свои неординарные возможности. От МВД в этом
случае я, конечно бы, ушел. От Конторы, опасающейся дальнейшего разглашения
тайны, - нет. Сорвавшихся, не умеющих держать себя в руках работников
Контора ликвидирует, чего бы ей это ни стоило.

Так дело обстояло бы раньше. Сегодня оно обстоит по-другому. В Контору
обратиться невозможно. Единственный канал, ведущий к людям, которым я могу
доверять, оборван. Сидеть от звонка до звонка глупо. Очень скоро меня найдут
и сотрут в мелкий порошок заговорщики. Удивляюсь, как они еще не напали на
мой след. Бежать из следственного изолятора Безопасности, где я нахожусь под
круглосуточным приглядом, - затруднительно. Вернее, не очень, но только
используя преподанные в Учебках навыки. А это разглашение Тайны, за которое
впоследствии с меня спросят вне зависимости от того, победил я или проиграл.
Тайна - это та священная корова, которую задевать нельзя.

- Я устал. Можно на сегодня допрос прекратить?

- Хорошо, последний вопрос. Что вы делали в канализации...

- Собирал жидкий и твердый кал с целью его расфасовки и перепродажи
садоводам в качестве удобрения... И все же следователь не солгал. Это был
его последний вопрос. И последний допрос. Что настораживало гораздо больше,
чем даже угрозы пристрелить меня при попытке к бегству.

День меня не вызывали. На второй огласили безрадостный приговор:

- Ваше дело передается в ведение следственных органов МВД.

- Но почему? Ведь начали его вы.

- В ходе следствия не выявлено состава преступления, относящегося к нашей
компетенции. Максимум - злостное хулиганство. Политический умысел не
доказан. Пострадавших нет. Есть только материальный ущерб. Подобные дела
проходят по ведомству Министерства внутренних дел. Соответственно вас
переводят в КПЗ горотдела милиции.

- Это решение окончательное?

- Странно. Другой бы на вашем месте радовался смене тяжелой статьи на
легкую. А вы вроде как не удовлетворены. Или вам о лаврах революционера
мечтаегся?

- Вы, кажется, тоже от счастья не светитесь, - не выдержав, огрызнулся я.

- Ничуть. Мы свою работу сделали. Хорошо сделали. В наш адрес замечаний
нет. - И вдруг, резко наклонившись к самому моему уху, добавил: - А от себя
лично скажу, что, если бы у тебя, сука, не было таких высоких защитников,
гнить бы тебе в тюрьме до скончания века! - И громко: - Замечаний к ведению
следствия нет?

- Нет. Наши беседы принесли мне чувство глубокого удовлетворения.

Свершилось! Переброс сырого следственного материала из ведомства
Безопасности в милицию может обозначать только одно - заговорщики вычислили
меня. Вычислили и попытаются тихо убрать. Сделать это в общей камере КПЗ
гораздо легче, чем в одиночке изолятора Безопасности. Ссора сокамерников,
драка или просто мертвое тело, обнаруженное при утренней поверке. Такое там
случается. Такое подозрений не вызывает.

С другой стороны, из-под опеки милиции уйти гораздо легче. Особенно при
перевозке.

Что делать? Как долго я смогу сопротивляться в общей камере?

День точно. Днем они открыто нападать поостерегутся. Первую ночь - осилю.
Да и они скорее всего будут еще только присматриваться. Чистильщикам тоже не
резон подставляться под встречный удар и под лишнюю статью. Еще день? Без
проблем. Еще ночь? Может быть. А дальше? Сколько можно не спать, непрерывно
контролируя хаотичные перемещения полусотни потенциально опасных
заключенных? Рано или поздно какой-нибудь изловчившийся незнакомец вонзит
мне в спину заточку. Нет, в общей камере надолго сохранить свою жизнь не
удастся. Одиночка в этом отношении куда предпочтительней. Правда, и одиночка
гарантом жизни служить не может. Тот, кому очень нужно, и до одиночки
дотянется. Нет, одиночка тоже всех проблем не решает. Но хотя бы дает
выигрыш во времени. Так что же делать?

- Заключенный, на выход!

А уже ничего. Уже на выход. Вернее, если делать, то сейчас. В эту минуту.
До того как захлопнется дверь камеры.

- Я никуда не пойду.

- Мы будем вынуждены применить силу.

- Тогда я передумаю делать заявление и вы останетесь крайними. Я требую
следователя. Я изменяю показания. Я замышлял теракт против главы
государства. Я не хулиган...

Сделав признание, я одновременно объявил голодовку. Следователи опять
ничего не поняли. Если подследственный добровольно во всем сознается, то по
поводу чего он может протестовать? Ерунда какая-то. Морят себя голодом,
когда противостоят следствию, а не когда ему помогают.

Следователи недоумевали, а я упорно отказывался от пищи. Я не сошел с
утла, как подозревали они, я проявлял элементарную рассудочность. Когда за
тобой идет охота, употреблять пищу и воду, приносимые извне, может только
очень недальновидный человек. Истинным безумцем я был бы, если бы хлебал
тюремные баланду и каши, а не выливал их в парашу! Проще всего до меня было
дотянуться именно через еду.

Несмотря на мою голодовку, допросы продолжались.

- Почему вы оказались в канализации?

- Хотел взорвать машину Президента.

- Каким образом?

- С помощью самодельной бомбы, уложенной на импровизированный плот.

- Что заставило вас пойти на преступление?

- Личные мотивы.

- Каким образом вы подорвали заряд?

- Это я могу показать только на месте... Вот ради этой фразы я и остался
в ведении Безопасности. Ради нее сыграл в "сознанку". Ради нее решился на
продолжение допросов. Я ее сказал. И больше не произнесу ни слова. Хоть на
ремешки для часов меня изрежьте. Хотите узнать что-то еще - везите на место
преступления. Не хотите - задавайте вопросы здесь.

Я не оставил следователям выхода. Если они желают довести дело до конца,
они не могут не пойти мне на уступки. Продолжать показания я согласен только
в форме следственного эксперимента. А если они на это не пойдут, мне что
общая камера, что одиночка. Без разницы. Конец один.

- Как вы подорвали заряд?

- Где остатки взрывного механизма?

- Каким образом рассчитали время?..

С удовольствием отвечу на все вопросы. Но только не здесь. Только на
месте. Устал я в душном пространстве камеры. Хочется мне свежим воздухом
подышать... в канализации.

- Подозреваемый, вы привлекаетесь к участию в следственном эксперименте с
целью установления...

Давно бы так. А то скажи да скажи. Лучше один раз показать.

Территорию возляе канализационного люка прикрыли надежно: кроме
работников Безопасности, еще две машины милиции. Похоже, меня после
заявления зауважали. Похоже, кто-то сверлит дырки на погонах под следующую
звезду.

- Где вы находились? Здесь? Здесь? Остановитесь. Куда двинулись потом?
Идите...

Вблизи понятые, охрана. Рядом оператор, два следователя кинолог с собакой
и мой личный сопроводитель-телохранитель, к руке которого я пристегнут
наручниками. Или это он ко мне пристегнут? Чтобы мне тяжелей было бежать
стометрювку, надумай я продемонстрировать свои спортивные надвыки. С таким,
под сто килограммов весом, багажом действительно далеко не ускачешь. Хоть с
живым, хоть с мертгвым. Они что, специально подбирали кого поздоровей? Тогда
они выбрали правильно.

- Куда пошли дальше? К колодцу? С какой стороны? Идите. Теперь
встаньте...

Шансы на результативную беготню у меня дохлые. Метров сорок, если
воздерживаться от крайних мер. Если воздерживаться от убийства. А если нет?
Следователя - костяшками травой руки, телохранителя - его же наручниками,
оператора - ногой, впрочем, нет, его в последнюю очередь, вначале второго
следователя. У него в заплечной кобуре шистолет. Не взведенный. Это минус.
Это лишние секундья...

Смотреть. Заметать. Запоминать. Сопоставлять. Анализировать. Думать".
Думать. Постоянно думать о возможности побега. Не упускать ни единой
возможности. Только так можно спастись - беспрерывным настроем на побег.

- Люк был открыт? Закрыт? Вы поднимали его сами? Поднимайте...

В люк, чертыхаясь и ворча себе под нос проклятия, спустился оператор, за
ним - один из оперативников.

Теперь вниманий. Теперь ошибиться нельзя.

- Спускайтесь вниз.

- Как же я спущусь, у меня наручники! Пристегнутый ко мне хранитель моего
тела вопросительно потянулся к наружному карману пиджака. Значит, ключи у
него там.

Это надо запомнить. Это информация не бесполезная. Это очень даже нужная
информация.

- Нет, наручники не снимать! - остановил его следователь. - Работать так.

Ну до чего въедливый попался! Все-то ему больше всех надо.

Неуклюже топчась возле провала люка, я нащупывал правой ногой скобу.
Телохранитель, чтобы не мешать, присел на корточки. Снизу ярким снопом бил
свет электрического фонаря. Оператор снимал мои барахтающиеся в круглом
проеме люка конечности. Тоже работка, не позавидуешь - в дерьме стоять,
"дерьмо" снимать и то же самое нюхать.

Я кое-как погрузился в отверстие люка. Для того чтобы спускаться дальше,
было необходимо активное участие моего пристегнутого провожатого.

- Давай, давай, лезь! - приказал следователь, подгоняя замешкавшегося
оперативника. - Хотя нет, погоди минутку. - Он наклонился и двумя пальцами
выудил из кармана моего "багажа" ключ от наручников. - Еще выронишь