Чтение 41–й страницы книги ~Убийство в музее восковых фигур~

- Вы завоевали право на это - если согласитесь попытать счастья.

- Не понимаю.

- Выпить цианид - вот ваше искупление, полковник. Я мог бы не давать
этому делу хода. Связь вашей дочери с клубом, все ее прошлые похождения,
ваши собственные действия - короче, все, что касается этого дела, никогда не
станет известно. Клянусь. А вы знаете, что я держу свое слово.

Даже за многие мили телефонных проводов было слышно, как его легкие со
свистом вбирают в себя воздух; я так и видел его перед собой, этого грузного
старика, сидящего в своем массивном кресле.

- Что.., вы имеете в виду? - хрипло спросил он.

- Вы последний в вашем великом роду, полковник. Ваше имя навсегда
осталось бы незапятнанным для всех, кто его носил. И если бы я,
представитель полиции, сказал вам, что у правосудия нет к вам претензий, что
вы, полковник, должны оставить после себя свое славное имя, - слова его
звучали холодно, кололи, как острые ножи, - незапятнанным и на недосягаемой
высоте, кто бы ни пытался его опорочить.., а ведь в противном случае сколько
будет издевательств и злопыхательства черни! Всякий лавочник станет
смаковать сплетни о распутстве вашей дочери...

- Ради Бога, - прошептал Шомон, глядя прямо перед собой. - Перестаньте
его мучить!

- ..о распутстве вашей дочери, о ее жалкой роли поставщицы живого товара
в бордель... А вы могли бы избежать всего этого, полковник, с честью и без
усилий, если бы решились испытать свое счастье игрока!

Голос в трубке хрипло, надломленно произнес:

- Я все же не вижу...

- Хорошо, позвольте мне объяснить. Цианид у вас далеко?

Голос прошептал:

- В моем столе. В маленьком пузырьке. В последние месяцы я временами
думал...

- Достаньте его, полковник. Да, делайте, как я говорю! Достаньте пузырек
и поставьте перед собой на стол. В нем - мгновенная смерть, почетная смерть.
Посмотрите на него...

Оба молчали. Бенколин быстрее закачал ногой, облегченно улыбнулся, в
глазах у него заиграли огоньки.

- Видите? Одно мгновение, и вас нет. Умрет отец, горестно оплакивающий
смерть дочери, и оставит всем нам в наследство великое имя... Так - у вас
есть там колода карт? Нет, я не шучу! Есть? Превосходно. Так вот, полковник,
что я предлагаю... Вы вытащите наугад две карты. Первую за меня, вторую за
себя. Вы там один. Никто никогда не узнает, какие это карты, - но вы скажете
мне это по телефону...

Шомон раскрыл рот. До меня внезапно дошло чудовищное значение этих слов.

Бенколин продолжал:

- Если карта, которую вы вытащите за меня, будет старше, чем ваша, вы
спрячете цианид и будете ждать прихода полиции. Потом - пытка судом, грязь,
скандал и гильотина. Но если ваша карта окажется выше, вы выпьете цианид. И
я даю вам слово, что ни одна деталь этого дела никогда не будет предана
гласности... Вы же в свое время были игроком, полковник. Вы ведь не
побоитесь снова стать им сейчас?.. Я говорю вам, что верю вам на слово. Ни
одной живой душе никогда не станет известно, какие карты вы вытянете.

Долгое время Мартель не отвечал. Застывшая в руке Бенколина
никелированная телефонная трубка внушала нам суеверный ужас. Я представил
себе старика в его сумрачной библиотеке, блестевшую при свете лампы лысую
голову, зарывшиеся в воротник сжатые челюсти, уставившиеся на бутылку с
цианидом глаза под косматыми бровями... Стенные часы продолжали тикать с
прежним постоянством...

- Очень хорошо, сударь, - произнес голос. Чувствовалось, что он на
пределе. Голос звучал сухо, еле слышно. - Очень хорошо, сударь. Я принимаю
ваш вызов. Подождите минуту, я достану карты.

Мари Августин выдохнула:

- Вы дьявол! Вы...

Она стиснула ладони. Внезапно ее отец визгливо захихикал, и это было
отвратительно. Августин восхищенно выпучил глаза; он потирал руки, и слышно
было, как при этом у него хрустят суставы. Он все еще покачивал головой:
теперь это было похоже на радостное одобрение...

Снова пробили часы, из камина выпал еще один уголек, вдали прогудел
клаксон автомобиля...

- Я готов, сударь, - громко и отчетливо произнес голос в телефоне.

- Тогда вытащите за меня и не забывайте, что это значит.

Сад в Сен-Жерменском предместье, шуршащий в ночи изодранными листьями.
Поблескивающие рубашки карт и рука, тасующая их.

Я чуть не упал замертво, когда голос объявил:

- Ваша карта, сударь, пятерка бубен.

- Ага, - сказал Бенколин, - не очень большая карта, полковник! Ее
нетрудно побить. Очень даже просто. А теперь подумайте обо всем, что я вам
сказал, и вытяните за себя.

Его полуприкрытые глаза насмешливо посмотрели на меня...

Тик-так, тик-так - неумолимо отстукивали в тишине стенные часы. С визгом
и громыханием под окнами проносились машины; Августин хрустел суставами
пальцев...

- Ну так как, полковник? - чуть повысив голос, спросил детектив.

В трубке что-то заскрипело. Побледневший Шомон резко отвернулся.

- Моя карта, сударь...

Скрипучий голос запнулся. Послышался тяжелый вздох... За ним последовал
тихий шипящий звук, словно выдох через искривленные в улыбке губы, и
негромкий звон стекла, упавшего на твердую деревянную поверхность.

Раздался отчетливый, твердый и вежливый голос:

- Моя карта, сударь, тройка пик. Я буду ждать прихода полиции.