начаться штурм посольства, ему все равно кранты подходили, только лишние
жертвы были бы... Вот и решил попробовать прорваться... Да, видно, не
судьба...
же передавал... До утра всего несколько часов осталось... Зачем же мы тогда
с Назрулло... Как же так?
студент, не забивай себе голову, не тебе с генералом объясняться... Не надо
трагедий - пусть местные товарищи сами между собой разбираются, хватит уже
наших жертв...
взорваться; за ухом - там, куда ударил ствол автомата Ташкорова, - налилась
огромная шишка, пульсировавшая тупой болью, отсверкивавшей кровавыми
вспышками под воспаленными веками... Обнорский сжал до скрипа зубы и, ломая
себя, попытался собраться с мыслями: "Фаттах мертв... Неужели он
действительно решил прорываться? Он что - идиотом был? Или его вынудили к
этому... Неужели Грицалюк с Кукой не могли дотянуть до утра?.. Фотография...
Палестинское оружие... Кука и Мансур... "Советские товарищи"... Фаттах мог
что-то знать... Им просто нужно было от него избавиться, он мог многое
рассказать потом... Опасный свидетель... У мертвого не спросишь... Неужели
Мансур решился бы на штурм?.. Не верю... Царьков... Палестинское оружие...
Свидетели... А теперь остался только я... Предположим, я не добрался до
посольства и ничего не передал... Тогда все действия Грицалюка и посольских
оправданы обстановкой..."
задохнувшись, замедлил шаги и попытался оглянуться на Куку, но в этот момент
в спину Андрею ударил выстрел. Если бы он не начал поворачиваться, пуля
вошла бы точно под левую лопатку, а не под плечо... Обнорского крутнуло в
обратную сторону, и он упал спиной вперед, больно ударившись затылком о
землю. В ореоле вспыхнувших в глазах искр метрах в пяти от Андрея стояла
черная фигура Кукаринцева.
тоном.
стремительно пригнулся и, падая на землю, выстрелил пытавшемуся подняться
Обнорскому в голову.
которые, сталкиваясь, взрывались холодными разноцветными искрами. Андрей
лежал на боку, привалившись к стене дома; он не знал, сколько пробыл в
беспамятстве, но видел, что небо над ним по-прежнему черное, а яркие звезды
еще не успели потускнеть. Словно сквозь серый туман Обнорский вспомнил, как
выстрелил ему в спину Кука, как откуда-то ударил по капитану пулемет, видимо
сбивший точность его второго выстрела.
усилия его вырвало - желудок был почти пуст, поэтому на подбородок полилась
лишь какая-то горькая слизь. Андрей медленно повел трясущейся головой и
огляделся - вокруг никого не было, лишь метрах в десяти от него валялся труп
какого-то йеменца в светлой, застиранной почти до белизны песчаной форме.
там же, где осколок, пойманный под Гарисом, только в этот раз ударило
сильнее и крови было больше, она липкой коркой стягивала всю левую половину
лица. Хуже было с плечом, точнее с подмышкой - там первая пуля капитана
вырвала довольно приличный кусок мяса, и Андрей потерял много крови, весь
его левый бок и левая штанина стали мокрыми и липкими.
сунул между рукой и боком. От вспыхнувшей, как ожог, боли он снова чуть не
вырубился, но все же заставил себя поплотнее прижать локоть к ребрам,
зажимая кашиду как тампон. Чтобы легче было держать руку в таком положении,
он засунул левую кисть за широкий ремень штанов. Царапая пальцами правой
руки стену дома, Андрей медленно встал на ноги и сделал несколько
неуверенных шагов. Его тошнило и трясло, как от холода, но передвигать ноги
он мог. Опираясь рукой на стену, Обнорский пошел вперед...
уже не в состоянии - его заставляла идти не столько жажда жизни, сколько
страшная, животная ненависть, причем он даже, наверное, не смог бы
сформулировать, к кому именно. Обнорский скрипел зубами и делал шаг за
шагом.
Дуббат. Наверное, несколько часов, потому что черное небо стало постепенно
сереть, а потом розоветь на востоке, наступившее утро гасило звезды над
Аденом. Один раз, если это только был не бред, Андрей увидел каких-то людей,
которые не подошли и не помогли, но и стрелять не стали - кому был нужен
полудохлый палестинец, у которого даже взять-то нечего, кроме изодранной и
перепачканной кровью формы. Обойдется и без пули. Он и так уже на пути к
Аллаху.
поднимался и снова брел вперед, что-то бессвязно бормоча и не слыша ничего,
кроме звона в ушах и каких-то странных, словно потусторонних голосов,
долетавших до него как сквозь вату. Перед глазами мелькали чьи-то лица, ему
казалось, что он с кем-то даже разговаривает, но с кем и о чем, понять не
успевал, потому что бредовые видения быстро сменялись, как в калейдоскопе...
Обнорский не думал о маршруте, потому что не мог думать вообще, тем не менее
он, очнувшись в очередной раз, обнаружил себя лежащим в кювете совсем
недалеко от поворота на Тарик. Он попробовал встать и не смог, тогда Андрей
заплакал и пополз на четвереньках, не чувствуя уже боли в сбитых коленях. Он
очень хотел пить, жажда иссушила глотку до боли, казалось, весь рот забит
пылью и песком... Пить... Воды... Ну хоть один глоток, а потом можно
забыться и уйти к Назрулло, чья фигура несколько раз появлялась перед
безумным взглядом Обнорского - маленький таджик внимательно смотрел на
Андрея, но почему-то уходил, не пытаясь ему помочь... Пить... Один, всего
один глоточек...
какая-то машина и чей-то голос недовольно сказал:
валяется... У нас на Тарик десять минут всего, там бы и ссал на здоровье...
зашевелился и попытался крикнуть, но из горла вырвался только еле слышный
хрип.
говорю! Не трогай эту падаль, пальнет еще... Новоселов, мать твою!!!
сильные руки, а секунду спустя он увидел над собой заслонившее все небо лицо
Илюхи.
Андрюха Обнорский из Седьмой спецназа! Он ранен!..
завертелось перед глазами, распалось на разноцветные шары, которые лопнули и
уступили место блаженной, ласковой темноте.
несли его, тормошили и переворачивали, вытаскивали из черного тумана.
Обнорский сопротивлялся и не хотел выходить из него, но руки были сильными и
не обращали внимания на его слабое барахтанье. В конце концов Андрей
уступил, и черный туман сменился сначала розовым, а потом голубым,
счастливого покоя уже не было, потому что сквозь забытье начала проникать
боль вместе с осколками каких-то мыслей... А потом к нему пробился голос.
Знакомый голос. Кто говорит?
внимательно...
сидел полковник Грицалюк собственной персоной и что-то быстро жевал - такая
у него была привычка, любил грушник обязательно что-нибудь жевать во время
разговора.
Насколько будет в порядке дальше - зависит только от тебя... Ты меня
понимаешь?
Андрея по лежавшей на простыне руке.
уже доложили, что ты приходишь в себя. Он будет задавать тебе вопросы, и от
того, как ты на них ответишь, будет зависеть не только твоя жизнь, но и
жизнь твоих близких. У тебя ведь жена молодая в Москве, папа с мамой в
Ленинграде, братишка в музыкальную школу ходит - правильно? Грустно ведь
будет, если со всеми ними вдруг начнет что-то случаться? Например, если твой
братик не дойдет до школы - в Питере такое движение, ужас...
движения его тело покрывалось испариной, а голова начинала кружиться, у него
не было сил ни на гнев, ни на ненависть, ни на сопротивление...
привидеться в бреду. Ты попал в сложную, стрессовую ситуацию, получил
несколько ранений, потерял много крови... В таком состоянии очень легко
сделать не правильные выводы и проявить неадекватную реакцию...
душили Обнорского, который начал задыхаться и хватать ртом воздух, как
вытащенная из воды рыба... Ему стало больно от тех усилий, которые он
прилагал, чтобы понять, о чем говорит полковник.
что тебе пригрезилось, - не будет ничего, кроме лишних проблем. Причем