Чтение 41–й страницы книги ~Пешие прогулки~

поставками. А отвозит готовое Икрам Махмудович или я сам. Да, кстати, зима
не за горами, нужно, чтобы Яков Наумович снял мерку и с вас -- в январе мы
с вами обязательно должны быть в Москве.

Дубленка -- пока единственная стоящая вещь из того, что мы производим,
да и то лучшее не стоит на потоке, а шьется специально в мизерных
количествах, для избранных.

Мы держимся только на фоне товаров госторговли, которые не отличаются
ни качеством, ни моделями, опять же по пословице: на безрыбье и рак рыба.
Главный наш потребитель -- самая неискушенная часть покупателей, которых, к
нашему удивлению, оказалось много. Их привлекает в первую очередь внешний
вид товара -- мы ведь зачастую имитируем какое-нибудь импортное изделие,
пытаемся, несмотря на авторское право фирмы, копировать его один к одному.
И такое жалкое подобие платья "от Кардена" или сапог "Саламандра" идет
нарасхват.

Мои друзья шутили, когда я собирался в туристическую поездку во
Францию и Западную Германию: мол, они позвонят в "Адидас" или самому
Кардену, и меня там четвертуют за то, что я нещадно эксплуатирую название
этих фирм на своих пошлых изделиях. Как ни крути, а "Адидасу" я обязан
половиной своих прибылей -- на что только мы не шлепаем этот волшебный
трилистник.

Ну ладно, я понимаю, когда покупают настоящее изделие "Адидас" --
добротное, нарядное, модное; я же ставлю только знак, словесное обозначение
-- и метут все подряд -- магия, гипноз, волшебство, иначе назвать не могу.
Вот бы нашей промышленности найти свой такой волшебный трилистник...

Конечно, мы могли бы хвалиться, что все же одеваем и обуваем людей,
найти оправдание своему существованию, если бы теневая экономика не
оплачивалась простыми людьми, не лежала бременем у них на плечах, но от
этого факта никуда не уйдешь -- мы вычищаем и без того скудные кошельки.
Это мой личный и, думаю, безжалостный, социальный анализ.

Я уверен, как только в официальной экономике начнутся радикальные
перемены, мы исчезнем тут же, так же незаметно, как и появились. А пока в
такой благоприятно сложившейся обстановке как же нам не появиться и не
процветать? Если один прокурор у нас в пайщиках сидит, наподобие Хаитова,
не знает, то ли дать нам пинка под зад, то ли продолжать потихоньку щипать
Ахрарова, третий, простите за откровенность, вроде вас, то ли жил словно в
другом мире, не ведая, что творится вокруг, либо руки у вас были связаны. Я
не знаю в округе ни одного руководителя -- хозяйственного или партийного, к
которому мы бы искали ходы и не нашли. Ни один не попытался пресечь наши
дела или хотя бы послать нас куда-нибудь подальше. Я ведь и Ашота не создал,
а взял уже готовым. Так что тут, как ни крути, я не сеял, а пожинал плоды
общей обстановки, сложившейся в крае. Ничто не произрастет на пустом месте,
из зла рождается зло, и теперь, чтобы защитить себя, свои интересы, я
вынужден прибегать к помощи телохранителя и даже юриста... Вот, пожалуй, из
этого триединства -- дефицита, стоимости и сложившейся обстановки
вседозволенности -- на мой взгляд, возникла и процветает теневая
экономика.

-- Как на академической лекции, уложились секунда в секунду, --
подытожил Амирхан Даутович, потому что они въезжали во двор гостиницы.

-- Я нужен буду вам? -- прервал свое долгое молчание Ашот, обращаясь к
хозяину.

-- Пожалуй, нет, понадобишься -- позвоню. Встретимся утром, как
обычно. -- И они распрощались с Ашотом.

Стояла уже глубокая ночь, погасли огни шумного "Лидо", в редком окне
четырехэтажной гостиницы горел свет. Ночной швейцар, видимо, привыкший к
поздним возвращениям Артура Александровича, не задавая вопросов и не
выказывая недовольства, распахнул хорошо смазанную дверь.

-- Может, вы хотите перекусить -- мы ведь так и не дождались свадебного
плова? -- спросил Шубарин.-- Я думаю, в холодильнике у меня найдется
что-нибудь -- Адик следит.

Сидение за свадебным столом, долгая дорога туда и обратно утомили
Азларханова -- он давно уже не жил в таком активном ритме, несколько раз за
вечер пришлось принимать сердечное, но откровения Шубарина вызывали
неподдельный интерес, ему хотелось задать еще два-три вопроса. Он понимал,
что вряд ли скоро выпадет такой удобный случай, да и где гарантии, что
Японец будет так словоохотлив, как сегодня. Следовало не упускать момент...

-- Есть не хочу, а вот чаю выпил бы с удовольствием, да поздно, и
заботливый Адик уже, наверное, спит.

-- Ну это не проблема, -- улыбнулся Артур Александрович. -- Это мы
сейчас организуем.

И как только они поднялись на третий этаж, он сказал дежурной, которая
тут же вскочила с дивана:

-- Галочка, если не затруднит, приготовь, пожалуйста, нам самоварчик,
-- и, не дожидаясь ответа, широким жестом пригласил Амирхана Даутовича к
себе.

Не менее расторопный, чем Адик, хозяин ловко накрыл на стол -- в
холодильнике у него действительно нашлось чем перекусить.

Амирхан Даутович, расположившийся в кресле, вытянул ноги и попытался
вернуться к прежнему разговору, начатому в машине:

-- Н-да-а, сегодня я многое узнал впервые, надо честно признаться.
Такая лекция! Не мешало бы вам дать на время кафедру в Академии народного
хозяйства.

-- Думаю, меня не устроит почасовая оплата, -- легко отшутился Артур
Александрович, уходя от продолжения разговора.

Раздался стук в дверь -- дежурная по этажу принесла кипящий самовар, и
Артур Александрович принялся заваривать чай, предложив на выбор индийский,
цейлонский или китайский. За чаем, чувствуя, что разговор может уйти в
сторону, Амирхан Даутович попытался еще раз вернуться к интересовавшей его
теме:

-- Экономические предпосылки, способствовавшие появлению вашего дела,
вы растолковали убедительно. Но мне интересно и другое: что вас побудило
заняться предпринимательством, какие личные мотивы? Страсть к деньгам?

Артур Александрович с любопытством выслушал вопрос, мимолетная печаль
проглянула в его всегда внимательных глазах, но он тут же взял себя в руки.
Начал издалека, расплывчато:

-- Не берусь утверждать категорически, но со стороны кажется, что у нас
легче реализовать себя людям творческих профессий -- тут открыты все пути,
твори, дерзай. И если есть талант, как бы ни было трудно ему пробиться, все
равно заметят -- результат всегда говорит за себя. А что прикажете делать
тому, кто наделен иным талантом -- склонен к коммерции, предпринимательству?
Не побоимся сопоставить на взгляд обывателя несопоставимые понятия... Ведь
коммерция, предпринимательство не только в ранг таланта не возведены, но в
сознании общества значатся занятием, недостойным порядочного человека.
Оттого мы ни произвести, ни продать как следует не можем -- треть жизни
держим человека в бесконечных очередях.

А ведь людей, наделенных коммерческим, предпринимательским,
изобретательским талантом, гораздо меньше, чем одаренных творчески. Одних
писателей, говорят, официально состоящих в творческом союзе, десять тысяч,
и еще тысяч сто, наверное, дожидаются очереди для вступления, а ведь это
только часть творческих сил, то есть талантов, признанных официально. А
художники, композиторы, артисты, певцы, музыканты, режиссеры, журналисты?
Их ведь тоже у нас тьма и тьма, известных и обласканных.

А стране нужен один толковый министр сельского хозяйства, всего один
министр строительства, министр энергетики, машиностроения, путей сообщения
-- нужно всего-то сто талантливых предпринимателей, и мы заживем совсем
по-другому. Хороших писателей чтим, художников, композиторов -- тоже, даже
футболистов знаем и помним чуть ли не в лицо, но кого из технократов, что
дают нам свет и тепло, мы знаем, кого помним? Пожалуй, лишь первых наркомов,
а остальным, почти всем, вслед одни упреки, если не проклятия, мол, все до
ручки довели.

Амирхан Даутович почувствовал по волнению собеседника, что он задел
чувствительную струну; обычно сдержанный, хладнокровный, Шубарин
загорячился:

-- Ну, в моем случае, наверное, все более или менее ясно, теперь
генетику, слава Богу, никто не отвергает. Будем считать, что во мне взыграла
дурная кровь. Кто мало-мальски знаком с историей этого края, тот знает, что
Шубарины владели тут многим -- ремонтными мастерскими, масложиркомбинатом в
Андижане, доходными домами. Дед и его брат были инженерами-путейцами,
учились в Петербурге. Инженером, и незаурядным, был и мой отец: он, как и я,
закончил Бауманское. Да вот наглядный пример... В начале шестидесятых годов,
когда вошли в быт шариковые ручки, мой отец за три дня сконструировал и за
неделю изготовил полуавтомат, из которого непрерывным потоком, все двадцать
четыре часа в сутки, вылетали в три стороны три детали готовой ручки, а
стоила ручка, как помню, по тем временам семьдесят копеек и многие годы была
в дефиците. Отец шутил, что создал аппарат, печатающий деньги -- так оно на
самом деле и оказалось. Отец был инженер до мозга костей, и это проявлялось
даже в мелочах. Чтобы избавить нас от подсчетов, он, рассчитав, заказал на
местной картонной фабрике коробки, в которые помещалось ровно сто шариковых
ручек. И задача всей нашей семьи свелась к одному -- успевать укладывать
эти коробки. В гараже у нас стояли рядком три таких полуавтомата, и если мне
не изменяет память, каждый из них штамповал в день тысячу штук -- такова
была их производительность. Не было проблем и с сырьем: в те годы в наших
краях построили не один комбинат бытовой химии, и пластмассу -- брак с этих
предприятий -- шоферы время от времени за бутылку водки вместо свалки
завозили к нам во двор.

Тогда, в шестидесятых, еще не существовали официально артели,
промкомбинаты, входящие в систему местной промышленности, поэтому с