меня, за сколько я рассчитываю купить эту драгоценность.
испортил воздух. Хотя он и смог сохранить улыбку на лице, эта цифра
подорвала его моральный дух, тем более, что это были старые дореформенные
франки.
идея.
вопрос со своим красавчиком -- заведующим. Началось крупное совещание на
высшем уровне. Если бы я был Мараджа Кельпезекила, желающий купить крупный
брильянт размером с мое хозяйство, эти господа и то так бы не
разволновались. Между прочим, они могли бы запросто выставить меня за дверь
как последнего попрошайку. "Картье" -- фирма серьезная. У них продавцов
дрессируют не хуже, чем морских пехотинцев, чтобы они сохраняли хладнокровие
при любых обстоятельствах. А может быть, им приглянулась моя физия, кто
знает? Короче, они все стали подыскивать мне что-нибудь за мои гроши. Они
перерыли все ячейки, раскрыли все футляры, ползали на четвереньках, роясь в
нижних ящиках, перевернули весь магазин, сходили в подсобку, чтобы там
посмотреть, не завалялась ли где-нибудь в углу сейфа какая-нибудь
безделушка, которая не превышает мой "капитал". Полтора часа длилась эта
полундра с раскопками в реках миллионов, в часах с бриллиантами, в кучах
крупных алмазов, набитых каратами. Их всех захватила игра. Они очень хотели
найти мне за бесценок бесценную драгоценность, позвольте мне отпустить
проходную шуточку. В конце концов, обессилев и испачкав колени в белой пыли,
они сообщили, что сожалеют, но... Они чуть не плакали, так их расстроила
перспектива потерять меня навсегда в качестве клиента. Но в тот момент,
когда я уже собирался переступить порог вертящейся двери, мой маленький
любезный продавец нашелся.
не устроит золотая монета? Вы же смогли бы потом сделать из нее брошь!" Я
его чуть не расцеловал! И купил английский соверен. "Сделайте мне красивый
пакет, это -- подарок!" -- умоляюще попросил я их. И они меня уважили. Они
положили монету в футляр, обшитый изнутри бархатом. А на крышке футляра
выгравировали: "Берте", коротко и ничего лишнего. Это был шик. На следующий
день я положил в шкатулку вместо монеты перстень, купленный на базаре в
галантерейной лавке, рядом с авеню Трюден. Вышеупомянутая драгоценность
представляла собой крупный бриллиант из богемского стекла в оправе из
посеребренной латуни. По внешнему виду он тянул на все шесть каратов. Теща
так и онемела, когда ее дочка вынула из футляра эту игрушку. С надписью
"Картье" на футляре можно было не сомневаться в подлинности его биографии. Я
объяснил, что продал несколько гектаров прерий, чтобы провернуть эту
операцию. Старая тут же стала изображать из себя знатока.
не видела камень такой чистой воды", -- млела она от восторга!
до Берты, то она со своим толстым бриллиантом унеслась на седьмое небо. Она
до сих пор верит, что он настоящий и что, не считая английской короны, она
является обладательницей самого красивого камня в мире.
запирают в сейф, специально отведенный для него! Она всегда говорит, что
если случится новая война и ей придется покинуть родину, то, продав его, она
сможет выжить.
-- восклицает он, направляясь к выходу, -- ей незачем было бы ездить в
Брид-ле-Бэн!
Глава одиннадцатая
разговаривает с Дюпанаром, который сегодня был посыльным по школе. Толстый
чем-то недоволен.
хочу их видеть!
Дюпанар зовет меня голосом кентавра:
дамы и господа хотят с вами побеседовать.
пришли к директору жаловаться, обозлившись на то, что случилось вчера ночью
на этом сеансе. От этих чокнутых ничего другого и ждать не приходится. Но
пусть они не мечтают, я и не подумаю перед ними извиняться.
твоя педагогическая карьера.
достопочтенный педагог.
со мной, и, что-то бурча себе под нос, идет со мной в кабинет директора.
нем бумаги. Напротив него сидит чета Клистиров. Они с ужасными физиономиями
рассказывают ему о своих напастях. Увидев нас, они вскакивают, и папа
серафистов кидается нам навстречу, как бородатый электрический скат.
очага!
У меня такое мнение, что у него. Клистира, лопнул приводной ремень, и он
идет вразнос. Этот лекарь, наверное, срочно выписал себе рецепт и получил в
аптеке порошок белены! По всей вероятности от этого папства у него в
мозжечке образовалась трещина. Берюрье, еще не потерявший благородства после
своей блестящей лекции, поворачивается к шефу:
его их штанов или вы это возьмете на себя?
рекомендует он.
остановить поток слов, вытекающий из-под его бородки. Настоящий водопад.
за несколько дней до родов, томится в самой ужасной тревоге!
золотые монокуляры мечут молнии, а за дрожащими стеклами тускнеет взгляд.
Его прямой пробор становится зигзагообразным. Гнев доводит его до белого
каления. Он брызжет слюной, давится ей, в легких астматически хрипит, он
говорит то в высоком, то в низком стиле и, наконец, умолкает, как умолкает
патефон, коща игла увязает в пластинке, размягченной от жары. И тут со
свежими силами на помощь ему бросается его благоверная. Она решительно
настроена поговорить, а учитывая, что она сидит напротив зеркала, она имеет
возможность поносить нас последними словами и одновременно разглядывать
себя. Она говорит, что мы позор нашей профессии, экскременты общества,
миазмы человечества, ядовитые протуберанцы, очень злокачественная опухоль!
Она говорит, что мы оскверняем, посягаем, вызываем эрозию и сыпь, наводим
рожу, расчленяем трупы, нарушаем общественный порядок, губим, разлагаем и
разочаровываем, приносим несчастье, обесчещиваем, устраняем, убиваем детей
во чреве матери. Директор хочет остановить ее, но прервать ее еще сложнее,
чем лекаря.
настроены на ноту "соль"! Это настоящий вулкан, разговаривающий сам с собой
в зеркало, рассказывающий о нас обоих ужасные вещи и извергающий на нас
всеуничтожающую лаву. Наша родословная на глазах чахнет, становится нелепой,
испачканной грязью, дурно пахнущей. Я и Берю, мы чувствуем себя
мерзопакостными до глубины души, хотя ничего не понимаем. Мы склонны думать,
что попали в снежную лавину. Мы приходим к убеждению, что все это правда и
притом вполне заслуженная, что мы на самом деле недостойны жить на земле.
Что наша доля кислорода -- это грабеж среди бела дня, злоупотребление
легких! Что мы портим пейзаж. Что наша жизнь -- ошибка природы.
уродства и обнаруживаем у себя всякие мерзости. У нас в голове не
укладывается, что мы стали такими ужасными, такими противными и приносящими
беду, такими заразными и такими испорченными. Такое открытие сбивает нас с
толку. А мы думали, что вели более или менее нормальный образ жизни. А
получается, что за этой ширмой самоуспокоенности скрывалось столько пороков
и безобразия. Оказывается, мы насквозь прогнили и ни о чем не догадывались.
Мы исходили сукровицей, но продолжали радоваться, пребывая в полном
неведении.
белиберду. Ее легкие не справляются, теряют боеспособность. Наступает
тишина, но воздух продолжает вибрировать. Гнев Клистиров витает в угрожающей
тишине кабинета.