Пилсудский, возглавивший боевиков ППС, и Гемборек, вступивший в СДКПиЛ, -
не могли не верить "подельнику", с которым вместе сидели в камере. Верили.
Говорили. Пилсудский - больше, Гемборек (уроки Дзержинского) - меньше.
пользуясь давней тюремной дружбой. Полученные от Глазова "чужие" деньги
клал на счет в австрийский банк - мечтая открыть в Южной Америке обувную
мастерскую.)
ждал, терпение, так сказать, испытывал. Отдайте типографию Мацея Грыбаса,
не гневите бога... К вашей типографии, к вашей с Ноттеном, - пояснил
Шевяков, - социалисты до сих пор отчего-то не подлетели... Поэтому, милая,
Грыбаса отдайте. Других не прошу - одного его хочу.
жалкой; она не могла и подумать, что этому подполковнику известно о двух
ее посещениях типографии Мацея. (А Шевяков ведь и не знал! Играл он, т е м
н и л!)
- иначе трудно будет мне продолжать смотреть сквозь пальцы на деятельность
Ноттена - я ведь слово свое держу, ни один волосок с его головушки не
упал, несмотря на то, что он по-прежнему свои рассказики тискает. А вы мне
эти месяцы один "взгляд и ничто"... Ни единого живого человека не отдали.
Или Ноттен, или... Решайте, словом, сами.
листок бумаги и написала левой рукой: "Товарищ Грыбас, адрес твоей
типографии известен охранке. Срочно прими меры. Доброжелатель".
лебеди чтоб в пруду, с красными клювами, - опустила письмо в ящик здесь
же, на почте.
марками не залюбоваться, коли торчит конверт в двери, а хозяина все нет и
нет? А марки-то накрепко прислюнены, их отпарить надо, до завтра отчего ж
конверт не взять?!
с сигналом Гуровской, с последней ее попыткой себя сохранить для себя же -
то есть для людей, ибо человеческая "самость" воплощается в той лишь мере,
в какой личность потребна окружающим.
к л и к в и д а ц и и.
Дзержинским, позвал Вацлава из второй комнаты, где гулко ухал гектограф:
газета! - Грыбас улыбнулся. - Это пострашней сотни бомб, это - на каторгу
не сошлешь.
бумаги (он обычно на таких писал), - о стачке на Домбровских шахтах.
Разберешь почерк?
чтоб все как один поднимались, друг друга не продавали - а то пошумят в
углах и разойдутся.
потому как будут знать, что делать.
усмехнулся:
приходится помогать из нашей кассы - дети с голода пухнут.
отчего-то, спросил участливо:
Имей в виду, для нас, в "Червоном Штандаре", важно знать все мелочи: где
состоялась конференция, сколько человек в ней приняло участие, какие
деньги собрали для партии. Понимаешь? Мы ударяем с двух сторон: рабочий
узнает, что не он один думает о царизме - все думают, только боятся
сказать открыто, молчат. А трон мы пугаем силой: не надо бояться сообщить
о конференции, хотя кое-кто из наших страшится за судьбу комитетов. Это не
верно. Мы знаем, на что идем. И рабочий должен знать. Конспирировать надо
лучше, а правду - писать.
вздохнул.
оборудована типография, окружили жандармы. Услыхав резкий стук в дверь,
Грыбас все сразу понял. Он сказал Вацлаву:
него, услыхал звон разбиваемого стекла, свистки городовых, крики, щелчки
наганных выстрелов; отскочил назад, хотел было прыгнуть следом за
товарищем, но кто-то из жандармов набросился на него сзади; он вывернулся;
выстрелил в упор; ощутил запах жареного; испугался этого близкого,
страшного запаха, замер на мгновенье.
выломали руки, рот заткнули кляпом, выволокли во двор и бросили на
грязный, затоптанный сапогами пол пролетки.
хоть раз выспаться как следует. А то можно сорваться ненароком".
с закрытыми глазами.
что вокруг меня".
рассветная улица была пуста, филеры за ним не топали.
дощечки, на которых были написаны фамилии жильцов, и сосредоточенно считал
количество ступеней на пролетах.
удивился: в замке торчал массивный ключ.
крашенному белой краскою. Дверь отворилась сразу же, будто кто ждал,
положив руку на защелку.
Ухватившись рукой за бронзовую, с купидончиками ручку, накрепко
приделанную к барской двери, он хлопнул так, что прогрохотало в подъезде,
быстро повернул ключ в замке, вытащил его, сунул в карман и бросился вниз,
преследуемый глухими криками жандармов...
спиною к стене, и стоял так несколько мгновений, переводя дыхание.
"пролетариатчик" Мартын Каспшак, перепечатала газету "Червоны Штандар" с
краковского издания. А много ли правде надо?! Слово напечатанное не
исчезает - пошла правда по Польше.)
настроении отвратительном со вчерашнего вечера. Сын, мальчишка еще,
только-только "Вовусенькой" перестал быть, сказал за ужином, побледнев от
волнения, что "русская полиция - самое позорное порождение тирании". Утгоф
с трудом сдержался, чтобы не ударить его, - пожалел жену. Лакею повелел
выйти и решил было объясниться по-хорошему, но не смог: слова - как об
стену горох. Пропустил сына!
дано, ни в чем не знает отказа, учись, радуйся жизни, готовься к будущему
- двери открыты Поэтому когда ранним утром Утгофу показали номер
"Червоного Штандара", но не того, что в типографии Мацея Грыбаса схватили,
а тот, который "подметки"
который г у л я л по Королевству, и слова, напечатанные в нем, до ужасного
совпадали с тем, что говорил сын, Утгоф вызвал Шевякова с Глазовым,
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Бажанов Олег
Доценко Виктор
Афанасьев Роман