сказал, наконец, что он действительно в чем-то виновен? Это ведомо одно-
му королю, и лишь его суд - праведный суд. Когда он скажет: "Арестуйте и
заключите в тюрьму таких врагов, тогда вы послушно исполните его прика-
зание. Не говорите мне о вашем уважении к королю и берегитесь, если в
ваших словах содержится хоть какая-нибудь угроза, ибо король не допус-
тит, чтобы дурные слуги грозили тем, кто безупречно служит ему. И если
бы - упаси боже! - мой государь не ценил своих слуг по достоинству, я
сам сумел бы внушить к себе уважение.
мрачным огнем, рука покоилась на эфесе шпаги, губы лихорадочно вздраги-
вали; он изображал свой гнев более яростным, чем это было в действи-
тельности.
прося у него дозволения удалиться.
колебался, на чью сторону ему стать. ДаАртаньян усидел, что король в не-
решимости. Оставаться дольше было бы грубой ошибкой; следовало востор-
жествовать над Кольбером, и единственным средством для достижения этого
было - так сильно задеть короля за живое, чтобы его величеству не оста-
валось иного, как сделать выбор между противниками.
Но Людовику не терпелось получить точные и подробные сведения об аресте
суперинтенданта финансов, об аресте того, перед кем он сам одно время
трясся от страха, и он понял, что возмущение даАртаньяна отсрочит по
крайней мере на четверть часа рассказ о тех новостях, которые так хоте-
лось ему узнать. Итак, забыв про Кольбера, который не мог сообщить ниче-
го особенно нового, он удержал у себя капитана своих мушкетеров.
лишь после этого я позволю вам отдохнуть.
слова короля, возвратился назад, тогда как Кольбер оказался вынужденным
уйти. Лицо интенданта стало багровым, его черные злые глаза блеснули под
густыми бровями; он заторопился, склонился пред королем, проходя мимо
даАртаньяна, наполовину выпрямился и вышел, унося в душе смертельное ос-
корбление.
совершенно другим видом обратился к нему:
ли день погожим или ненастным. Что станут думать о вашем будущем
царствовании народы, отданные десницею божьей под ваше владычество, если
увидят, что между собою и ними вы ставите злобных и жестоких министров?
Но поговорим обо мне, саше величество; прекратим разговор, который ка-
жется вам бесполезным, а быть может, и неприличным. Поговорим обо мне. Я
арестовал господина Фуке.
роль.
господина Фуке, тогда как подобало сказать, что я сам был арестован гос-
подином Фуке; это будет правильнее. Итак, я восстанавливаю голую истину:
я был арестован господином Фуке.
происходило в душе его повелителя. Он не дал ему времени для расспросов.
Он рассказал ему с тем красноречием и тем поэтическим пылом, которыми,
быть может, он один обладал в то время, о бегстве Фуке, о преследовании,
о бешеной скачке, наконец, о не имеющем себе равного благородстве супе-
ринтенданта, который добрый десяток раз мог бежать, который двадцать раз
мог убить его, своего преследователя, но который тем не менее предпочел
тюрьму или что-нибудь еще худшее, дабы не протерпел унижения тот, кто
стремился отнять у него свободу.
вало волнение. Он жадно ловил каждое слово, произносимое даАртаньяном,
постукивая при этом ногтями своих судорожно прижатых друг к другу рук.
который вел себя описанным образом, безусловно порядочный человек и не
может быть врагом короля. Вот мое мнение, и я повторяю его пред вами,
мой государь. Я знаю, что король ответит на это, - и я заранее склоняюсь
перед его словами: "Государственная необходимость". Ну что ж! В моих
глазах это причина, достойная величайшего уважения. Я солдат, я получил
приказание, и это приказание выполнено, правда, вопреки моей воле, но
выполнено. Я умолкаю.
вик XIV.
для него господином Кольбером, и катит, увлекаемый четверкою быстрых ко-
ней, по дороге в Анжер.
шее доказательство правоты моих слов - то, что вы уже разыскивали ме-
ня... Кроме того, у меня было еще одно основание.
бежать.
что самое мое пламенное желание - это узнать, что господин Фуке на сво-
боде. Вот я и поручил его самому бестолковому бригадиру, какого только
смог найти среди моих мушкетеров. Я сделал это, чтобы узник получил воз-
можность бежать.
руки. - Можно ли произносить вслух столь ужасные вещи, даже если имеешь
несчастье думать что-либо подобное?
враждебности по отношению к господину Фуке после всего, что он сделал
для меня и для вас. Нет, не поручайте мне держать господина Фуке под
замком, если вы твердо хотите, чтобы он был взаперти и впредь. Сколь бы
крепкою ни была клетка, птичка в конце концов все равно найдет способ
вылететь из нее.
тем, кого господин Фуке хотел посадить на мой трон. Тогда вы располагали
бы всем, чего вы так жаждете: привязанностью и благодарностью. На службе
у меня, однако, вам приходится иметь дело с вашим господином и повелите-
лем, сударь.
даАртаньян с твердостью в голосе, - лишь один человек сделал бы это, и
этот человек - я, ваше величество. И вам это прекрасно известно.
ло нечего. Слушая даАртаньяна, он вспомнил прежнего даАртаньяна, того,
кто стоял за пологом его кровати, - то было в Пале-Рояле, когда парижс-
кий народ, предводимый кардиналом де Рецем, пришел убедиться в том, что
король находится во дворце; д'Артаньяна, которому он махал рукой из ка-
реты по пути в собор Богоматери, при въезде в Париж; солдата, покинувше-
го его в Блуа; лейтенанта, которого он снова призвал к себе, когда
смерть Мазарини отдала в его руки власть; человека, который неизменно
был честен, предан и смел.
на зов.
чил мне бумаги, - ответил Кольбер.
обратился король с ласковою улыбкой к своему испытанному солдату, кото-
рый, завидев этого приказного, снова принял надменный вид, - ведь вы, в
сущности, не знаете этого человека; познакомьтесь же с ним.
великим человеком, селя я предоставлю ему высокое положение.
вольствия и страха пред ожидающим его будущим.
ухо королю, - он завидовал.
ет крылья.
движимый остатками ненависти к недавнему своему врагу.
иное лицо, нисколько не похожее на то, которое капитан привык видеть;
оно показалось ему добрым, мягким, покладистым; в его глазах светился
такой благородный ум, что даАртаньян, отлично разбиравшийся в человечес-
ких лицах, был смущен и почти поколеблен в своих дурных предубеждениях.
чество знает людей. Бешеная борьба, которую я вел вплоть до этого дня