внутри клетки. Но это уже большой аппарат стоимостью до ста тысяч долларов.
отдельные молекулы; это максимальное приближение к наблюдению отдельных
атомов, какое вообще доступно современной науке. Но зато такая установка
величиной с добрый грузовик; она занимает целую комнату, требует специально
подготовленных операторов, и для расшифровки выдаваемых ею результатов нужна
ЭВМ. Дело в том, что рентгенокристаллографическая установка не дает прямой
визуальной картины исследуемого объекта. В этом смысле она совсем не похожа
на микроскоп, и принцип ее действия отличается от принципа действия как
оптической, так и электронной микроскопии. Вместо изображения здесь на
фотопластинке получается дифракционный рисунок, геометрический узор из
точек, для непосвященного совершенно загадочный. С помощью ЭВМ можно
проанализировать расположение точек и получить картину молекулярной
структуры объекта.
"рентгенокристаллография" родился в те времена, когда объектом исследования
служили в основном кристаллы; теперь они мало кого интересуют. У кристалла
структура упорядоченная, и узор, полученный при прохождении рентгеновского
луча сквозь кристалл, относительно легко поддается анализу. Однако в
последнее время рентгеновскими лучами стали просвечивать и объекты, отнюдь
не упорядоченные. При этом лучи отражаются под самыми разными углами, и
только ЭВМ способна "считать" фотопластинку, измерить все углы и на этой
основе определить форму объекта, давшего подобное отражение.
множество нудных вычислений. Если бы за такую работу взялись люди, она
заняла бы годы, а может, и века. Машина делала ее за секунды.
***
немножко: в Лос-Андже был и даже во Фриско. На восток до Сен-Луи. И с меня
довольно. Но в Пидмонте-то я жил. И скажу тебе...
уставился на сверток из одеял:
Старик-то Риттер - хлебом не корми, а дай побушевать. И этот точно такой же.
Орал с утра до ночи. Окошки в доме и то не могли из-за крика открыть...
орал, чертенок проклятый...
Будто звезда упала, так и светится, и шлепнулась где-то к северу от поселка.
Ну, все всполошились, а Чарли Томас поехал ее искать. Вернулся минут через
двадцать и достает эту штуку из багажника своего форда. Совсем новенький
форд. Очень он им гордился...
спутник. Только Анни тут выскочила - это, мол, с Марса, но, понимаешь, Анни
у нас такая - ее то и дело заносит не разберешь куда. Мы все, конечно,
сообразили, что ни с какого не с Марса, а с мыса Канаверал. Слышал, мыс
такой во Флориде, где запускают ракеты?
никогда ничего подобного в Пидмонте не бывало. То есть был однажды этот
турист с ружьем, поднял пальбу в мотеле "Вождь команчей", так это еще в
сорок восьмом. И эти были, как их, смущающие обстоятельства. Перебрал он
маленько, и девчонка от него сбежала, пока он в солдатах в Германии служил
или где-то там еще. В общем никто у нас на него не взъелся: понятно, со
всяким может случиться. А с тех пор ничего не бывало. Тихое местечко.
Потому-то нам в Пидмонте и нравилось...
посчитали, что не правильно это будет, особенно если там внутри какие ученые
приборы. Ну, пораскинули мозгами. Потом Чарли, тот, что приволок ее, и
говорит; давай, мол, снесем доктору. Доктору Бенедикту, значит. Наш
поселковый врач. Он не только в поселке, всех в округе лечит, даже индейцев.
Но ничего мужик, сильно ученый - где только не учился. Ну, решили мы,
доктор-то уж сообразит, что с этой штукой делать. И снесли ее к нему домой.
- А потом?
ее кругом внимательно, будто больного смотрит. И говорит, что ясно, штука
эта из космоса, и, может, говорит, наша, а может - ихняя. И говорит, что
присмотрит за ней, и, может, кому позвонит, а потом скажет нам через
часок-другой. Понимаешь, по понедельникам он всегда в покер играл с Чарли,
Элом и Хербом Джонстоном у Херба дома, вот мы и решили, что после покера он
закинет словечко кому надо. Тем более, время ужинать подошло, есть хотелось,
так мы все там у него и оставили...
началось уже потом, в восемь, или может, в полдевятого. Я как раз на
бензоколонку зашел с Элом потолковать, он в ночную работал. Прохладно было,
а мне хотелось потолковать, потому как за разговором боль забывается. И
содовой думал из автомата взять, чтоб аспирин запить. Да и жажда мучила: от
цеженки, знаешь, какая жажда бывает!..
желудок тянуло, но ничего. Ну, значит, сидим мы с Элом в конторке, о том, о
сем, и вдруг он как закричит: "Ой, голова!.." Вскочил - и со всех ног на
улицу. И кувырнулся. Прямо на улице, и больше ни слова не сказал... Ну, а я
сижу и не знаю, что и подумать. Может, сердце или кондрашка его хватила, так
ведь молод еще. Вышел к нему на улицу - мертвый. А тут... гут все как стали
выскакивать! Сначала, кажется, миссис Лэнгдон - вдова Лэнгдон. А потом,
потом я уж и не помню, кто, сколько их было. Так и прут на улицу. И сразу -
рукой за грудь и валятся, как подкошенные. И никто не встает. И ни от кого
ни слова...
правде-то говоря. Стараюсь взять себя в руки - и не могу. Сердце
бултыхается, дышу через силу. Еще бы не испугаться: думал, все померли. Но
тут как раз услышал - ребенок кричит, значит, все да не все. А потом
генерала увидел...
был на войне и любил, чтобы все про это помнили. Постарше моего. Хороший
мужик, Питер Арнольд звать. Крепкий такой, самостоятельный, а тут стоит у
себя на крыльце и вырядился в военную форму. Стемнело уже, зато луна вышла,
так он меня заметил на улице и спрашивает: "Питер, это ты?" Мы, понимаешь,
тезки. А я отвечаю: да, мол, я. А он говорит: "Что тут творится? Япошки
пришли, что ли?" А я себе думаю: что за чушь он несет. А он говорит:
"Сдается мне, что это япошки. Всех теперь перестреляют". А я спрашиваю:
"Питер, ты что, чокнулся?" А он говорит, что неважно себя чувствует, и пошел
в дом. Должно, все-таки чокнулся, ведь после сам застрелился. Да и другие
тоже чокнулись. А все эта зараза...
нас в поселке все были в своем уме и на здоровье не жаловались. А тут все
сразу будто рехнулись...
пошел домой и лег спать. Утро, думаю, вечера мудренее. Только часов в десять
слышу: машина идет. Вышел посмотреть, кто же это. Гляжу - грузовик крытый,
военный фургон, а в фургоне двое. Подхожу к ним, а они, чтобы мне лопнуть,
тут же замертво. Жуть, и только. Но ведь чудно...