Чтение 42–й страницы книги ~Тривселенная~

- Чтобы понять и покарать, - пробормотал я и, сказав уже, понял, что
ответил, не подумав, на вопрос, который уже задавал себе сам. - Понять и
покарать, - повторил я и добавил: - Прости, Ормузд, но я не знаю, что
говорю.

Ормузд отодвинулся на противоположный конец камня, едва не оступился,
но удержал равновесие, взмахнув руками, и сказал с легким смешком:

- Ты меня поразил. Если ты пришел именно за тем, о чем говоришь, то
почему оказался здесь, а не на поле Сардонны? Нет, чего-то ты в себе еще не
понимаешь.

- Послушай, - раздраженно сказал я, - не мог бы ты помочь мне выбраться
из этой грязи?

- Конечно, - добродушно протянул Ормузд. - Послушай, как тебя там,
скажи слово - ты же его знаешь.

- Какое слово? - удивился я.

- То, которое ты сказал недавно. Код имени.

- Зачем?

- Тебе нужно в город или нет? - рассердился Ормузд.

- Нужно.

- Так скажи слово и не делай вид, что... Погоди, - прервал он сам себя.
- Ты действительно не понимаешь разницу между словом и именем, между вещью и
названием вещи, между движением и мыслью о движении?

Мальчик оказался философом. В его возрасте я задавал себе и окружающим
вовсе не такие вопросы.

- Ну вот что, - сказал Ормузд деловито. - Так мы тут до захода
простоим. Повторяй за мной, если сам ничего не знаешь. Скажи: Ариман.

- Ариман, - повторил я, пожав плечами.

Ударил колокол, камень ушел у меня из-под ног, но я не упал, потому что
застывший воздух поддерживал меня, как подпорка поддерживает статую, голубое
небо стало сначала черным, через мгновение серым, а потом исчезло, сверху
меня накрыл тяжкий купол, пришлось напрячь спину, на плечах лежал весь мир,
а я был Атлантом, который...

Атлант?

Это не мое имя. И Ариман - не мое. Меня зовут Аркадий. Аркадий Винокур.

И сразу стало легко.

Легко и главное - понятно. Настолько понятно, что я не понял, как
существовал прежде. Здесь и сейчас я должен был существовать иначе.
По-другому. И вовсе не с той целью, о которой сказал Ормузду.

Понять? Покарать? Какое это имело значение в мире, куда я пришел
взрослым человеком с опытом младенца?

Я понял, где оказался, и получил право на отдых.

Я опустился на теплую сухую поверхность и заснул так, как не спал
никогда в жизни. Ни в той жизни, ни - тем более - в этой.

x x x

Мне приснился сон.

Я стоял на вершине холма, склон которого был покрыт яркозеленой травой
и мелкими цветами, желтыми и розовыми. На мне был коричневый балахон из моих
собственных мыслей. Почему мысли были коричневыми, я не знал. Вероятно,
потому что я не успел отдать их в чистку.

Я стоял и смотрел вниз, туда, где у основания холма меня ждала женщина.
В отличие от меня, она была обнажена - ей незачем было надевать на себя
одежду из мыслей и образов, она была такая, какая есть, и не хотела казаться
иной. Женщина смотрела на меня. У нее была совершенная фигурка богини,
сосочки на высокой груди выглядели двумя крупными ягодами, и мне захотелось
дотронуться до них, и еще до волос - коротких и очень темных, почти черных.
Я знал, что, протянув руку, сумею ощутить теплоту ее кожи, хотя разделяло
нас не меньше сотни метров. И еще я знал, что, протянув руку, смогу ощутить
холод разделявшего нас пространства и убедиться в том, что мы так же далеки
друг от друга, как тогда... недавно... давно... где?

- Здравствуй, - сказала женщина и улыбнулась, отчего в моей крови
воспарили пузырьки, и я подумал, что сейчас взлечу, будто воздушный шарик.

- Здравствуй, - сказал я, но женщина не услышала.

- Ты пришел, - сказала она, - но как ты далеко... Если бы я знала твое
имя...

- Ариман, - сказал я, ощутив неудобство, будто имя это на самом деле
принадлежало не мне, другому, я взял его себе временно и должен был отдать
обратно.

- Если бы я знала твое имя, - печально повторила женщина, и я понял,
что она действительно не слышит меня.

- Ариман! - крикнул я так, что холм, как мне показалось, зашатался.

- Если бы я знала... - еще раз сказала женщина, не услышавшая и крика.

Нужно спуститься, - подумал я. - Вниз - легко.

Но это оказалось трудно. Невозможно. Я сделал шаг и, опуская ногу на
трявяной покров, понял, что не должен был этого делать, потому что...

Я оказался в другом месте и в другое время.

Где и когда?

Я так и не узнал этого, потому что проснулся.

Глава вторая

Я оделся - одежда висела на стуле, это был балахон из вчерашних мыслей,
спрессованных сном в ткань, эластичную и мягкую, как кожа младенца. Я умылся
- для этого и руки не нужно было притягивать, я ощутил влагу на своем лице и
понял - это так, а потом сбежал по трем высоким ступенькам и оказался на
улице. Мыслей в воздухе оказалось немного, и я быстро с ними управился,
рассортировав по степени значимости.

"Опять собака Арнштейна спать не давала, - эта мысль витала над домом
соседа справа. - Если у нее нет имени, это еще не значит, что можно
беспокоить честных людей".

Ерунда, - подумал я, - Арнштейны потому и не нарекают своего пса
никаким именем, что не хотят давать ему слишком большой воли. Только
оборотней мне здесь недоставало для полного счастья.

"Тася, я тебя люблю, вернись!" - это был вопль души, почти осязаемый,
он висел высоко над домом соседа слева. Еще немного страсти, мысль
действительно материализуется, и бедовая Тася, покинувшая ночью своего
влюбленного мужа, конечно, вернется, домой, но нужно ли это им обоим?
Наверняка бедняга Офер не выдержит напряжения - он и сейчас на грани, - и
кто тогда станет за ним ухаживать? Не Тася же, на самом деле, возвращенная,
но не вернувшаяся!

А над домом напротив болталось, будто воздушный шар на привязи,
простенькое, но почему-то не исполненное желание: чаю с молоком и плюшку.
Нет, лучше булочку. Нет, плюшка по утрам - это в самый раз. А может, булочка
вкуснее?

Да решись наконец, - подумал я, и на столе у соседа возникла большая
чашка с чаем, а плюшка так и не появилась, потому что думали мы вразнобой,
он хотел материального, вещественного, а мне достаточно было идеи, мысли о
плюшке, и я насытился сразу, ощутил в желудке тяжесть еды и пошел вдоль
домов, не отзываясь больше на мысленные призывы. Мне-то, в конце концов,
какое дело?

Важных для меня мыслей не было во всем городе. Я обошел его, будто
планету - пошел от дома на восток, а вернулся с запада, сделав полный круг.
Должно быть, было еще рано: солнце недавно взошло и не очень-то охотно
рвалось вверх. За то время, что понадобилось мне для утреннего путешествия,
оно успело подняться до крыш и лежало на них подобно лентяю, не желающему
встать с постели.

Небольшой городок. Здесь не было даже простого склейщика, умеющего
приводить мысли в соответствие с реальными предметами. Неужели у них не
случаются подобные казусы?

- Случаются, конечно, - произнес рядом со мной тонкий голос, и я,
вздрогнув, обнаружил сидевшего на ступенях моего дома Ормузда. Мальчишка
глядел на меня с откровенным удивлением, и я понял причину.

- Прости, - сказал я, присаживаясь рядом. - Я должен был поздороваться,
как делают приличные люди.

- Здравствуй, - кивнул Ормузд. - А почему ты подумал о склейщиках?

- Мне приснился сон, - объяснил я. - Мечта. Я точно знаю, что это
мечта. Идеальный конечный результат. В реальной жизни ее нет. Может быть,
нет для меня. Может быть, нет вообще. Я хочу знать. Хотя бы знать,
понимаешь? С воображением у меня проблем нет, а вот со знанием...

- Со знанием у всех проблемы, - глубокомысленно заметил мальчик. -
Послушай, может, войдем в дом? На свежем воздухе, слишком много чужих
мыслей, а мне и своих достаточно.

Мы вошли - я впереди, мальчишка за мной - и прошли в кухню. Стол здесь
был вполне вещественным - то ли дуб, то ли другое, столь же твердое дерево,
- а все остальное еще не было создано и представлялось как бы в дымке, идеи
вещей всегда выглядят не очень ясными, пока о них не подумаешь, как о
реальных предметах.

Я подумал, и газовая плита с кипевшим на ней чайником стала четкой
настолько, что я услышал, как булькают пузырьки воздуха. Естественно, меня
отнесло в сторону, пришлось схватиться за дверной косяк, а то меня вынесло
бы из кухни в прихожую. Ормузд хмыкнул, глядя, как я барахтаюсь, и сказал
покровительственно:

- Со мной тоже первое время случалось... Дай руку.

- Вот еще, - сказал я возмущенно. - Сам.

Я снял с плиты чайник и прикрутил вентиль. Не то чтобы мне было жаль
газа, но даже тихое шипение выводило меня сейчас из равновесия. В верхнем
шкафчике - то ли дерево, то ли пластик, не поймешь - я обнаружил две большие
фаянсовые чашки, натуральные, старые даже, они уже и не помнили, когда были
простыми мыслями о чашках.

- С сахаром или без? - спросил я. Сахара в доме не было, а утруждаться