свете людей, накрепко и навечно связанных общностью интересов. Но,
развеселившись, форама не утратил еще ясности мышления; наверное, ему даже
не было так весело, как он показывал. Но говорил он оживленно, часто
смеясь, кое-что искажая, кое в чем преувеличивая, как это часто бывает с
людьми, предающимися пороку пьянства. Когда Форама начинал свой рассказ,
их было трое, потом компания постепенно разрослась, и не только за счет
любителей выпить нашармака: люди подходили и присаживались со своими
флягами и флаконами, банками и полбанками, со стаканчиками и без; даже
угощали порой, когда Форама умолкал, чтобы перевести дух, и снова начинал,
торопясь сказать и обосновать главное, пока хмель еще не вселился в него
окончательно и пока рассказ не превратился в совершенную чепуху и
бредятину, которой даже пьяный не поверил бы.
неудержимое стремление говорить и слушать, принимая неожиданно близко к
сердцу вещи, на которые человек в трезвом рассудке даже не обратил бы
внимания, - настолько далеки были они от его интересов. На Шанельном рынке
любили рассказчиков; каждому хотелось быть баюном, владеть вниманием
собутыльников хотя бы краткое время, так что Фораме вовсе не сразу удалось
заставить слушать себя. Однако мозг пьющего быстро оскудевает, и не у
каждого находится, что рассказать, а иной и знает, что у него есть, да не
может вспомнить - что же именно. Поэтому всякая интересная тема
выслушивается с великим вниманием, а затем обогащенный информацией
синюшник спешит на другой конец Рынка, чтобы, влившись в компанию еще не
слышавших новости, привлечь к себе внимание и пересказать, пусть перевирая
и искажая (обязательно в сторону преувеличения) только что слышанное: а
там повторяется то же самое, цепная реакция продолжается, новая информация
стремительно разносится по обширной территории Рынка, овладевает если не
умами, то тем, что их там заменяет - овладевает царящим там ползучим
безумием; на долгое ли время - это уже зависит от важности, значительности
разносящихся новостей. Однако Шанельный рынок не является замкнутым,
изолированным организмом. Люди приходят, люди уходят - отпившие свой срок,
натешившие душу, разрядившиеся, выскользнувшие из стрессового состояния;
меняются приказчики в киосках, за прилавками, под навесами; привозят новый
товар, и возчики и грузчики ненадолго вливаются в общую компанию (трудно
ходить по грязи, не запачкавшись); жены (или мужья) прибегают порою, чтобы
разыскать и умыкнуть возлияющих супругов, спасти хоть ту малую часть, что
еще поддается спасению. Словом, каналы связи Шанельки с окружающим миром
многочисленны и разветвлены, информация течет по ним, не иссякая, и то, о
чем час-полтора назад заговорили под сенью репейников, уже становится
достоянием Города. Тут в действие вступает коммуникационная техника (в
условиях информационного голода пористая масса общества всасывает в себя
новости прямо-таки со свистом), - и вот уже все судачат о том, о чем с
утра даже и думать не собирались, и на взволнованное: "Вы слышали?" -
следует не менее возбужденный ответ: "Да, конечно! И, говорят..." Вот так
все и происходит, и Форама почему-то был совершенно уверен в этом, словно
вею жизнь занимался вопросами информации, и именно на такой процесс
рассчитывал. А также на то, что информация, переданная таким способом,
сразу же расходится не только по горизонтали, но и по вертикали, пронзает
все слои общества, потому что люди на Шанельке, как уже сказано, бывают
самые разные. Помогала ему и мысль, что в таких условиях найти источник
информации бывает практически невозможно: люди помнят, что именно слышали,
но от кого - это путается, исчезает из памяти, потому что они успели
выслушать все не единожды, а раз пять самое малое, и хронологическая
последовательность невосстановимо исчезла, и рассказывавший первым в
памяти оказывается вдруг пятым - и поди, докажи. Форама знал, конечно, что
если бы добрались до него, то специалисты не стали бы ломать голову, гадая
- от кого это пошло; но он знал также, что на такое сообщение наткнутся
они не сразу, очень уж не похоже будет то, что они услышат, на
действительно случившееся; а ему и не надо было, чтобы все разобрались в
проблеме: надо было лишь, чтобы люди поняли, почувствовали, что грозит
гибель, и что гибель эта связана с вооружением, и что если захотеть,
катастрофы можно еще избежать - если приняться за дело сегодня, а завтра
может уже не хватить времени. Вот это он и внушал, а подробности давал
ровно в таком количестве, чтобы собеседники поверили, что он человек
серьезный и знающий и не станет зря сотрясать атмосферу от одной лишь
хмельной говорливости. Если же распространяющиеся слухи, независимо от
степени их точности в деталях, окажут на Высший Круг слишком серьезное
впечатление и будет дана команда - грести всех, то в таком случае как раз
может возникнуть шанс выскочить. Риск, конечно, был, но в таком деле без
риска нельзя.
распространяя слухи. На то, что Высший Круг, убоявшись народного
бормотания, изменит свои замыслы? Нет, таким наивным Форама все же не был.
Он понимал, что Высший Круг привык и умеет считаться только с реальной
силой, моральных запретов для него не существует, поскольку мораль в
представлении Круга - не сила, она не стреляет и не взрывается. На то, что
население Города и в самом деле станет вдруг силой? Тоже нет: ясно ведь
было, что процесс превращения народа в силу, количества в качество,
требует времени, организации и людей, способных возглавить ее, - но людей
таких не было или, во всяком случае, Форама о таких не слыхивал, а вот что
времени на такое уже не оставалось - это он знал точно. Так что надежды на
то, что Шанельный рынок бросится на штурм казематов Полководца, у Форамы и
не возникало даже. Какой же смысл был тогда во всей его затее?
совещании Высшего Круга, он поверил - если не совсем, то на девяносто
девять процентов во всяком случае - в то, что и на самом деле существовало
то скрытое и невидимое, но всесильное подлинное правительство, от имени и
по поручению которого только и могли выступать Гласные, пусть букеты на
народных гуляниях и подносили им, а не кому-то другому. В частности,
Фораму убедил в этом непродолжительный перерыв в ходе совещания, перерыв
непосредственно перед тем, как принять окончательное и бесповоротное
решение: такой мог понадобиться лишь для того, чтобы Первый Гласный
связался с тем всемогущим, кого он тут представлял, вкратце изложил ему
суть дела и получил указание. Именно - вкратце: на подробное изложение у
Гласного не хватило бы времени, перерыв был и на самом деле
непродолжителен. Так что - и в этом Форама был уверен - истинные
властители (или властитель) дали приказание, не имея еще возможности
разобраться как следует в сути дела, не зная всех обстоятельств, в том
числе и важнейших. И вот именно просачивание в массы информации об этих
важнейших обстоятельствах, властителям, видимо, не известных, должно было,
по замыслу Форамы, сыграть ту роль, какой не могла, к сожалению, сыграть
ни пресса, ни радио: заставить правителей еще раз, уже наведя должные
справки, поразмыслить над положением и немедля отменить неправильное
решение и принять правильное - а правильным было, по убеждению Форамы,
лишь то, что предлагал он. Вот ради какой комбинации глотал он одуряющую и
весьма противную жидкость, делая вид, что ничего приятнее на свете не
знает, и говорил, говорил, говорил, повторял раз, другой, третий, десятый,
то сухо, то цветисто, то со множеством принятых здесь оборотов,
аргументируя и от науки, и от суеверия, и от чего угодно, - лишь бы
главное дошло и застряло, хотя бы ненадолго, в памяти окружавших его
людей.
первоначально примкнул, оказались, как он и полагал, не завсегдатаями
Рынка. Горга, здоровяк и тамада компании, принадлежал, как выяснилось в
процессе более тесного знакомства, к стратегической службе; точнее
объяснять он не стал. Никакого удивительного совпадения в этом усмотреть
нельзя было: к стратегической службе принадлежал каждый четвертый житель
Планеты, это была самая обширная и могучая фирма, концерн, монополия, если
угодно, отличавшаяся от-промышленных монополий разве что тем, что
материальных ценностей она не производила, да и духовных тоже не густо.
Горга состоял на активной службе, никаких трагедий у него в жизни не
происходило, просто свободный от дежурства день он использовал, для отдыха
в той форме, которую предпочитал всем остальным, - чтобы снять напряжение,
неизбежное при суточном сидении перед ответственным пультом. Второй, тот,
что постарше, оказался не бродягой вовсе, но лицедеем, актером, у него
тоже выдался свободный вечер, наутро предстояла очередная репетиция, - и
он решил отдохнуть на вольном воздухе и зарядиться в меру; меру,
разумеется, знала душа, а душа у него была широкая. Так или иначе, уже
утром ему предстояло оказаться в обществе, в котором слухи циркулируют,
как ток в сверхпроводнике. Такой была исходная компания Форамы; среди
первых сверхштатных слушателей нашлись тоже интересные и полезные люди -
например, бывший чемпион планеты в какой-то из весовых категорий по
ану-га; так назывался национальный вид спорта, суть которого состояла в
том, что двое состязающихся, под строгим и нелицеприятным наблюдением
судей, поочередно били друг друга в ухо увесистой битой, затянутой,
правда, в смягчающую оболочку; противник имел право обороняться при помощи
специальной лопаточки, которую полагалось держать в другой руке. Новый
компаньон Форамы долго оставался непобежденным, так как одинаково хорошо
владел обеими руками и мог, быстро перебрасывая биту и лопаточку из ладони
в ладонь, обрушивать на противника оглушающие удары с неожиданной стороны.
Как и все участники подобных соревнований, был он давно и безнадежно глух,
пользовался слуховым аппаратом, часто терявшим регулировку, и в своем
солидном уже возрасте передавал информацию с максимально возможным
количеством искажений - однако именно это, как ни странно, вызывало у
людей повышенный интерес к теме, ничего не поняв из объяснений глухого
ухобойца, слушатели, естественно, спешили на поиски более членораздельного
изложения - что и требовалось. На Шанельный рынок экс-чемпион ходил
потому, что кто больше выпьет - было тоже своего рода состязанием, а ему
для нормальной жизни необходима была высокая, благородная атмосфера
соревнования. Был там также отставной администратор среднего ранга,
Василенко Иван
Земляной Андрей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Куликов Роман
Шилова Юлия