знаю его.
вельможи, одетого в желтое. - Ста-гевд не был_плохим Хозяином, и мы не
смогли выиграть сражение отнюдь не по его вине.
сверкали словно угли, но она оставалась неподвижна и спокойна.
Конгетларов. Я был в числе тех, кто развеял над морем пепел Наг-Туоля, и я
знаю, что Кон-гетлары - низкие убийцы, не сумевшие постоять за свои жизни
в честном бою.
Ложь труса, расправлявшегося с женщинами и детьми оставленного без охраны
замка.
было. Не было и желающих повиноваться. Статная и непоколебимая, Харма-на
встала, сжимая в руках неприметный веер из лебединых перьев. Обычный на
вид веер.
стали неуверенно поглядывать друг на друга, ища поддержки или хотя бы
понимания. Но тщетно, ибо тут началось нечто неописуемое.
Нефритовой гостиной, разорвался на тысячу трепещущих и сияющих осколков.
Поднялся ветер. Осколки сложились вокруг тронного возвышения в круг, а
выразивших неповиновение вельмож очертили прямоугольником.
силы землетрясением, и стал погружаться вниз. Он полз вниз медленно,
словно пол клети гигантского механического подъемника, виденного некогда
Герфегестом в резиденции Октанга Урайна. Медленно, но безостановочно.
Сильнейшие не двигались. На их лицах стали проявляться уродливые гримасы
ужаса.
замка Наг-Нараон. Что ползти ей некуда. Разве что в подвалы. Но о
подвалах, похоже, речь не шла. Речь вообще не шла о механике. Это, похоже,
понимали все.
не по себе. Что за сила заключена в крохотном веере из лебединых перьев?
нефритовым и стал прозрачным, словно итское стекло. Несчастные смотрели
себе под ноги с обреченностью приведенных на бойню бычков. Похоже, они
недооценили магической силы своей госпожи. Теперь их головы едва
возвышались над полом Нефритовой гостиной, оставшимся за пределами
очерченного фосфоресцирующими осколками прямоугольника.
ненавидящие его Гамелины, глядя себе под ноги. И он увидел. Лезвия. Лес
стальных лезвий, алеющих свежей кровью. Пол опускался прямо на них,
претерпевая ряд пугающих трансформаций. Сначала он пошел трещинами. Затем
стал истончаться. Вот-вот он растворится и перестанет удерживать тела
несчастных, которых у Герфегеста язык не поворачивался назвать изменниками
- он сам скорее всего вел бы себя сходным образом. Вот сейчас Сильнейшие в
полном составе рухнут в набитую стальными лезвиями бездну, под
заразительный и жутковатый смех Хозяйки Дома Гамелинов. Под аккомпанемент
хрустального смеха его новой возлюбленной.
превратятся в прах под Зраком На-марна! Мы одобряем любой твой выбор! -
заорали нестройные голоса, срываясь в надсадный хрип.
воцарились на своих законных местах, провал в полу исчез, а светильник с
фосфоресцирующей жидкостью собрался из осколков и повис на прежнем месте.
- Каждый из вас давал ее, вступая в возраст совершеннолетия.
прикладывая трясущиеся руки к сердцу. - "...И да проглотит могила любого
из нас, кто возвысит свой голос против веления Хозяина или Хозяйки раньше,
чем свершится святотатственная измена..."
нагруднике. - Мы нарушили клятву и пошли против твоей воли.
спешила. "Неужели он еще понадобится ей, - недоумевал Герфегест, с
показной безучастностью наблюдавший за происходящим. - Какова же должна
быть сила их ненависти ко мне, если ради того, чтобы выказать эту
ненависть, они готовы подвергнуть себя изощренной пытке гневом своей
Хозяйки?" - спросил себя Герфегест, в недоумении взирая на Гамелина в
желтом, который подошел к трону Харманы.
госпожа.
на котором сидел Герфегест, поднял край его плаща и поцеловал его, припав
на правое колено.
что возмущались пуще остальных, по-прежнему стояли в неподвижности.
Хармана делала вид, что не замечает их. Но когда последний Гамелин отошел
от тронного возвышения с выражением крайнего облегчения, которое
обыкновенно овладевает человеком после похорон заклятого врага, не
замечать их уже не получалось. Неужто придется бросить на лезвия бородача
в кольчуге и того плешивого недомерка, который обзывал Конгетларов
трусами, похваляясь тем, что принимал участие в сожжении Наг-Туоля?
обратилась Хармана к первому - мускулистому бородачу в кольчуге. - Неужели
мне стоит снова употребить мою власть, дабы в рядах Га-мелинов воцарилось
прежнее единодушие?
блуждая взглядом по прожилкам нефрита, из которого был сложен пол
гостиной. Похоже, он не мог решиться ни на повиновение, ни на бунт, а
потому застыл, словно осел, не знающий что предпочесть - овес или ячмень.
Хармане.
сила Гамелинов зиждется не только на ее магии, но и на искренности
вассалов. Она осознавала, что в минуту ярости хватила лишку с запугиванием
Сильнейших и отдавала себе отчет, что не сможет воспользоваться веером во
второй раз. Вся ее магическая сила была вычерпана без остатка страшным и
странным действом под сводами Нефритовой гостиной.
жизнью. Это верно. Но я Гамелин и умру Гамелином. Путь Стали - это путь
ясного довода. Путь Правды. Что бы ты ни делала - а твоя сила велика и
гораздо превосходит мою, - тебе не доказать мне, что ты хочешь сделать
Хозяином Дома достойного человека. И я не смогу, подобно остальным,
поцеловать край его плаща и преклонить перед ним колени, пока не буду
убежден в этом.
будет для тебя по-настоящему ясным доводом?
обратилась не к нему, а к Матагевду, который несколько уступал ему в
родовитости, хотя и приходился дядей госпоже. Но не успел он открыть рот,
как Герфегест встал и, сойдя с тронного возвышения, вынул из ножен меч.
тебя, верный Гамелин, в том, в чем не может убедить тебя госпожа. Если ты
сильнее меня, твой меч положит предел моей жизни, и все станет на свои
места.
покорившиеся Гамелины стыдились своего малодушия, сейчас им было не до
этого. Смелость и откровенность Матагевда как бы искупила в одночасье
всеобщую трусость. Плешивый - его звали Ламерк - тот вообще чувствовал
себя героем. Разумеется, если бы спросили у него, он бы ответил то же
самое.
резные подлокотники ее тронного кресла. Она давно догадалась, к чему вел
Ма-тагевд, самый сильный фехтовальщик Наг-Нараона. Она знала, что он хочет
поединка,-но... Герфегест обернулся, бросив на Харману взгляд, исполненный
любви и утешения. Он не даст себя убить после всего того, что произошло
минувшей ночью.
пожелала покинуть свой трон - быть может, из опасения лишиться чувств,
если некий шальной удар быстрого и смертоносного клинка ее дяди вопьется в
обожаемую ею плоть Герфегеста Кон-гетлара. Она была обессилена. Она была
бледна. И все-таки оставалась невыразимо прекрасной.
Мысленно сосчитав до десяти, каждый из противников стал в боевую стойку. И
безо всяких предварительных договоренностей обоим было совершенно ясно,
что поединок ни в чем не будет похож на потешный или показной. "Поединок
будет долгим, кровавым и беспощадным" - читалось во взорах Дюжины
Шилова Юлия
Акунин Борис
Каменистый Артем
Акунин Борис
Орлов Алекс
Афанасьев Роман