деремся... Наверно, я и правда его ненавидел... иногда... а теперь...
теперь... ох, мистер Джонас, если б только...
что-нибудь такое, чтобы отнести ему -- и он поправится...
высморкался и утер глаза.
него валятся.
совладал со слезами,--он лишился своего лучшего друга, это и правда был
настоящий парень. И сейчас же кто-то стащил его вратарскую бейсбольную
перчатку, а она очень дорогая--доллар девяносто пять! Потом он еще свалял
дурака -- сменялся с Чарли Вудменом, отдал свою коллекцию ракушек и морских
камешков за глиняную статую Тарзана -- ну, знаете, какую дают в магазине,
если принести им много-много крышек от ящиков из-под макарон. А Дуглас на
другой же день уронил этого Тарзана на тротуар и разбил.
асфальте.
взяли и подарили штаны да рубашку. Ну, и понятно, лето вышло пропащее.
старьевщик.
во дворе одну штуку--самые настоящие кандалы из Тауэра, и они там
провалялись всю ночь и совсем заржавели. А главное -- я вырос на целый дюйм
и почти его догнал, вот это ему обиднее всего.
даже еще похуже. Выдастся же
несколько комиксов, то новые теннисные туфли вмиг заплесневели.
заглянул в недра своего фургона и покачал головой. Теперь, в ярком свете
дня, лицо у него было усталое, на лбу выступили капельки пота. Он
всматривался в груды ваз, облупленных абажуров, мраморных нимф, позеленевших
бронзовых сатиров. Вздохнул. Повернулся, подобрал вожжи и легонько их
встряхнул.
нужно кое-что сообразить. Я немного осмотрюсь и приеду опять после ужина. Но
и тогда... трудно сказать. А покуда...
подвесков.
как льдинки.
виду. Потом поднял их и подержал на весу, но ветра не было, и они не
шевельнулись. Они никак не могли зазвенеть.
опять накатываются волны зноя, от каждого дома, от каждого дерева,
вздрагивая, тянется тень-- черная, точно нарисованная углем. Внизу по улице
идет человек с ярко-рыжими волосами. Они вспыхивают в лучах заходящего, но
все еще жгучего солнца, и Тому чудится: гордо шествует огненный факел,
торжественно выступает огненная лиса, сам дьявол обходит свои владения.
выкинуть на помойку арбузные корки, и увидела во дворе мистера Джонаса.
не каждый день с тех пор, как он научился ходить и стал бегать по улицам. У
меня кое-что для него припасено.
сказала:--Он еще не проснулся, мистер Джонас. Доктор не велел его тревожить.
Ох, мистер Джонас, мы просто не знаем, что это с ним!
бы с ним поговорить. Иной раз слова, которые услышишь во сне, бывают еще
важнее, к ним лучше прислушиваешься, они глубже проникают в самую душу.
Сполдинг ухватилась за ручку двери, но и не подумала ее открыть.--Но все
равно спасибо вам. Спасибо, что пришли.
Стоял и смотрел вверх, на окно Дугласа. Миссис Сполдинг вошла в дом и
закрыла за
казалось: кто-то выхватывает и
пиджака, галстук развязан, и можно было подумать, что он за один этот день
похудел на тридцать фунтов. В девять часов Том с матерью и отцом вынесли в
сад под яблоню раскладушку и уложили на нее Дугласа: уж если подует ветерок,
тут его почувствуешь скорее, чем в душных комнатах. До одиннадцати они то и
дело выходили в сад к Дугласу, потом завели будильник на три -- пора будет
наколоть и сменить лед -- и наконец легли спать.
веки Дугласа затрепетали.
мелодичный. Слов было не разобрать.
и увидела его весь, и весь его осветила--каждый дом, каждое дерево, каждую
собаку: собаки спали и часто вздрагивали--в нехитрых снах им виделись
доисторические времена.
тот голос.
мир, а быть может, и раньше. Но голос все приближался, и вместе с ним
слышалось словно биение сердца--это цокали лошадиные копыта по камням
мостовой, и жаркая густая листва деревьев приглушала их стук.
открывалась и закрывалась дверь. Это двигался фургон.
фургон, а на высоких козлах сидел мистер Джонас, и его худое тело мерно
покачивалось в такт движению. На голове у него была шляпа, как будто все еще
палило солнце; изредка он перебирал вожжи, и они колыхались над спиной
лошади, как речные струи. Медленно, очень медленно фургон плыл по улице, и
мистер Джонас пел, и Дуглас во сне словно затаил на миг дыхание и
прислушался.
ручей течет, холодит, как лед... Купишь разок -- запросишь в другой... Есть
и весенний, есть и осенний, из дальних краев, с Антильских островов... ясный
и синий, пахнет дыней... Воздух, воздух, свежий, соленый... чистый,
душистый... в бутылке с колпачком, надушен чабрецом... Всякому на долю, и
всласть и вволю, сколько хочешь вдохнешь-- и всего-то за грош!
под ногами у него черная тень, в руках зеленоватым огнем поблескивают две
бутылки, будто кошачьи глаза во тьме. Мистер Джонас поглядел на раскладушку
и тихонько позвал Дугласа по имени -- раз, другой, третий. Помедлил в
раздумье, поглядел на свои бутылки, решился и неслышно подкрался к яблоне;
тут он уселся на траву и внимательно посмотрел на мальчика, сраженного
непомерной тяжестью лета.
надо говорить, и глаза открывать не надо. И не старайся показать, что ты
меня слышишь. Я все равно знаю, что слышишь: это старик Джонас, твой друг.
Твой друг,-- повторил он и кивнул.
кусок, прожевал и снова заговорил.
Кажется, и причины никакой нет, да они, видно, от роду такие. Уж очень все к
сердцу принимают, и устают быстро, и слезы у них близко, и всякую беду
помнят долго, вот и начинают печалиться с самых малых лет. Я-то знаю, я и
сам такой.
убийственная. Лето тянется и тянется, нет ему конца, и столько всего
приключилось, верно? Чересчур много всего. И время к часу ночи, а ни
ветерком, ни дождиком и не пахнет. И сейчас я встану и уйду. Но когда я уйду
Сертаков Виталий
Шекли Роберт
Белов Вольф
Корнев Павел
Орлов Алекс
Пехов Алексей