медлил. Уильямсон спросил:
как его силуэт замер в дверях лачуги. Они увидели силуэт женщины. Они
увидели, как их командир пожал ей руку.
шестигранниками на кладбище, над четырьмя старыми крестами и одним новым, по
ночам в низкой каменной лачуге горит свет; ревет ветер, вихрится пыль,
сверкают холодные звезды, а в той лачуге четыре фигуры - женщина, две дочери
и сын - не дают погаснуть огню в камине, сами не зная зачем, и
разговаривают, и смеются.
выходит из лачуги и, вскинув руки, долго смотрит на небо, на зеленое пламя
Земли, не понимая, зачем она это делает; потом возвращается в дом и
подкидывает щепку в огонь, а ветер крепчает, и мертвое море продолжает
оставаться мертвым.
утра, вставать пора! - словно боясь, что их никто не послушает. Объятый
утренней тишиной дом был пуст. Часы продолжали тикать и твердили, твердили
свое в пустоту: девять минут восьмого, к завтраку все готово, девять минут
восьмого!
безупречно поджаренных тостов, четыре глазуньи, шестнадцать ломтиков бекона,
две чашки кофе и два стакана холодного молока.
тысячи двадцать шестого года, - произнес другой голос, с потолка кухни. Он
повторил число трижды, чтобы получше запомнили. - Сегодня день рождения
мистера Фезерстоуна Годовщина свадьбы Тилиты. Подошел срок страхового
взноса, пора платить за воду, газ, свет.
ленты памятки.
живо, восемь одна! Но не хлопали двери, и не слышалось мягкой поступи
резиновых каблуков по коврам.
дождик целый день, плащ, галоши ты надень..." Дождь гулко барабанил по крыше
пустого дома.
выезду автомашина... Минута, другая - дверь опустилась на место.
Алюминиевая лопаточка сбросила их в раковину, оттуда струя горячей воды
увлекла их в металлическую горловину, которая все растворяла и отправляла
через канализацию в далекое море. Грязные тарелки нырнули в горячую мойку и
вынырнули из нее, сверкая сухим блеском.
кишели маленькие суетливые уборщики из металла и резины Они стукались о
кресла, вертели своими щетинистыми роликами, ерошили ковровый ворс, тихо
высасывая скрытые пылинки. Затем исчезли, словно неведомые пришельцы,
юркнули в свои убежища Их розовые электрические глазки потухли. Дом был
чист.
среди развалин и пепла. Во всем городе он один уцелел. Ночами разрушенный
город излучал радиоактивное сияние, видное на много миль вокруг.
наполнив ласковый утренний воздух волнами сверкающих водяных бусинок. Вода
струилась по оконным стеклам, стекала по обугленной западной стене, на
которой белая краска начисто выгорела. Вся западная стена была черной, кроме
пяти небольших клочков. Вот краска обозначила фигуру мужчины, катящего
травяную косилку. А вот, точно на фотографии, женщина нагнулась за цветком.
Дальше - еще силуэты, выжженные на дереве в одно титаническое мгновение...
Мальчишка вскинул вверх руки, над ним застыл контур подброшенного мяча,
напротив мальчишки - девочка, ее руки подняты, ловят мяч, который так и не
опустился
тонкий слой древесного угля.
он спрашивал: "Кто там? Пароль?" И, не получая нужного ответа от одиноких
лис и жалобно мяукающих котов, затворял окна и опускал шторы с одержимостью
старой девы. Самосохранение, граничащее с психозом, - если у механизмов
может быть паранойя.
крылом, как тотчас громко щелкала штора и перепуганная птица летела прочь.
Никто - даже воробей - не смел прикасаться к дому!
больших и маленьких, они служили и прислуживали, и хором пели славу. Но боги
исчезли, и ритуал продолжался без смысла и без толку.
здоровенный, сытый, а теперь кожа да кости, весь в парше, вбежал в дом,
печатая грязные следы. За ним суетились сердитые мыши - сердитые, что их
потревожили, что надо снова убирать!
как стенные панели мигом приподнимались, и оттуда выскакивали металлические
уборщики. Дерзновенный клочок бумаги, пылинка или волосок исчезали в стенах,
пойманные крохотными стальными челюстями. Оттуда по трубам мусор спускался в
подвал, в гудящее чрево мусоросжигателя, который злобным Ваалом притаился в
темном углу.
- как это уже давно понял дом, - что никого нет, есть только мертвая тишина.
нюхать. Там, за дверью, плита пекла блины, от которых по всему дому шел
сытный дух и заманчивый запах кленовой патоки.
заметался, кусая себя за хвост, бешено завертелся и сдох. Почти час пролежал
он в гостиной.
выпорхнули полчища мышей, легко и стремительно, словно сухие листья, гонимые
электрическим веером.
вихрем промчался сноп искр.
мелькая очками, разлетелись по местам. На дубовом прилавке появились
коктейли и сэндвичи с яйцом. Заиграла музыка.
стены.
антилопы, лиловые пантеры прыгали в хрустальной толще. Стены были
стеклянные, восприимчивые к краскам и игре воображения. Скрытые киноленты
заскользили по зубцам с бобины на бобину, и стены ожили. Пол детской
колыхался, напоминая волнуемое ветром поле, и по нему бегали алюминиевые
тараканы и железные сверчки, а в жарком неподвижном воздухе, в остром запахе
звериных следов, порхали бабочки из тончайшей розовой ткани! Слышался звук,
как от огромного, копошащегося в черной пустоте кузнечных мехов роя пчел:
ленивое урчание сытого льва. Слышался цокот копыт окапи и шум освежающего
лесного дождя, шуршащего по хрупким стеблям жухлой травы. Вот стены
растаяли, растворились в необозримых просторах опаленных солнцем лугов и
бездонного жаркого неба. Животные рассеялись по колючим зарослям и водоемам.
фокусы, потом что-то щелкнуло в кабинете, и на металлическом штативе возле
камина, в котором разгорелось уютное пламя, вдруг возникла курящаяся сигара
с шапочкой мягкого серого пепла.
по ночам.
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман