посочувствуй мне! - Но язык отказывался повиноваться. Охваченный болью ее
отречения, он не мог говорить. - По крайней мере прости меня".
Напряженность мускулов лица навела его на отвратительную мысль, что он
ухмыляется.
Этиаран и засунул ее нож себе за пояс.
перешагнул через борт и опустился на поперечину, сделанную на носу, -
единственное сиденье в тридцатифутовом судне, но все же узкое для него, -
великан тоже шагнул внутрь, одновременно оттолкнувшись от берега. Затем он
перешел на широкую низкую корму. Стоя там, он ухватился за руль. Киль
вздрогнул от прошедшей по нему волны силы. Великан направил свое судно
прочь от берега реки, на середину потока, и вскоре оно уже двигалось на
запад среди гор.
стал смотреть, как Этиаран взбирается вверх по горному склону. Но волна
силы, двигавшая лодку, несла ее со скоростью бегуна, и вскоре расстояние
между ними и Этиаран увеличилось настолько, что последняя превратилась в
небольшую коричневую точку на фоне зелени Анделейна. С огромным усилием
Кавинант заставил себя отвести взгляд от этой точки и попытаться найти
источник силы, двигавшей лодку.
стремительно неслась против течения, словно влекомая огромной рыбиной.
Причем в движении не ощущалось никаких толчков. Но при этом нервы
Кавинанта чувствовали энергию, изливавшуюся через киль. Он мрачно спросил:
высокий руль, а правой определяя направление встречных ветров; при этом он
что-то напевал, какую-то простую песню на языке, понять который Кавинант
не мог, - песню, в которой словно бы слышался шелест волн и которая
оставляла соленый привкус на губах, похожий на привкус моря.
язык песни переменился, и Кавинант стал понимать, что поет великан:
сверкавшим в глазах из-под непроходимых бровей.
научила?
Этиаран, приуменьшало цену принесенной ею жертвы; его высокий неприступный
лоб и полный юмора взгляд казались непроницаемыми для чувства симпатии.
Однако для Кавинанта боль Этиаран была очевидной. Она была лишена в
огромной степени нормальной человеческой любви и тепла.
нечто большее, чем научила меня. Она сумела провести меня мимо
Душераздирателя, мимо убитого вейнхима, под кровавой луной, мимо юр-вайлов
- а ты бы мог сделать это?
приподняв кончик бороды словно в насмешливом салюте.
лгу? Я не пал бы столь низко, чтобы лгать тебе.
Морестранственник смеялся самозабвенно, откинув назад голову.
все продолжал хохотать. Кавинант недолго терпел это оскорбление. Вскочив
со скамьи, он бросился на великана, собираясь ударить его поднятым
посохом.
почувствовал себя выше?
по днищу судна концом своего посоха, зачерненным юр-вайлами.
содрогнуться. Шатаясь, Кавинант ухватился за поперечину, на которой сидел,
чтобы не упасть за борт. Через мгновение спазм миновал, и сверкающий на
солнце поток стал таким же гладким, как и прежде. Но Кавинант еще
несколько мгновений держался за перекладину, чувствуя, как тяжело бьется в
груди сердце, как натянуты, словно струна, все нервы и как тяжело
пульсирует его кольцо.
бы смешон, если бы не был так... Смешон".
пока не взял свои эмоции под контроль. Затем его взгляд скользнул к
великану, осторожно коснулся его ауры. Однако он не смог уловить ничего,
похожего на зло; Морестранственник казался столь же безупречно крепким,
как природный гранит.
уважения! - добавил он вслух.
так, чтобы им можно было управлять в сидячем положении. - Я не хотел
проявить неуважение. Твоя лояльность принесла мне облегчение. И я знаю,
как следует ценить то, что она смогла сделать.
всего лишь в футе над глазами Кавинанта.
ни один человек, ни один великан или ранихин - никто не смог бы доставить
тебя... Доставить в Твердыню Лордов быстрее, чем это сделаю я.
себя слишком расточительно. Я засмеялся, глядя на тебя, потому что ты был
похож на петуха, нападающего на ранихина. Ты растрачиваешь себя, Томас
Кавинант.
смеха.
великана в торопливости. Что ж, ты прав. Но разве ты не знаешь, что люди
считают нас... - Он снова расхохотался. - ...Считают нас осмотрительными и
чересчур медлительными? Я был избран послом потому, что короткие
человеческие имена, лишающие их носителей такой огромной доли истории,
силы и значения, даются мне легче, чем большинству представителей моего
народа. Но теперь выходит, что не просто легче, а чересчур легко.
абсолютно недоступен его пониманию. Затем не без усилия он заставил себя
расслабиться, положил посох на дно лодки и сел на поперечину, глядя
вперед, на запад и на полуденное солнце. Смех великана звучал очень
заразительно, в нем смешалось простое неподдельное веселье, но Кавинант
чувствовал, что все в нем почему-то сопротивляется этому смеху. Он не мог
позволить себе стать жертвой еще одного обольщения. Он уже и так потерял
себя в большей степени, чем надеялся когда-либо найти вновь.
звоном, как будто они были литургией к нему, иконами с изображением его
самого, поверженного и повергнутого в прах. "Великаны не существуют. Я
знаю разницу".
удержать свою ярость под контролем. Сзади великан вновь тихо запел. Его
песня раскатилась подобно рокоту устья мощной реки, впадающей в море,
поднимаясь и падая, как прилив и отлив, и ветры древности дули сквозь
архаичность слов. В интервалах они переходили в прежний припев:
усталости, и он лег на носу, чтобы отдохнуть.
грустна, чем любая другая, которую ты мог бы мне рассказать. Но жизнь без
сказки подобна морю без соли. А как ты живешь?
как лодка двигалась вперед, Анделейн раскрывался перед ним подобно бутону,
но он не обращал на это внимания, устремив взгляд на струю воды,