толпы, всех разом.
и живот. Я совершенно не почувствовала жара; даже подожги оно меня, я все
равно не должна бы его почувствовать, но этот желтый огонь скользил по
моей коже, словно вода, и не оставлял никаких следов. Из толпы раздались
крики и возгласы. Я выпрямилась, сняла онемевшими руками факел с шипа и
провела им вверх-вниз по всему телу. Он пылал на моей коже, но без дыма.
Шум снова спал. Стояла полная тишина. Тогда я вернула факел на шип,
повернулась к богу и голубому камню и отключила охвативший меня транс.
Произошло странное схождение двух частей меня - такое же быстрое и
потрясающее в возвращении, сколь медленным и подобным сну было
расхождение. Слух, зрение, обоняние и осязание сделались вдруг словно бы
невыносимо острыми, почти мучительными, но у меня не было времени
приходить в замешательство. Мое тело было целым, я доказала свою
невиновность, и теперь настала пора для следующего шага.
где стоял бог. И яростно завопила, плюясь от страха и гнева белыми
пузырьками пены.
наказания!
бросила его в пламя. Ткань сразу же занялась и вспыхнула, мигом почернев.
Толпа теперь притиснулась поближе, но ее сосредоточенность сделалась иной.
Я начала различать слова.
почувствовавшие вдруг во рту удила с силой натянутых вожжей. - Сделано еще
не все. Бог разгневан смертью целительницы. Один из тех, кто здесь
находится - убийца. Если не я, то кто же?
свирепо радость, я, которая до сих пор всегда была преследуемой.
сделала? - и она попятилась, побледнев от шока. - Или ты? - и я
повернулась к тощему, узкоголовому мужчине в центре, у которого отвисла
челюсть, показывая печальное зияние между немногих скромно распределенных
серых зубов.
и миг спустя ошеломленного мужчину и хнычущую женщину выволокли пред очи
бога.
глазами, сказала:
Уасти, и она тоже защитит тебя.
теперь моей воле - прикоснулась к мертвой ладони, а затем покорно
позволила мне отвести ее к факелу.
и приятным, как вода.
ахнула при этом, словно девочка, в первый раз увидевшая море, или закат,
или гору - хоть и знает, а все равно испытывает восторг и изумление.
Голоса истерически усилились. Я извлекла ее непострадавшую кисть, и
брызнула ей на лоб несколько капель из медной чаши с водой. Она очнулась,
ошеломленная и улыбающаяся. Следующим стоял мужчина, но результат был тот
же. Толпа теперь волновалась, бурлила и голосила. Я навела на нее
пристальный взгляд, и сделала рукой знак.
она протолкалась и теперь пыталась попятиться. Лицо ее начал искажать
страх. Внезапно она увидела, что я обратила взгляд к ней, и вокруг нас
снова наступило затишье. Я двинулась очень медленно и все же по прямой, не
глядя ни направо, ни налево, только на нее. Чем ближе я подходила, тем
больше она пятилась, но не могла продвинуться. В любом случае толпа бы ей
не позволила.
богом.
требовалось ничего с ней делать, достаточно и ее собственной вины и
естественного огня. И все же я оказалась неподготовленной к тому, что
случилось - к явлению, вызываемому мной, и все же противоположному.
обожжет.
ладони Уасти. Вот тут это и случилось. Девица издала страшный крик
звериный, бессмысленный, оборвавший скандирование словно ударом меча. Она
опрокинулась навзничь и упала перед деревянным креслом, ее правая ладонь
была обращена кверху, так что все увидели почерневшую плоть, опаленную до
костей.
прежде чем кто-либо смог остановить их - а кто б в самом деле попытался? -
женщины овладели телом девицы и утащили, чтобы растерзать ее подобно
волчицам, как растерзали бы меня. Однако девица была уже мертва - умерла в
тот миг, когда коснулась руки Уасти.
девица все-таки обладала какой-то таившейся в ней силой, да так и не нашла
к ней ключа, только лезвие бритвы было той силой, которая уничтожила ее.
Уасти доказал свою правоту.
трудом пробивалась вверх по узкому Ущелью Кольца, под аккомпанемент воющих
с востока вьюг и кружащее белое неистовство нового снега. По крайней мере
теперь мы освободились от волков, ибо они не любят восточных ветров, хотя
воют ничуть не хуже их.
очень хорошо и считала своими. Парень правил моими лохматыми лошадьми, как
правил ими для Уасти, и другая девушка, тихая как мышка, приносила мне по
моей просьбе еду и сопровождала меня, нося принадлежности целительницы,
когда я посещала больных. Нуждались они в немногом. В целом их можно было
считать здоровыми. Одному я вправила сломанную руку и сняла боль; у
некоторых появился жар, проходивший через день-другой; роды, легкие и без
осложнений, у опытной матери, отлично знавшей, что с ней происходит. В
данном случае училась сама целительница, но это знание могло позже
оказаться полезным. И все называли меня Уасти.
кисточками на ушах. Два дня после смерти Уасти я не могла ее найти и не
знала, куда она подевалась, так как мы тогда уже путешествовали. Но на
третий день, рано утром, я проснулась и обнаружила ее сидящей у меня на
животе. Она умывалась, подымаясь и опускаясь в такт с моим дыханием. Я
кормила ее и ничего от нее не ждала, но она следовала за мной по фургону и
по стану, когда мы разбивали его, и сидела, мурлыкая, у меня на коленях.
Она тоже, похоже, позволила мне заменить Уасти. Я любовалась ее красотой и
радовалась ой, но эта связь не была осознанной.
настолько глубоким, что никогда не освободится от него. Меня это вполне
устраивало, но я не хотела, чтобы он казался таким трусливым при
караванщиках: пусть только уважает меня как целительницу, что они сочтут
вполне подобающим.
защищенном месте, ибо пещеры попадались теперь редко - я пошла к его
фургону. Он пил после вечерней трапезы с несколькими другими купцами, и
когда увидел меня, то поторопил их уйти, и сидел в нервном ожидании.
платье целительницы, новом наряде, сделанном для меня женщинами. - Ты
действовал отлично. Сиббос простирает на тебя свою милость, и я, хоть у
нас раньше и бывали расхождения, вполне довольна. Я слышала разговоры, что
через день-другой - наверное, послезавтра - мы доберемся до туннеля через
Кольцо. Я также слышала, что это часть пути столь же опасна, как и дорога
сквозь снега. Каравану пора обрести истинного руководителя, а не свору
спорщиков, каждый из которых время от времени претендует на это звание.
Мне кажется, что ты самый сильный и самый лучший организатор, и
следовательно, ты им и должен быть.