руками. Выпитое спиртное оставило какой-то илистый осадок у меня во рту, в
горле, во всем теле.
думаю.
пряча лицо в руках.
склонившись надо мной. Затем выждал минуту и, поскольку я не отозвался и
не сделал ни малейшего движения - только нога у меня продолжала трястись,
словно заводной механизм, - продолжил:
должен был ее разрешить. Аспирант сыграл в ней роль, которую отвел ему
Баранн. Глюк должен был быть только свидетелем. Баранн инсценировал все
сам, ища лишь кого-нибудь, кто подошел бы для розыгрыша. О тебе он,
наверное, узнал от доктора, который его лечит. Вот все, что мне известно.
самовольная, несанкционированная интрига Баранна. Глюк, однако, известил о
ней Секцию. Занесенная в дело без ведома Баранна в силу доноса профессора
Глюка, она стала частью служебной деятельности Секции, и потому я был
послан сюда, чтобы запротоколировать все, что произойдет. Так это выглядит
с первого взгляда. Однако аспирант сделал нечто непредвиденное: выходя, он
стукнул в шкаф. Следовательно, он знал, что я там нахожусь. Из
присутствующих обо мне не знал никто. Начальник Секции не мог дать
аспиранту распоряжение сделать так, поскольку тот ему не подчиняется.
Следовательно, как свидетельствует этот стук, аспирант действовал по
приказу сверху. Тем самым, получается, что он вел двойную игру: делал вид,
что слушается Баранна, который является его начальником, и в то же время
через голову Баранна держал связь с кем-то, стоящим выше. Почему ему было
приказано стукнуть? Я должен был запротоколировать все, что произойдет,
поэтому я запротоколировал и стук. Начальник Секции, который прочитает мой
рапорт, сделает заключение, что он не должен налагать на аспиранта
дисциплинарное взыскание за участие в интриге Баранна, поскольку аспирант
дал понять, проявляя осведомленность о моем присутствии в шкафу, что
действует с ведома высшей инстанции, как исполнитель официального
распоряжения, а не как соучастник своеволия Баранна. Таким образом,
действие разворачивалось одновременно в трех планах: как розыгрыш Баранна
против Семприака, как дело "Баранн, Семприак и другие", контролируемое
посредством меня Секцией по личному распоряжению ее начальника и, наконец,
как дело еще более высшего порядка, в котором аспирант оказывается
сторонним участником, поскольку за ним кроется кто-то, стоящий выше
Секции, то есть из Отдела. Но это еще не все. Почему Отдел, вместо того
чтобы просто связаться с Секцией, пошел таким окольным путем, уведомив о
своем участии в деле единственно лишь стуком в дверь? Здесь на сцену во
второй раз выходит Баранн. Быть может, то, что он представил Семприаку и
Глюку как организованную им самовольную выходку, на самом деле было им
согласовано с Отделом, и так называемая "интрига" имела целью не победу
над Семприаком в рамках спора о ценности операции типа "Луковица" и не
торжество в научной плоскости, но полное уничтожение его, а возможно, и
других участников "пирушки" путем выявления, кто из них нарушает основное
требование лояльности и не донесет о происках Баранна. Таким образом,
исследование лояльности - это четвертый, совершенно новый аспект дела. И
есть еще пятый, ибо должны существовать два доноса: профессора Глюка в
Секцию и аспиранта в Отдел (иначе Отдел не отдал бы ему приказ стукнуть,
поскольку ни о чем не знал бы). Меня, однако, больше интересует донос
профессора Глюка. Согласно регламенту, компетентен здесь был Отдел, и
правильно поступил аспирант, обратившись туда. Но при этом уж кто-кто, а
профессор Глюк хорошо знал, что делает. И если он донес в Секцию, а не в
Отдел, то только потому, что так ему приказали поступить. Следовательно,
это он не донес, а выполнил приказ свыше - конечно, приказ Отдела. Но
зачем Отдел сделал это? Он ведь подключил уже к делу двух людей - Баранна
и аспиранта. Для чего нужен был третий? Чтобы изучить, что сделает Секция
с нерегламентно направленным доносом? Но Секция и так должна была
направить его в Отдел - и, сделав это, обязательно выслать на место своего
человека, то есть меня. В общем, Глюк тоже оказывается подтасовкой по
поручению Отдела. Единственный человек, который действовал на свой страх и
риск в ответ на вызов, брошенный Баранном, был, следовательно, Семприак.
Но при этом, однако, он пытался тебя предостеречь, дать тебе понять, что
знает о том, что сцена подстроена, что рекомендации и словоизлияния
Баранна, принимаемые тобой за искренние, являются лишь подставкой,
коварным шагом с его стороны. Так вот, любые попытки кого-либо оказать
влияние на твое конечное решение путем подачи тебе предостерегающих знаков
в какой-либо форме категорически запрещены правилами - уж я-то эти правила
знаю, ибо их изложил в своем доносе Глюк. Семприак, показывая тебе
тарелку, нарушил, следовательно, эти правила. Зачем? Чтобы выиграть? Нет,
поскольку такой выигрыш был бы в обязательном порядке аннулирован.
Впрочем, ты все равно проглядел важность подаваемых тебе знаков. Тем не
менее, крематор никак не мог быть заинтересован в том, чтобы предостеречь
тебя, ибо таким образом он лишал себя шансов на выигрыш. Однако он, словно
наперекор себе, предостерег тебя. Зачем он это сделал? Затем, очевидно,
чтобы дать знать Баранну, что он знает о подстроенности им всей этой
интриги с Отделом, что он отлично осведомлен о ее фиктивности. Такие
сведения он мог получить только от вышестоящих лиц. В итоге оказывается,
что все присутствующие, кроме меня, но я-то находился в шкафу, были
подосланы Отделом...
тело стало липким и тебе пришлось согласиться вымыться. Во время мытья у
тебя забрали одежду, и ты был вынужден надеть купальный халат, от которого
недалеко и до пижамы. Доктор, однако, никогда не решился бы подкинуть тебя
Баранну на свой страх и риск! Доктор подчиняется Отделу, эрго - и ты, и
все прочие здесь были людьми Отдела! Понимаешь, что это значит?
выигрыша, никакого поединка здесь вообще не было. Поскольку и он, и те
двое, и ты... поскольку все вы были марионетками одной и той же стороны,
то вторая вообще не существовала. Жестокая шутка, выданная через Баранна,
была в сущности шуткой самого Отдела! Вижу, что ты мне не веришь.
Могучий Отдел занимается розыгрышами каких-то там шуток, баловством?
Такого не может быть! Здесь кроется какой-то более глубокий смысл". Но
ведь это лишь Баранн хотел сделать тебя жертвой шутки, Отдел же - нет, он
посмеялся над всеми! Странная шутка? Все зависит от того, как на это
смотреть.
вызывает у нас улыбку. Другое дело, когда оно чрезмерно велико. Вот взять
хотя бы солнце с его закрученными как папильотки протуберанцами или же
галактику со всем блуждающим по ней хламом. Разве не похожа она на
уродливую карусель? А метагалактика с космосом? Да можно ли вообще
серьезно допускать существование бесконечности? Однако видел ли ты
когда-нибудь карикатуру на солнце или галактику? Нет, над этим мы
предпочитаем не смеяться, поскольку пока еще готовы признать, что это
будет не наша насмешка, а насмешка над нами. И потому мы делаем вид, что
нам не известно о примитивности средств, используемых космосом. Мы
говорим: он таков, каков есть, он является всем, а все не может быть
шуткой, оно огромно, невообразимо велико и, значит, серьезно. Ах, величина
- как мы почитаем ее! Даже дерьмо, если из него воздвигнуть гору с
вершиной, тонущей в облаках, будет возбуждать почтение и слегка подгибать
колени. Поэтому я вовсе не настаиваю, что это была шутка. Ведь ты
предпочитаешь, чтобы это было серьезно, да? Мысль о том, что тебя истязают
просто так, что за страданиями твоими никто не наблюдает с сатанинской
насмешкой, что никто их в сущности не хотел, никого они не интересуют -
такая мысль была бы для тебя невыносима. И, вероятно, тайна в таком случае
является лучшим выходом - во всяком случае, гораздо более хорошим, чем
если принимать все это за чушь. В тайне ты можешь спрятать то, что хочешь
- надежду. Вот что я, собственно, хотел сказать. Добавлю только, что
говоря об Отделе, я несколько упростил. Нити, конечно, ведут в него, но в
нем не кончаются. Они уходят дальше, разветвляются по всему Зданию. Это
оно на самом деле было автором "шутки". Оно - либо, если так тебе больше
нравится, никто.
тебе приказано.
не знаю, действительно ли это так.
слышал, если тебя это интересует, такого приказа, и я не знаю, слышал ли
его мой начальник и выбрал ли меня для его исполнения, но именно потому я
не могу быть уверен в его отсутствии. Слушай: я не знаю, чем является
Здание. Возможно, Баранн говорил правда. Возможно, две соперничающие друг
с другом разведки поглотили в противоборстве одна другую. А может, это
безумие не людей, а организации, которая, чрезмерно разросшись,
Березин Федор
Никитин Юрий
Березин Федор
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Посняков Андрей