словно под ней был прозрачный, мягкий и неопасный с виду зыбучий песок, а
не плотный дерн, как убедился, вцепившись в него пальцами, Мышелов.
те же самые ощущения, пребывая в обществе своей драгоценной Вланы, с
блестящими каштановыми локонами и тоже синюшными лицом и руками - ах, эти
милые, длинные сильные пальцы! - и одетой, словно лицедейка, в черную
хламиду и красные чулки, - с тою, однако, разницей, что прежде чем уйти
под землю, она, будучи женщиной несколько более резкой, чем Ивриана,
голосом безжизненным, монотонным и составлявшим разительный контраст с
энергическим содержанием ее речи, проговорила:
единственный в мире живых и царстве теней! Постарайся выполнить идиотское
поручение Нингобля, хотя это почти что верная смерть, а ты - болван, раз
за него взялся. А потом скачи как угорелый на юго-запад. И если ты по
дороге все же сыграешь в ящик и повстречаешь меня в царстве теней, я плюну
тебе в рожу, никогда больше не скажу с тобой ни словечка, и ты больше не
увидишь меня в своей черной замшелой постели. Смерть есть смерть, ничего
не попишешь.
Фафхрд, хотя и разделенные несколькими лигами, увидели на востоке
голубовато-стальное пламя, взметнувшееся в небо длинным блестящим
стилетом, гораздо более высокое, чем огни, что они прежде встречали в
царстве теней - узкий ярко-голубой язык огня, глубоко вонзившийся в черные
тучи. От Мышелова пламя находилось немного к югу, а от Фафхрда - чуть-чуть
к северу. Друзья яростно замолотили каблуками по бокам своих лошадей и
понеслись во весь опор, причем их дороги постепенно сближались. В этот
тяжкий миг, когда сердце каждого еще кровоточило после разговора с
любимой, они более всего на свете желали встречи со Смертью, чтобы либо
убить это самое ужасное во всей вселенной создание, либо погибнуть самим.
Влана, в сущности, старше него на десять лет и в царстве теней выглядела
уж никак не моложе своего возраста, а Мышелов был не в силах выбросить из
головы воспоминания о некотором скудоумии и снобизме Иврианы.
пламени, становившемуся все шире и ярче, пока наконец не увидели, что бьет
оно из громадной трубы стоявшего на длинном невысоком взгорье замка, все
ворота и двери которого были распахнуты настежь.
замечая друг друга. В черной гранитной стене перед ними зияло отверстие
огромного очага, в котором пламя, сиявшее ослепительно, как само солнце,
вздымалось вверх по трубе - его-то они и увидели издалека. Перед очагом
стояло эбеновое кресло, обтянутое черным бархатом, а на этом изящнейшем из
сидений лежала блестящая черная маска на все лицо с широкими отверстиями
для глаз.
подков вороной и белой лошадей.
другой с южной - к эбеновому креслу с черным бархатным сиденьем, на
котором лежала усыпанная блестками маска Смерти. Наверное на их счастье
сама Смерть была где-то далеко - то ли отлучилась по делам, то ли уехала
на отдых.
Нингоблю и Шильбе, каждый из них должен умертвить своего товарища. Мышелов
мгновенно извлек из ножен Скальпель. С неменьшим проворством Фафхрд
выхватил Серый Прутик. Приятели стояли лицом к лицу, готовые поразить друг
друга.
маска Смерти распалась на две равные части - от черного лба до черного
подбородка.
сторону Фафхрда. Северянин с трудом парировал удар аристократа, глаза
которого пылали бешенством. Сверкающий меч обрушился на Мышелова, и тот
тоже насилу отбил его.
одолеть безумца? - но тут Смерть вернулась к себе домой, в черный замок в
царстве теней, и, схватив своими черными пальцами герцога Даниуса за
горло, задушила его - на это ей потребовалось время, за которое сердце
Фафхрда сократилось семнадцать раз. Мышелова - двадцать один раз, а
герцога Даниуса - несколько сотен.
удивительнейшее и жутчайшее из созданий покончить со своим безрассудным
недругом Даниусом и на треть, как они схватили по половинке сверкающей
маски, взлетели в седла и, словно два умалишенных брата-близнеца, причем
из самых буйных, понеслись на своих белой и вороной лошадях через царство
теней кратчайшей дорогой на юго-запад, но еще быстрее настигал их сам
Страх, лучший наездник космоса.
пришлось несладко. Нингобль и Шильба страшно рассвирепели, получив только
по половине маски, хотя та принадлежала самому могущественному существу во
всех известных и неизвестных вселенных. Довольно эгоцентричные, без царя в
голове колдуны, по уши погруженные в свою междоусобицу - хотя они и слыли
самыми хитрыми и мудрыми волшебниками из когда-либо живших в стране Невон,
- ни в какую не желали принять во внимание четыре весьма веских аргумента,
которые Фафхрд и Мышелов приводили в свою защиту. Во-первых, друзья
утверждали, что не отступили от условий, навязанных им чародеями,
поскольку прежде всего озаботились тем, чтобы вывезти из царства теней
маску Смерти (в таком объеме, в каком это представилось возможным), даже
ценою частичной потери самоуважения. Ведь если бы они вступили между собою
в схватку, как того требовало второе условие, то скорее всего просто убили
бы друг друга, и тогда Шиль и Нинг не получили бы даже клочка маски, а что
касается Смерти, то какой же здравомыслящий человек станет рассматривать
ее как противника? Герцог Даниус самое убедительное тому доказательство.
Во-вторых, половинка волшебной масли все же лучше, чем ничего. В-третьих,
чародеи, обладая половинкой маски каждый, будут вынуждены прекратить свою
дурацкую войну и начать сотрудничать друг с другом, в результате чего их и
без того огромное могущество удвоится. И в-четвертых: вопреки обещанию,
чародеи не вернули друзьям их прекрасных возлюбленных живыми и не
уничтожили их во времени, так чтобы от них не осталось и воспоминания, а
только вытянули из героев все кишки - и, видимо, из девушек тоже - этим
страшным последним свиданием. Однако в раздражении, совершенно недостойном
столь великих волшебников, Нингобль заколдовал все, что находилось в
похищенном Фафхрдом и Мышеловом домике, а Шильба спалил сам домик дотла,
так что его пепел невозможно было отличить от пепла обиталища, в коем
погибли Влана и Ивриана.
"Серебряным Угрем" - так сказать, на кладбище, где покоились возлюбленные
героев, была с самого начала нездоровой.
испытывая ни малейших угрызений совести по поводу своей ребяческой мести,
настоятельно домогались от Фафхрда и Мышелова верной службы, как то было
обусловлено договором, который они заключили с друзьями.
являться Фафхрду и Мышелову, а воспоминания о них остались у приятелей
самые мирные и благостные. Короче говоря, не прошло и нескольких дней, как
Мышелов закрутил бурный роман с еще несовершеннолетней, но весьма
обольстительной племянницей Карстака Овартомортеса, тогда как Фафхрд
приударил за невероятно похожими сестрами-близнецами, дочерьми герцога
Даниуса - девицами в высшей степени привлекательными и богатыми, однако
находившимися на грани проституции, поскольку их якобы интересовали
сопутствующие ей переживания.
теней, месте своего вечного упокоения - это касается только них самих да
еще Смерти, в чей ужасный лик они могли заглядывать теперь без малейшего
трепета.
черневшим крышами городом Ланкмаром, в котором одинаково часто звенят мечи
и монеты. Для разнообразия тумана в эту ночь не было.
заставы и простирается от фонтана Запретного Изобилия до часовни Черной
Девы, огни, если так можно выразиться, торговых реклам освещали небо не
ярче, чем звезды землю. Дело в том, что расположившиеся на площади
торговцы всяческими зельями, продавцы раритетов и сводники освещают свои
крошечные ларьки и палатки с помощью гнилушек, светляков и горшочков с
угольями и ведут дела так же тихо, как и звезды.
факелами, однако по идущей с незапамятных времен традиции на площади
Тайных Восторгов всегда царит приятный полумрак и звучат мягкие шепотки.
Философы часто приходят туда поодиночке, чтобы поразмышлять, студенты -
помечтать, богословы с фанатично горящими глазами - чтобы плести, словно
пауки, свои неудобопонятные новые теории касательно Дьявола и других
темных сил, правящих вселенной. И если кто-то из них вкусит по пути
немножечко от запретных удовольствий, то это несомненно лишь идет на
пользу их теориям, мечтам и теологическим системам.
светом, который лился из низкой двери со сводом в форме трилистника,