Чтение 42–й страницы книги ~Странник~

было безрезультатно. Когда Пол немного пришел в себя от пережитого ужаса,
он попытался задать несколько вопросов. Однако Тигрица сразу же заявила -
обезьяний визг! - и на мгновение приложила к его губам свою пушистую
фиолетовую лапу. И тут же странный паралич сковал ему горло и нижнюю часть
лица - словно кто-то запихнул в глотку невидимый кляп.

Но боль позволила ему, по крайней мере, забыть об унижении. Ведь он
был обнаженным! Когда Тигрица сориентировалась, что примитивный разум,
разговаривающий с ней, принадлежит человеку, а не кошке, она с презрением
прочла его мысли, после чего молниеносно стянула с него мокрую одежду, на
мгновение освобождая руки и ноги от невидимых пут. Затем она приступила к
анатомическому осмотру тела Пола, причем производила это с таким
безразличием, словно имела дело с трупом. И наконец, она прикрепила к его
промежности два санитарных приспособления, что человек счел верхом
оскорбления.

Отходящие от них трубки вели к той же серебристо-серой емкости, куда
Тигрица уже бросила его мокрую одежду. Пол мысленно назвал этот бак
"Емкостью Отходов".

В тепле кабины лежать обнаженным было лучше, но, несмотря на это, Пол
продолжал чувствовать себя униженным.

Когда Тигрица управилась с ним, не скрывая, что для нее это
исключительно неприятное занятие, она принялась за собственные дела. Она
вычистила себя и Мяу остроконечным, светло-фиолетовым язычком, потом
двумя, очевидно, серебряными, гребешками расчесала шерсть. Ритмично
работая расческами, она что-то тихо напевала вполголоса тремя голосами
одновременно. Волосы, которые выпадали при расчесывании, она тут же
бросала в Емкость Отходов.

Затем с высокомерием или просто с жестоким безразличием по отношению
к находящемуся внизу страдающему миру Земли (Пол, собственно, не был
уверен, висит ли по-прежнему летающая тарелка над Южной Калифорнией или
вообще над Землей), накормила Мяу. Из второго бака, который Пол назвал
Емкостью Пищи, она вынула толстого, темно-красного червя, который, по
мнению человека, выглядел искусственным. Червяк этот немного шевелился,
пробуждая огромный интерес у Мяу, которая под наблюдением Тигрицы
некоторое время играла этой игрушкой, летая в невесомости, а потом с
большим аппетитом стала его есть.

Затем Тигрица подошла к тому, что Пол назвал Пультом Управления, и
стала работать, по-видимому, она вела наблюдения.

Когда стена-зеркало, находящееся напротив Пола, стало прозрачным, он
очень обрадовался прикрепленным к его телу санитарным приспособлениям.

В километре от него волновалось и кипело гневное, серое море, он
увидел одинокий скалистый остров и большой, длинный танкер, который из
последних сил сопротивлялся натиску волн.

Стена с противоположной стороны тарелки была идеально прозрачной.
Когда Пол смотрел на нее, у него создавалось впечатление, что он падает
сквозь огромное кольцо цветов прямо в пучину. Но уже через мгновение после
этой мысли прозрачная стена превратилась в обыкновенное зеркало.

Ситуация повторилась несколько раз через короткие промежутки времени,
только каждый раз расстояние от тарелки до Земли было другим. Пол, то
висящий над морем, то замирающий на секунду над побережьем, то мчащийся
над сушей, чувствовал, как у него что-то сжимается внизу живота. Один раз
ему показалось, что узнает северную часть долины Сан-Фернандо с горами
Санта-Моника, но он не был в этом уверен на сто процентов.

Однако в отношении следующего вида у него не было никаких сомнений.
Он находился по крайней мере в восьми километрах над Землей, и почти всю
ширину десятиметрового окна занимал вид залитого солнечным светом города.
С запада его окружал океан, а с севера и востока - горы. К сожалению, окно
в кабине не охватывало южного района города.

Через город пролегло шесть параллельных полос дыма, возникших, словно
от мазка кистью. Они начинались у моря и там были цвета киновари, но по
мере продвижения к горам он приобретал черно-коричневую окраску.

Лос-Анджелес горел. На этот раз корабль завис достаточно низко над
городом, так что Пол без труда мог определить главные очаги пожара:
Санта-Ана, Лонг Бич, Торрас, Инглвуд, Старый Лос-Анджелес, Сивик-Центр и
Санта-Моника. Облизывая южные склоны гор, огонь доходил до Беверли Хиллс и
Голливуда.

Пол допускал, что его квартира и домик Марго в Санта-Монике уже
сгорели.

С такой высоты он мог только вообразить себе мчащиеся в панике
автомобили и перегораживающие проезжую часть пожарные машины, которые
сверху должны были выглядеть, как подвижные красные жуки.

Что-то случилось с побережьем к югу от Лос-Анджелеса. Волны Тихого
океана местами заходили здесь слишком далеко вглубь суши.

Пол начал задыхаться и тут же осознал, что он пытается через
невидимый кляп крикнуть Тигрице, чтобы она что-нибудь предприняла.

Но она даже не посмотрела на него - она отодвинулась от пульта
управления, присела на невидимом полу и сосредоточила свое внимание на
юго-востоке, где простиралось море.

Тремя километрами ниже корабля над изменившемся до неузнаваемости
побережьем мчалась по небу тяжелая серая туча, за которой тянулся темный
хвост. Когда этот хвост столкнулся с огнем на Лонг Бич, дым стал белым.
Дождь! Проливной дождь!

Пол посмотрел немного севернее тучи и увидел два серебристо-стальных
военных реактивных самолета, летящих в их сторону. Под их крыльями
внезапно появился дым. И через мгновение Пол сумел различить четыре
ракеты, растущие прямо на глазах и нацеленные в летающую тарелку.

Тут же ему показалось, что Лос-Анджелес стремительно провалился вниз.
Обзор увеличился в десятки раз. Пол увидел новые полосы дыма, совсем
маленькие с такой высоты, тянущиеся вдоль побережья в сторону
Бейкерсфилда. А через короткое время все закрыла зеленая, как биллиардный
стол, стена. На этот раз зеркала не было - наверное, для разнообразия.

Тигрица засунула длинную лапу в огромный цветок и вытащила оттуда
Мяу. Она прижала к себе маленькую кошку и, полуобернувшись к Полу, громко
сказала:

- Видишь, мы спасли для него обезьяний город. Сделали дождь, но эти
обезьяны так неблагодарны! Вот и помогай им после этого, рискуя получить
пару ракет в подарок!

Мяу начала вырываться, словно хотела вернуться к играм среди цветов,
но Тигрица длинным, как ствол винчестера, языком, полизала ей мордочку и
кошка, с удовольствием потянувшись, замерла в ее лапах.

- Мы не любим его, правда? - замурлыкала Тигрица голосом, в котором
звучал жестокий смех, и одновременно искоса посмотрела на Пола. -
Обезьяна! Чего можно ожидать от них? Толпы трусливых, верещащих обезьян!
Без индивидуальности, без света разума и полета мысли!

Пол охотно удушил бы это существо, с удовольствием сжимая руки на
гладком зеленом мехе ее шеи. Да, он охотно сделал бы это...

Тигрица сильнее прижала к себе Мяу и громко шепнула:

- Он страшно воняет. Его мысли тоже воняют!

Несчастный Пол вспомнил, как он когда-то думал, что Марго издевается
над ним. Но тогда он еще не знал Тигрицы...

Дон Мерриам находился в маленькой комнатке со стенами спокойных
пастельных тонов. Он сидел на краю постели, вернее, на краю огромной
пружинистой подушки.

Перед ним на высоте колен находился низкий столик, на котором стояла
прозрачная кружка, кувшин с водой и прозрачная тарелка, полная маленьких,
белых, губчатых шестигранников с шероховатой поверхностью, вкусно пахнущих
свежим хлебом. Поскольку он ощущал сильную жажду, то сделал несколько
больших глотков воды и только для пробы положил в рот один шестигранник, у
которого оказался на удивление приятный вкус.

Кроме стола и кровати, в комнате находились унитаз и душ - нет, не
душ, а скорее квадратный метр пола в углу комнаты, где из потолка
постоянно шел теплый дождь. Однако вода не брызгала на стены и не заливала
остальную часть комнаты. Дон еще не пользовался этим душем, хотя уже и
разделся до белья.

Температура, освещение и влажность в комнате были так идеально
приспособлены к человеческому телу, словно комната была специально
спроектирована для комфорта человека.

Прежде чем раздвижная дверь под цвет стены закрылась за его хозяином,
или же стражником, двуногий красно-черный тигр сказал:

- Выпей. Съешь. Оправься. Умойся и хорошо отдохни.

Это были единственные слова, произнесенные тигром с тех пор, как он
подошел к Дону возле колонны. Во время их короткой поездки на лифте и
перехода по узкому коридору существо больше ни разу не отозвалось.

Космонавт почувствовал облегчение, когда существо исчезло, но
одновременно был зол на самого себя за то, что страх и робость удержали
его от расспросов: теперь он жалел, что этот тигр ушел.

Радость и грусть по поводу ухода этого существа были только двумя из
многих смешанных чувств, которые охватили его сейчас. Он очень устал и в
то же время был чрезвычайно возбужден. Чувствуя себя в безопасности и
одновременно в окружении чужого, возможно, недружелюбного мира, он хотел
дать волю воображению и сохранить при этом ясность мыслей, хотел
посмотреть правде в глаза и одновременно убежать в мир иллюзий.

Эта комната могла быть изолятором в больнице столь же успешно, как и
каютой на большом трансатлантическом корабле. Но разве планета не является
своего рода кораблем, плывущим по океану космоса?! Во всяком случае, эта
планета с ее бесчисленным количеством палуб...

Усталость взяла верх, и мгновенно огни, освещающие комнату, погасли.
Дон вытянулся на постели, но разум его стал на удивление активным. У него
создалось впечатление, что он начал бредить, но этот бред не был почему-то