исполняли танец ощущений, запахов и прикосновений. Запах гвоздики,
исходящий от смятой простыни, тело Габи, источавшее густой резкий дух
страсти. Волосы у нее увлажнились, между грудями сверкали бисеринки пота.
Глаза подернулись дымкой, сосредоточившись на чем-то внутреннем, а ноги ее
сомкнулись на его бедрах, чтобы удерживать его глубоко внутри себя, в то
время как он плавно покачивал ее. Потом он лег на спину, а она была над
ним, тело насажено на его твердую плоть, глаза закрыты, черные волосы
каскадом рассыпались по плечам. Он оторвал от кровати бедра, а с ними ее
тело, и она наклонилась вперед ему на грудь и прошептала три нежных слова,
которые не несли никакого смысла, а были просто выражением экстаза.
чтобы ухватиться за железную раму кровати, пока они сначала прилаживались
друг к другу, потом стали двигаться в нежном унисоне. Это стало танцем
страсти, балетом нежности, и в его апогее Габи вскрикнула, уже не думая о
том, что ее услышат, а Майкл дал волю своим чувствам. Его позвоночник
выгнулся, тело было обхвачено ее пульсирующей хваткой, то крепкой, то
ослабевавшей, в соответствии с их движениями, и напряженность его
разрядилась несколькими выплесками, после которых он словно бы обессилел.
рулевом колесе. Она расслабилась в его объятии, и они улеглись рядом, дыша
единым дыханием, в то время как в далеком соборе отзвонили полночный звон.
в лоб. Он встал, стараясь ее не разбудить, и прошел к окну, оглядел
открывавшийся вид на Париж, освещенный едва показавшимся розовым краем
солнца, чуть видимым на темно-синем фоне ночи. Над землей Сталина уже
рассвело, и горящий солнечный глаз поднялся над территорией Гитлера. Это
было начало дня, ради которого он прибыл сюда из Уэльса; в течение
ближайших суток он или добудет информацию, или погибнет. Он наполнил
легкие утренним воздухом и почуял на себе запах плоти Габи.
оставшиеся в давнем прошлом. Воспоминания эти всколыхнули ту горячность,
которой не суждено когда-либо быть охлажденной, ни женщиной, ни любовью,
ни чем-то иным, созданным руками человека.
переходить в звериное обличье, быстро и мощно. Черная шерсть пошла по
тыльной стороне рук, побежала по задней части бедер и пробилась на ляжках.
От него стал исходить волчий дух, источаемый плотью. Полоски черной
шерсти, некоторые с седыми прожилками, покрыли его руки, пробились на
кистях и стали шевелиться, гладкие и живые. Он поднял правую руку и
смотрел, как она меняется, палец за пальцем, по ней побежала черная
шерсть, охватывая запястье. Шерстяной покров побежал по предплечью, рука
меняла форму, пальцы втягивались внутрь с легким потрескиванием костей и
хрящей, которые пронизывали болью нервы и вызвали пот на лице. Два пальца
почти исчезли, а на их месте показались крючковатые темные когти.
Позвоночник у него стал выгибаться, как лук, издавая легкие трескучие
звуки от стиснутости.
Сердце у него екнуло. Он обернулся к ней. Габи сидела на постели, глаза
опухли от сна и следов страсти. - Что случилось? - спросила она, голос у
нее со сна охрип, но в нем была нотка напряженности.
порядке. Спи. - Она заморгала и улеглась опять, обернув ноги простыней.
Полосы черной шерсти уползли со спины и бедер Майкла, обратившись в мягкую
податливую мякоть. Габи сказала: - Пожалуйста, обними меня. Хорошо?
снова были человеческими, остатки волчьей шерсти сбегали с запястья и
предплечья, переходя в кожу с редкими волосками. Он сделал один глубокий
вздох, и почувствовал, как позвоночник его распрямился. Он опять стал в
полный рост, и тяга к смене облика исчезла. - Ну конечно, - сказал он ей,
ложась на кровать и кладя правую руку - опять совершенно человеческую - на
плечи Габи. Она угнездилась головой на его плече и сонно сказала:
ставку.
крутили педали велосипедов к югу по улице Пиренеев. Они наблюдали за
Мышонком, маленьким человеком в заношенном плаще, ехавшим позади них на
помятом велосипеде, направляясь к пересечению с улицей Де Менилмонтан, где
он должен был свернуть к востоку, к шоссе Гамбетта.
за ним и Габи. Рассвет был только формальным; на солнце надвигались тучи
свинцового цвета, по улицам гулял прохладный ветер. Майкл проверил время
по своим часам с ядом: восемь двадцать девять. Адам должен появиться из
дома, следуя ежедневному распорядку, через три минуты. Он должен пойти от
Рю Тоба к шоссе Гамбетта, где должен повернуть к северо-востоку по пути к
серому зданию, над которым развевались флаги нацистов на Рю де Бельвилль.
К тому времени, когда Адам дойдет до перекрестка шоссе Гамбетта с Рю
Сен-Фарж, Мышонок должен быть на своем месте.
их всех завтраком, и Майкл описал ему Адама и муштровал его до тех пор,
пока не убедился, насколько мог, что Мышонок сможет опознать Адама на
улице. В такой ранний час улицы были еще сонными. Только несколько других
велосипедистов и пешеходов двигались на работу. В кармане Мышонка была
сложенная записка со словами: "В твоей ложе. В Опере. Третий акт, сегодня
вечером".
идущих рядом немецких солдат. Габи успела вывернуть позади них, и один из
солдат заорал и засвистел на нее. У нее были еще свежи сладкие
воспоминания от ощущений прошлой ночи, и она беззаботно привстала с
сиденья и пошлепала себя по заду, приглашая немцев поцеловать ее туда. Оба
солдата захохотали и зачмокали от удовольствия. Она ехала за Майклом по
улице, покрышки колес прыгали по булыжнику, а затем Майкл свернул в
переулок, где прошлой ночью столкнулся с Мышонком. Габи в соответствии с
их планом поехала по Рю де ла Шин дальше к югу.
переулка, выходящего на Рю Тоба футах в тридцати пяти от него. Мимо прошел
человек, темноволосый, сутулый, направлявшийся в другую сторону. Явно не
Адам. Он посмотрел на часы: восемь тридцать одна. Мимо начала переулка,
оживленно беседуя, прошли мужчина с женщиной. Любовники, подумал Майкл. У
мужчины была темная борода. Не Адам. Проехала телега, цоканье лошадиных
подков эхом отдавалось в переулке. Несколько велосипедистов неторопливо
прокрутили педали. Молочный фургон, здоровый возница зазывал покупателей.
темно-коричневом плаще, держа руки в карманах. Силуэт мужчины выделялся
четко, нос его был как клюв ястреба. Это не был Адам, но на нем была
черная кожаная шляпа, на которой за ленточку было заткнуто перо, как у
того сотрудника гестапо, на дороге, вспомнил Майкл. Мужчина внезапно
остановился, прямо у входа в переулок. Майкл прижался спиной к стене,
прячась за кучей ломаных ящиков. Мужчина огляделся, спиной к Майклу; в
переулок он бросил беглый взгляд, который сказал Майклу, что он много раз
это проделывал. Тогда мужчина снял шляпу и сбил с ее полей воображаемую
пыль. Затем вернул шляпу на голову и продолжил идти в сторону шоссе
Гамбетта. Сигнал, догадался Майкл. Наверно, кому-то дальше по улице.
худощавый светловолосый мужчина в сером плаще, с черным чемоданчиком в
руке и в очках в проволочной оправе, прошел мимо переулка. Сердце у Майкла
возбужденно забилось. Адам проследовал вовремя.
вход в переулок пересекли двое мужчин, один в восьми-девяти шагах впереди
другого. На первом был коричневый костюм и мягкая шляпа с блестящим
верхом, на втором бежевая куртка, парусиновые брюки и темный берет. Он нес
газету, и Майкл понял, что в ней пистолет. Он переждал еще несколько
секунд, потом глубоко вдохнул и поехал по переулку на Рю Тоба. Он свернул
направо, двигаясь в сторону шоссе Гамбетта, и увидел всю картину целиком:
человек в кожаной шляпе, быстрым шагом идущий далеко впереди по левой
стороне улицы, Адам на правой стороне, а за ним через промежуток человек в
костюме и читатель газеты.
другие люди гестапо, ожидающие впереди на шоссе Гамбетта. Они выполняли
этот ритуал по меньшей мере дважды в день, с тех пор, как навели на Адама
мушку, и возможно, что однообразие ритуала притупляло их реакцию.
Возможно. Майклу не следовало на это полагаться. Он поехал за читателем
газеты, держа ровную скорость. Еще один велосипедист круто обошел его,
сердито позвякав звоночком. Майкл крутил педали за человеком в костюме.
Габи сейчас должна была быть в сотне ярдов позади Майкла, занимая тыловую
позицию на случай, если дело примет плохой оборот. Адам приближался к
перекрестку Рю Тоба и шоссе Гамбетта; он посмотрел влево и вправо,
пропустил фырчащий грузовик, потом перешел через улицу и пошел на
северо-восток. Майкл следовал за ним, и тут он увидел, как человек в
кожаной шляпе вошел в подъезд, а другой сотрудник гестапо в сером костюме
и двуцветных ботинках вышел из того же подъезда. Этот новый человек пошел
Лукьяненко Сергей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Посняков Андрей