Ворбис заговорил в следующий раз, это звучало, словно каждое слово лебедкой
поднималось с великих глубин. - Мы говорили однажды, не правда ли, о природе
реальности?
истиной?
- Я уверен, твои воспоминания о блужданиях по пустошам помутнены. у тебя
сохранились бессвязные воспоминания... - Нет. - Этого и следовало ожидать.
Солнце, жажда, голод... - Нет, лорд. Мою память не легко помутить. - О, да.
Припоминаю. - И я тоже, лорд. Ворбис медленно повернул голову, искоса глядя
на Бруту, так, словно пытался спрятаться позади собственного лица... - В
пустыне Великий Бог Ом говорил со мной. - Да, лорд. Говорил. Каждый день. -
Ты возвеличишься, если будешь просто верить, Брута. Когда это станет ведомо
людям, я стану великим судией. - Да, лорд. Лорд?
сказал, о фундаментальной истине, Брута? Конечно, помнишь. Это была пустыня
в физическом смысле, конечно, но есть еще пустыня души. Мой Бог вел меня, а
я вел тебя. - Ах. Да. Понял. Над головами, выписывающая спирали точка,
являющаяся орлом, казалось, зависла на мгновение в воздухе. Потом он сложил
крылья и упал... - Многое было дано мне в пустыне, Брута. Многое было
постигнуто. Теперь я должен поведать миру. Это долг пророка. Идти туда, где
другие не были и принести правду об этом. ...быстрее ветра, его мозг и все
тело существовали лишь как туман вокруг отвесной целеустремленности цели...
- Я не ожидал, что это случится так скоро, но Ом вел меня на путях моих. И
теперь, когда в наших руках власть Ценобриарха, мы должны... воспользоваться
этим. Где-то далеко среди холмов орел устремился вниз, поднял нечто и стал
набирать высоту... - Я всего лишь послушник, Лорд Ворбис. Я не епископ, даже
если все будут меня так называть. - Ты привыкнешь. Зарождение идеи в голове
Бруты происходило очень долго, но как раз сейчас нечто начало наклевываться.
Нечто о том, как Ворбис сидит, нечто о натянутости в его голосе. Ворбис
боялся его. Почему меня? Из-за пустыни? Какая разница? На сколько я знаю,
это всегда так: возможно, это осел вез Оссори по пустыне, нашел воду,
затоптал насмерть льва. Из-за Эфебы? Кто будет слушать? Какая разница? Он -
Пророк и Ценобриарх. Он мог бы просто убить меня, и все. Все что он делает -
непогрешимо. Все что он говорит - истина. Фундаментальная истина. - У меня
есть кое-что, что может удивить тебя, сказал Ворбис вставая. - Ты можешь
идти?
двинулись, Брута увидел нечто, чего не заметил прежде. В саду были члены
Святой Гвардии, вооруженные луками. Они находились в тени деревьев, или
среди кустов - не слишком явно, но все-таки укрытые. Ступени вели из сада в
лабиринт подземных тоннелей и комнат, лежащих под Святилищем и, разумеется,
всей Цитаделью. Бесшумно пара стражей плыла позади них на почтительном
расстоянии. Брута проследовал за Ворбисом через тоннели в квартал
ремесленников, где печи и мастерские сгрудились вокруг одной широкой,
глубокой световой шахты. Дымы и чад вздымались вокруг вытесанных в скале
стен. Ворбис направлялся прямиком к просторному алькову, сияющему красным в
пламени печей. Несколько работающих сгрудились вокруг чего-то обширного и
изогнутого. - Там, сказал Ворбис. - Как тебе?
панцире и чешуек на лапах. Она была примерно восьми футов в длину. Брута
слышал отрывистые звуки в ушах, когда Ворбис говорил. - Они распространяют
ядовитую ересь о черепахах, не правда ли? Они думают, что живут на спине
Великой Черепахи. Ну так пусть умирают на ней. Теперь Брута увидел оковы,
прикрепленные к каждой железной лапе. Мужчина, или женщина, с великим
дискомфортом лежали бы распростертыми на спине черепахи, прикованные крепко
за кисти и лодыжки. Он наклонился. Да, внизу была топка. В некоторых
отношениях Квизиция неизменна. Такое количество железа веками будет
раскаляться до температуры боли. Много времени, стало быть, чтобы все
взвесить. . . - Что ты об этом думаешь? - сказал Ворбис. Видение будущего
вспыхнуло в голове Бруты. - Изобретательно, сказал он. - И это станет
спасительным уроком для всех остальных, склонных сбиваться с пути истинного
знания, сказал Ворбис. - Когда вы собираетесь, ух, продемонстрировать это?
Ворбис глядел на него столь пристально, словно читая его задние мысли. - А
теперь, пожалуйста, оставь нас, сказал Ворбис. - Отдыхай сколько сможешь...
сын мой.
***
День, Ваше Преподобие. - Ты уже знаешь?
ледяным шербетом. - Дошли слухи, сказал он. -Вот, возьми плитку Клатчанского
Наслаждения. Даром. По рукам?
расходились, как горячие пирожки. - Беспокойно сегодня, сказал Брута, едва
ли задумываясь о том, что говорил. - Время Пророка, видишь ли, сказал Дблах,
когда Великий Бог объявляет себя миру. И если ты думаешь, что сегодня людно,
ты не сможешь развернуть козу здесь через несколько дней. - А что тогда
произойдет?
произойдет?
Брутене можешь намекнуть, а? Я предполагаю, Великий Бог не собирается
сказать чего-нибудь полезного в интересах пищевой промышленности?
Действительно?
твое предположение. Намек столь же остер, как тычок острой палкой мертвому
верблюду, как говорится. Я знаю, где я смогу запросто прибрать к рукам
несколько акров хорошо орошаемой земли. Пожалуй, стоит купить сейчас, раньше
всех?
поближе. Это было не сложно. Дблах всюду подбирался бочком. Крабы думали,
что он ходит боком. - Интересно, сказал он. - В смысле... Ворбис?
был быть живым человеком, как ты или я. Чистить уши, как обычные люди.
Интересно. - Что. - Да все это. Дблах снова заговорщицки рассмеялся и потом
продал пилигриму со стертыми ногами чашу гумуса, в чем тот тут же начал
раскаиваться. Брута спустился в свою спальню. Она была пуста в это время
дня. Шатание вокруг спален возбранялось, дабы присутствие каменно-жестких
матрацев не возбудило греховных мыслей. Та малость, что ему принадлежала,
пропала с полки у его койки. Возможно, где-то у него была своя комната, но
никто не сказал ему об этом. Брута почувствовал себя совершенно потерянным.
Он лег на койку, на всякий случай, и вознес моление Ому. Ответа не было.
Почти всю его жизнь не было ответа, и это не было очень плохо, ибо он его и
не ожидал. И прежде всегда было приятное ощущение, что, возможно, Ом
слушает, но просто не утруждается что-нибудь сказать. Сейчас не было чего
слушать. Он мог бы с тем же успехом говорить с самим собой, и слушать самого
себя. Как Ворбис. Эта мысль не уходила. Мозг, как стальной шар, сказал Ом.
Ничто не входит и не выходит. Так что все, что Ворбис мог слышать, был
дальний отголосок его души. И из этого дальнего отголоска он скует Книгу
Ворбиса, и Брута подозревал, что знает, какие там будут указания. Там будет
говориться о святых войнах, крови, крестовых походах, крови, набожности и
крови. Брута встал, чувствуя себя дураком. Но мысль не уходила. Он был
епископом, но он не знал, чем епископы занимаются. Он видел их только
издалека, проплывающих мимо, как кучевые облака. Было лишь одно дело,
которое он умел. Какой-то прыщавый парень мотыжил огород. Он с удивлением
взглянул на Бруту, когда тот забрал мотыгу, и оказался достаточно туп, чтобы
несколько мгновений пытаться удержать ее. - Я, знаешь ли, епископ, сказал
Брута. - В любом случае, ты делаешь это не правильно. Иди и займись
чем-нибудь другим. Брута зло вонзил мотыгу в сорняки вокруг сеянцев. Всего
несколько недель, а на земле уже зеленое море. Ты епископ. Чтобы был
паинькой. А вот железная черепаха. Если не будешь слушаться. Ибо... ... в
пустыне было двое. И Ом говорил с одним из них. Ничего в этом роде прежде не
приходило Бруте на ум. Ом говорил с ним. Возможно, он не говорил того, что
Великие Пророки ему приписывали. Возможно, он никогда не говорил ничего
подобного... Он дошел до конца грядки. Потом он привел в порядок фасолевые
плети. Лу-Тзе внимательно следил за Брутой из своего маленького навеса у
компостных куч.
***
и потратили кучу времени, уменьшая ее вес, насколько возможно. Он много
думал о моторах. Проблемой были зубчатые передачи. Сфера хотела вращаться
много быстрее, чем хотели крутиться лопасти. Пожалуй, это была метафора, или
что-то в этом роде. - И я не могу заставить его двигаться задом, сказал он.
- Не беспокойся, сказал Симони. - Ему не придется двигаться задом. Как
насчет брони?
кузница! - сказал он. -Эта штуковина двадцать футов в длину! Захарос не
может сделать пластину больше чем несколько футов в длину. Я пытался
прибивать их к раме, но она просто сломалась под их весом. Симони взглянул
на скелет паровой машины и пластины, сложенные в стог рядышком. -
Когда-нибудь был в битве, Урн? - сказал он. - Нет. У меня плоскостопие. И я
не слишком силен. - Ты знаешь, что такое черепаха?