Чтение 42–й страницы книги ~Почти как люди~

- Как его найти?

- Да. Как мне до него добраться?

- Хотите его навестить, так, что ли?

- Да, я не прочь с ним повидаться. Хочу с ним потолковать.

- О чем?

- Да как вам сказать...

- Послушайте, дело вот в чем. Может, я тогда сболтнул лишнего. Он
добрый и безобидный старикан. Мне не хотелось бы, чтобы его беспокоили.
Ведь над такими, как он, народ любит потешиться.

- Вы говорили мне, - сказал я, - что он пытается написать книгу.

- Ну, говорил.

- И что ему это не по зубам. Вы же так сами сказали. Да еще пожалели,
что он никогда эту книгу не напишет, не справится. Так вот, я писатель, и
мне пришло в голову, что, может быть, если ему немного помочь...

- Стало быть, вы собираетесь предложить ему помощь?

- За некоторое вознаграждение, - сказал я.

- Ему нечем вам платить.

- Ему и не придется. Я мог бы написать для него эту книгу, если у
него есть материал. А потом мы бы поделили гонорар.

Хиггинс призадумался.

- Ладно, пожалуй, это подойдет. Ведь при том, как он ее пишет, он
вообще не выручит за эту книгу ни цента. Ему и впрямь нелишне помочь.

- О'кэй, Так как же мне его найти?

- Я мог бы вас как-нибудь вечерком свозить к нему.

- Если можно, я бы хотел встретиться с ним сегодня. Завтра я уезжаю.

- Ладно уж, будь по-вашему. Сдается мне, что худа от этого не будет.
У вас там есть карандаш и бумага?

Я ответил, что есть.

- Его имя - Чарли Манз, но соседи зовут его Пустомелей. Вы выезжаете
из города по двенадцатому шоссе и...

Я записал под его диктовку адрес. Поблагодарил его, когда он кончил.

- Как-нибудь позвоните мне, - сказал он, - и мы сообразим насчет
охоты.

Я пообещал.

Я достал другую монету и позвонил в редакцию.

Джой еще была там.

- Ты купил продукты, Паркер?

Я сказал, что купил, но мне придется снова уехать.

- Я занесу все в блок, - добавил я. - Ты случайно не знаешь, работает
ли холодильник?

- Наверно, работает, - ответила она. И тут же спросила: - Куда это ты
собрался, Паркер? Голос у тебя взволнованный. Что случилось?

- Мне нужно встретиться с одним человеком по поводу скунсов.

Ей показалось, что я решил подшутить над ее вчерашней статьей, и она
обиделась.

- Ничего подобного, - заверил я ее. - Это чистая правда. В долине,
вверх по течению реки, живет один старик по имени Манз. Быть может, это
единственный в мире человек, который приручает диких скунсов.

- Ой, врешь.

- А вот и нет, - сказал я. - Мне о нем прожужжал уши один
разговорчивый шофер такси, которого зовут Ларри Хиггинс.

- Паркер, - произнесла она, - ты что-то затеваешь. Ты ведь ездил в
усадьбу "Белмонт". Там что-нибудь произошло?

- Ничего особенного. Они сделали мне одно предложение, и я обещал
подумать.

- Какое предложение?

- Предложили стать их агентом по печати и рекламе. Кажется, это так
называется.

- И ты собираешься его принять?

- Не знаю, - ответил я.

- Мне страшно, - проговорила она. - Еще страшней, чем прошлой ночью.
Я хотела поговорить об этом с Гэвином, я хотела поговорить с Дау. Но у
меня язык не повернулся. Что толку в таком разговоре? Нам ведь никто не
поверит.

- Ни одна душа на свете, - согласился я.

- Я приеду домой. И очень скоро. Пусть Гэвин подсовывает мне какую
угодно работу, все равно я сбегу отсюда. Ты ведь не надолго, правда?

- Не надолго, - пообещал я. - Я отнесу продукты в блок, и ты сразу
принимайся за готовку.

Мы попрощались, и я пошел назад к машине.

Я перетащил продукты в блок, поставил молоко, масло и еще кое-что в
холодильник. Остальное разложил на столе. Потом я выгреб из-под матраса
остаток денег и набил ими карманы.

Покончив со всеми этими делами, я поехал к старику, чтобы
побеседовать с ним о его скунсах.

По совету Хиггинса я поставил машину на задворках фермерской усадьбы,
чуть в стороне от ворот, которые вели к сараям, чтобы она не загораживала
проход, если кому-нибудь понадобится войти или выйти, Поблизости никого не
было, только откуда-то выскочила, вилял хвостом, улыбающаяся деревенская
дворняжка, чтобы неофициально поприветствовать меня радостными прыжками.

Я похлопал ее по спине, сказал ей что-то, и она увязалась за мной,
когда я вошел в ворота и зашагал через задний двор. Но у лаза в изгороди
из колючей проволоки, за которой начиналось поле клевера, я остановился и
попросил ее вернуться обратно. Мне не хотелось брать ее с собой к старику,
чтобы не нарушить этим душевный покой теплой компании дружелюбных скунсов.

Она подчинилась не сразу. Она убеждала меня, что нам лучше
отправиться бродить по полю вдвоем, Но я настаивал на ее возвращении, я
шлепнул ее по заду, чтобы придать больше веса своим словам, и в конце
концов она побежала обратно, оглядываясь через плечо в надежде, что я
смягчусь.

Когда она скрылась из виду, я пошел через поле вдоль проложенной
телегами колеи, которая едва проглядывала сквозь густой ковер клевера.
Из-под ног у меня вылетали поздние осенние кузнечики и, сердито жужжа,
скачками рассыпались по полю. Я добрался до конца поля, пролез через дыру
в другой изгороди и, по-прежнему держась полустершейся колеи, зашагал
дальше по заросшему молодыми деревцами пастбищу. Солнце клонилось к
западу, и перелесок был исчерчен тенями, а в лощине самозабвенно
веселились белки, кувыркаясь в опавшей листве и молнией взлетая на
деревья.

Дорога сбегала вниз по склону холма, пересекая лощину, взбиралась на
другой холм и там, наверху, под широким выступом торчавшей из склона скалы
я обнаружил хижину и человека, которого искал.

Старик сидел в кресле-качалке, древнем расшатанном кресле-качалке,
которое так скрипело и стонало, словно с минуты на минуту собиралось
развалиться на части. Качалка стояла на небольшой площадке, вымощенной
плитами местного известняка, которые старик, видно, собственноручно
нарезал в высохшем русле некогда протекавшей в долине речки и втащил на
холм. Через спинку кресла была переброшена грязная овечья шкура, и от
качки передние ножки на шкуре мотались, как кисточки на попоне.

- Добрый вечер, незнакомец, - произнес старик с таким невозмутимым
спокойствием, как будто незнакомые люди заглядывали к нему в этот час
ежедневно. Тут я сообразил, что, вероятно, не застал его врасплох, он
видел, как я спускался по колее с холма и пересекал лощину. Возможно, он
наблюдал за мной все время, пока я шел к нему, тогда как я даже не
подозревал о его присутствии, не зная, где его нужно высматривать.

Я только сейчас обратил внимание на то, как гармонировала эта хижина
со склоном холма и окружавшими ее выходами скальных пород, словно она была
такой же неотъемлемой частью этого лесистого пейзажа, как деревья и скалы.
Домик был невелик и низок, а бревна, из которых он был сложен, под
воздействием непогоды и солнца обесцветились и приобрели какой-то
неопределенный оттенок. Рядом с дверью стоял умывальник. На скамье
разместились оловянный таз и ведро с водой, из которого торчала ручка
ковша. Позади скамьи высилась поленница дров и стояла колода с вонзенным в
нее обоюдоострым топором.

- Вы будете Чарли Манз? - спросил я.

- Точно. Чарли Манз - это я, - ответил старик. - А как вам удалось
меня найти?

- Мне указал дорогу Ларри Хиггинс.

Он покивал головой.

- Хиггинс хороший человек. Если уж Ларри вас направил сюда, значит
все в порядке.

Когда-то он был крупным, рослым мужчиной, но его обглодали годы.
Рубашка свободно болталась на его широких плечах, мятые брюки казались
пустыми, что характерно для стариков. Голова его была не покрыта, но
благодаря густым, стального цвета волосам создавалось впечатление, будто
на нем надета шапка, а лицо заросло короткой и довольно неопрятной
бородой. Я никак не мог решить, запускал ли он эту бороду сознательно или
просто несколько недель не брился.

Я представился и сказал, что меня интересуют скунсы и мне известно,
что он пишет книгу.

- Похоже, вы не прочь присесть, немного поработать языком, - сказал
он.

- Если вы не возражаете.

Он встал с кресла и пошел к хижине.

- Садитесь, - сказал он. - Если вы собираетесь у меня немного