Чтение 42–й страницы книги ~Обсидиановая бабочка~

Я едва заметно покачала головой - сильнее было бы больно.

- Послушай, Ники меня пригласил. Он сказал, что я могу привести друзей. Я привела. Я приехала до десяти утра, мать бы их растак. И приехала говорить о нашей общей, проблеме, а не долбаться с тобой у этой траханой двери.

- Разве так долбаются! - сказал Арфа, поглаживая собственный пах. - Если хочешь, я тебе покажу, как это делается.

Я подняла руку:

- Ладно, моя ошибка, я неправильно выразилась. Я приехала не для того, чтобы меня остановили у двери.

Он продолжал почесываться - то ли хотел меня разозлить, то ли увлекся. В первом он преуспел. Я не для того стояла здесь, имея сорок с чем-то швов на спине, даже кофе с утра не попив, чтобы смотреть, как горилла-вервольф почесывает себе гениталии.

- Хватит этой фигни, - сказала я.

Он добавил к своему поведению некоторую жестикуляцию, ухмыляясь мне в лицо.

Я возвысила голос, чтобы меня было слышно в баре:

- Я никуда без своих друзей не пойду. Если ты ждешь, что я в этом уступлю, мы только зря тратим время.

Из бара ответа не было. Арфа добавил к своему танцу движения бедер. Все, хватит.

- Когда этот монстр высосет из тебя жизнь, Ники, ты не беспокойся. Это не больно. Счастливо оставаться.

Я повернулась к своим друзьям:

- Нас не пускают к Ники.

Эдуард кивнул:

- Тогда пошли.

Он шевельнул рукой, и Бернардо с Олафом сошли с тротуара. Эдуард за моей спиной несколько замешкался. Я думаю, мы оба ожидали, что Арфа станет проверять мой блеф. Хотя это был блеф лишь отчасти. Мы могли бы прорваться в бар силой оружия, но Ники под мушкой пистолета говорить не будет. А мне нужен был именно разговор, а не допрос.

Я повернулась и пошла прочь. Эдуард зашагал рядом, но приглядывая, что у нас за спиной. Мне не хватило такой гибкости, чтобы держать в поле зрения свои тылы, еще и не поворачиваясь всем телом, а это было бы неуклюже. И я вполне доверяла Эдуарду.

Должна признать, у меня свело между лопатками от напряженного ожидания, что Арфа побежит за нами и скажет: идемте, будем говорить. Но он не бежал, и я шла дальше. Олаф и Бернардо уже стояли возле "хаммера", ожидая, чтобы Эдуард открыл дверцы.

Мы уже садились в машину, когда Арфа вышел на тротуар и направился к нам. Он был безоружен, но очень недоволен.

- Заводи машину, - сказала я.

Эдуард так и сделал.

Арфа побежал к нам трусцой, размахивая ручищами. Некоторые оборотни бегают, как их животные прообразы, с богоданной грацией. Арфа был не из таких. Он бежал неуклюже, будто давно уже не бегал, по крайней мере в человеческом виде. Я не могла не улыбнуться.

- Ты хотела видеть, как он бежит, - сказал Эдуард. - Стоит ли так мелочиться.

- Может быть, но зато весело, - согласилась я.

Он включил передачу, и Арфа сделал неуклюжий рывок. К машине он подоспел, когда Эдуард уже отъезжал. Он прямо рухнул, опираясь мясистой ручищей на капот.

Эдуард остановился. Мое стекло скользнуло вниз, я посмотрела на Арфу с любопытством. У него на голой груди выступила испарина, дышал он часто и хрипло.

- ...твою... мать, - выдохнул он.

- Ты что-то хотел? - спросила я.

- Босс говорит... все... заходите.

Он оперся на капот обеими руками, стараясь перевести дыхание.

- О'кей, - сказала я.

Эдуард припарковался у тротуара, и Арфе пришлось отодвинуться, освобождая место. Мы снова вылезли из машины. Арфа все еще дышал с трудом.

- Аэробика - ключ к здоровому сердцу, - сказала я приветливо, пока мы ждали, чтобы он нас повел в бар.

- Пошла ты на...

Я подумала, не полезть ли опять в машину, но этой игрой я уже добилась чего хотела - говорить с Бако, но только в присутствии своей поддержки. Я достигла нужной цели. Остальное было бы чистым ребячеством. Пусть я мелочна, но не настолько.

Отдышавшись, Арфа снова стал силовиком в темных очках, с бесстрастным лицом. Он зашагал обратно, опустив руки с полусогнутыми пальцами, как можно лучше изображая ходячую гору мышц. Его неотмирная энергия плясала по моей коже - всего лишь легкий шепот силы, которая будто непроизвольно вытекала из него. Это, наверное, означало, что Арфа выведен из себя. При сильных эмоциях скрывать энергию становится труднее.

На обратном пути мы все молчали. Мужчины обычно не очень умеют вести бесполезную светскую беседу или не видят в этом необходимости, я же вся сосредоточилась на том, чтобы идти нормально, не выдавая, насколько трудно было бы мне поддерживать непринужденную болтовню.

Арфа придержал для нас дверь. Я посмотрела на Эдуарда, он ответил мне ничего не выражающим взглядом. Отлично. Я прошла вперед, остальные за мной. Три дня назад я нервничала, шагнув в эту темноту, откуда поднимался прилив гудящей энергии вервольфов. Но это было три дня назад, и мало во мне с тех пор осталось страха. Все тело болело, но сама я как-то странно онемела. Может быть, я наконец переступила ту линию, за которой уже давно живет Эдуард. Может быть, я действительно никогда ничего чувствовать уже не буду. Когда и эта мысль меня всерьез не напугала, я поняла, что дело совсем плохо.

Глава 47

Мне понадобилась секунда, чтобы глаза привыкли к темноте, но благодаря не зрению, а коже на затылке я почувствовала, что не все тут хорошо. Я не стала сомневаться в своих ощущениях, а взялась за рукоять браунинга под рубашкой - плевала я на то, что тем самым выдам наличие оружия. Дураки они были бы, если бы подумали, что я пришла без оружия. А байкеры клуба "Лос лобос" уж в этом вопросе точно не дураки.

Ники Бако лежал на стойке с привязанными к лодыжкам руками, и веревки были скручены в подобие рукояти, как на тюке. Окровавленное лицо украсилось синяками, и эти травмы были куда свежее моих.

У меня пистолет оказался в руке, и я скорее почувствовала, чем увидела, как трое моих спутников рассыпались веером, так что мы стали как углы коробки, в каждом из которых оказалось по пистолету. Из своих углов мы взяли под наблюдение конкретный сектор зала, и нравимся мы друг другу или нет, но я твердо знала, что каждый, даже Олаф, за своим сектором проследит. Приятно быть в чем-то уверенной.

В мой сектор попала стойка с лежащим Ники, высокий бородатый мужчина с хвостом волос, переброшенным через плечо, два волка размером с пони и труп мужчины, таращившийся невидящими глазами в зал. Перерезанное горло напоминало орущий красный рот.

Периферийным зрением я заметила, насколько плотно набит зал телами. Энергия висела в воздухе удушающе густо. Услышав шум справа, я сделала три вещи одновременно: выхватила левой рукой "файрстар", наставила его на бородатого и стрельнула глазами в сторону шума. Очень кстати пригодилась моя тренировка в стрельбе левой рукой. Тяжелый скользящий звук повторился из-за стойки. А стойка была в моем секторе зала - мне, так сказать, играть этот мяч. Толпа подалась, как дрожащий прилив, собирающийся нас поглотить. Многих мы могли бы перестрелять, но их тут больше сотни, и если они бросятся все сразу, нам конец.

Страх стянул мне узлом живот, запульсировал в горле. Онемение прошло, смытое приливом адреналина и мускусным запахом волков. В этом тесном и темном зале волков было больше, кроме тех двух, что стояли передо мной. Я их чуяла. Снова стянуло живот, но не от страха. Метки, связывающие меня с Ричардом, с его стаей, снова ожили. Они загорелись возрожденным из искорки пламенем, ожидающим пищи, чтобы расти. Только этого не хватало. Ладно, это потом. Отвлекаться нельзя.

Мужчина с хвостом волос стоял и улыбался. Он был красив грубоватой красотой, тюремной татуированной красотой. Даже в полумраке глаза его мерцали волчьим янтарем, нечеловеческие глаза. Я знала, кто передо мной. Это был их Ульфрик, царь волков. Он стоял отдельно, а остальные волки топтались в стороне, подальше от центра зала, и все равно его сила перекрывала их силу. Она заполняла свободное место в зале, висела в воздухе, наэлектризованная грядущим громом.

Мне даже пришлось проглотить слюну, чтобы заговорить.

- Привет тебе, Ульфрик клана Лос Лобос. Что стряслось?

Он запрокинул голову и захохотал - от души, но смех закончился воем, от которого у меня мурашки по спине поползли.

- Отличный эффект, - сказала я. - Но я пришла сюда официально, по делу о расследовании убийств. Ты наверняка о них слышал.

Он повернул ко мне пугающе светлые глаза.

- Слышал.

- Тогда ты знаешь, что предмет расследования - не твоя стая.

Он небрежно положил руку на Ники, который тут же заскулил, хотя я не думаю, что это было действительно больно.

- Ники - мой варгамор. Если полиция хочет говорить с ним, сначала она должна спросить у меня.

Он улыбнулся настолько, что стали заметны его человечьи зубы. Ульфрик не показывал клыков.

- Прошу прощения. Единственная другая известная нам стая, имеющая варгамора, не требовала сначала обращаться к Ульфрику. Приношу свои извинения за мой недосмотр.

Я не знала, что хочет делать Ульфрик, но надеялась, что он не станет медлить, поскольку долго простоять с пистолетом в каждой руке мне сейчас было бы невозможно. Я тренировалась в стрельбе с левой руки, но все равно она оставалась слабейшей из двух, а от укуса мышцы на ней уже начали мелко дрожать. Или я смогу скоро ее опустить, или она затрясется.

- Если бы ты была из полиции, я бы эти извинения принял. Полиции мы всегда рады помочь. - При этих словах в плотно набитом зале послышались смешки. - Но я здесь ни одного полицейского не вижу.

- Я - Анита Блейк. Я истребительница вампиров и...

- Я знаю, как тебя зовут, - оборвал он меня. - И знаю, кто ты такая.

Последние слова мне не понравились. Они меня насторожили.

- И кто же я?

- Ты - лупа клана Тронос Роке, и ты обратилась за помощью к моему клану, не оказав чести ни мне, ни моей лупе. Ты вошла в мои земли без разрешения. Ты обратилась прямо к моему варгамору, и ты не принесла нам дани.

С каждым словом росла его сила, будто стоишь в теплой воде по шею и знаешь, что, если она сейчас прибудет, ты утонешь.

Зато теперь я поняла правила. Я его оскорбила, и это оскорбление я должна смыть. Я решила попробовать рассудительные оправдания, хотя мало верила в их успех. И правая рука стала уставать. Черт, и левая тоже! Та хреновина за стойкой громоздко шевелилась, и это было слышно. Судя по звуку, она побольше вервольфа.

- Я прилетела сюда по делу полиции. Я появилась в твоих землях не как лупа клана Тронос Роке. Я прибыла в качестве Аниты Блейк, истребительницы, и только.

- Но ты обратилась к моему варгамору.

Он шлепнул Ники по ляжке, и это, кажется, было больно, потому что Ники зажмурился и задергался, стараясь подавить вопль.

- Я только после разговора узнала, что Ники - твой варгамор. Мне никто не говорил, что в этом баре - твое логово. Ты Ульфрик, ты умеешь чуять ложь. И ты знаешь, что я говорю правду.

Он слегка кивнул:

- Ты говоришь правду. - Он посмотрел на карлика на стойке и потрепал его, как треплют по холке собаку, хотя обычно собака не вздрагивает и не пытается отодвинуться. - Но он знал, что он мой варгамор. Ники знал, что ты лупа другого клана. Это было одно время животрепещущей темой - человеческая лупа.

- Лупой часто называют подругу Ульфрика, - сказала я.

Он повернул ко мне взгляд золотистых глаз, и золото казалось ярче в обрамлении черных бровей.

- Ники согласился тебе помочь, но и после этого он не посоветовался со мной и даже не поставил меня в известность. - Он низко зарычал, и мурашки у меня на спине снова встрепенулись. - Я Ульфрик. Я здесь вожак!

Он залепил Ники пощечину, и из носа карлика потекла свежая кровь.

Мне очень хотелось остановить избиение - просто из принципа, но не настолько хотелось, чтобы за это умирать. Так что я стояла и смотрела, как течет кровь у Ники Бако. Мне это не нравилось, но я это допустила. Левую руку начинала сводить судорога. Либо надо было открывать огонь, либо убирать оружие. С вытянутыми так долго руками спина и грудь уже начинали болеть.

- Анита, - сказал Эдуард, и по интонации все было ясно. Он говорил, чтобы я поторопилась.

- Послушай, Ульфрик, я не хочу лезть в разборки чужой стаи. Я только пытаюсь сделать свою работу. Спасти от смерти ни в чем не повинных людей.

- Люди - штука забавная, - сказал он. - Секс и еда прямо в машине. Но человечиху не делают королевой!

Голос его взлетел на последнем слове. Вой толпы эхом ему ответил. Толпа шагнула еще ближе.

- Анита, - повторил Эдуард, и на этот раз в его голосе было предупреждение.

- Я над этим работаю, Эдуард.

- Работай быстрее.

- Ульфрик, ты расист, - заявила я.

- Что? - вытаращился он на меня.

- Я - человек, так что меня можно трахать, можно убивать, но нельзя признать равной себе? Ты расист и волчий шовинист.

- Ты приезжаешь на мою территорию, просишь помощи у моей стаи, не приносишь дани ни мне, ни моей лупе и еще обзываешься?

То ли он подал какой-то экстрасенсорный сигнал, то ли достаточно было его злости, но двое гигантских волков встали и двинулись, крадучись.

Левая рука у меня уже заметно тряслась. Тварь за баром бушевала и, судя по звуку, была здоровенной и свирепой. Левая совсем отказывала, а мне нужны были обе.

- Ты умрешь первым, Ульфрик, - сказала я.

- Чего? - Он вроде засмеялся при этом вопросе.

- Если они на нас кинутся, я тебя застрелю. Что бы после этого ни случилось, ты будешь мертв. И лучше останови своих волков-переростков там, где они сейчас.

- У тебя так трясется рука, что ты вряд ли кого убьешь.

Тут пришел мой черед смеяться.

- Ты думаешь, у меня рука дрожит, потому что меня совесть мучает при мысли тебя пристрелить? Мальчик, ты не на такую напал. Посмотри на мою правую, Ульфрик, - она не дрожит. У меня ходячий труп выкусил кусок левой руки пару дней назад, и она еще плохо работает, но можешь мне поверить - я куда целюсь, туда и попадаю. - Обычно в этом месте я гляжу жертве в глаза в упор, давая знать, что не блефую, но сейчас мне приходилось делить внимание между Ульфриком, его свитой и стойкой бара. - Сколько своих волков готов ты принести в жертву своей уязвленной гордости?

Он смотрел на меня очень пристально, и за хвастовством и гордыней виден был ум. Там, внутри, был кто-то, с кем можно договариваться. Иначе нам бы всем предстояло погибнуть. Не из-за дела, которым мы были заняты, а потому что когда-то я была подругой Ричарда. Глупо умирать из-за такого.

- Дань. Я требую дани от лупы клана Тронос Роке.

- Это в смысле - подарка? - уточнила я.

Он кивнул:

- Если подарок такой, как надо.

Если бы я приехала в Альбукерк с Ричардом и по личному делу, я бы знала, что должна принести дар местной стае. Обычно даром бывает свежеубитая добыча, драгоценности для лупы или что-нибудь мистическое. Смерть, драгоценности, магия. Никаких драгоценностей у меня не было, кроме ожерелья Леоноры, а я не знала, какое оно может оказать действие на кого-то другого. Насколько я знала, может даже и повредить. Так что оно останется у меня.

Я опустила левую руку. Во-первых, она так дергалась, что вряд ли я из этого пистолета могла бы во что-то попасть. Во-вторых, не имеет смысла наводить пистолет, если не собираешься убивать. В-третьих, просто рука заболела.

- Дай мне слово, что, если я поднесу тебе подходящий подарок, мы уйдем целыми и невредимыми.

- Ты поверишь слову рецидивиста, наркоторговца и главаря шайки байкеров?

- Нет. Но я поверю слову Ульфрика клана Сломанного Копья. Ему я поверю.

Существуют правила, и если он нарушит слово Ульфрика, то уронит свою репутацию. И так его позиция недостаточно крепка, если варгамор, хоть и сильный маг, но всего лишь человек, мог бросить вызов его власти. Он не нарушит своего слова, данного перед лицом всей стаи.

- Я, Ульфрик клана Сломанного Копья, даю тебе слово, что вы уйдете целыми и невредимыми, если ваш дар будет достойным.

Последние слова мне не слишком понравились.

- У меня не было времени заехать к "Тиффани" и прихватить подарок для той малышки. И охотиться по дороге из больницы сюда не получилось. Копы не любят, когда стреляют зверей в городе. Мистика сегодня мне мимо кассы.

- Значит, у тебя ничего стоящего нет, - сказал он несколько озадаченно, будто считал, что у меня какой-то подарок с собой есть.

- Дай мне посмотреть, что там за стойкой, и тогда я спрячу пистолеты и принесу дань.

Я попыталась убрать "файрстар", но левая так тряслась, что не получалось поднять полу блузки и сунуть его в штаны. Для этого нужны были две руки. Значит, надо получить возможность убрать в кобуру браунинг.

- Годится, - сказал он. - Монструо, встань, приветствуй нашу гостью.

Оно поднялось над стойкой, тощее и бледное, как восходящий полумесяц, потом показалось лицо. Женское лицо, один глаз неподвижен и сух, как у мумии. Вслед за одним лицом поднималось другое, потом третье... еще и еще - все коричневые и высушенные, как нитка чудовищного бисера, стянутая кусками тел, руками, ногами, толстая черная нить гигантскими стежками собрала все это вместе, а внутри заключалась магия. Оно поднялось до потолка, извиваясь гигантской змеей, таращась на меня. Голов этак сорок я насчитала, потом потеряла счет - или потеряла охоту считать.

Вервольфы отодвинулись, как отходящий прилив. Они боялись этой твари, и я их понимала.

- Твою мать! - послышался вздох Бернардо.

Олаф что-то произнес по-немецки - значит, он не следил за своим сектором зала. Только Эдуард промолчал, занятый своим делом - всегда бдительный. Надо было признать, что даже я, если бы вервольфы захотели на меня броситься, пока эта безумная змея поднималась надо мной, я бы промедлила. Слишком велик был ужас, чтобы осталось место для иных страхов.

Я оторвала взгляд от этой твари, посмотрела на Ники Бако, лежащего на стойке, связанного, окровавленного, с кляпом во рту. Послышался мой очень далекий голос:

- Ай-ай-ай, Ники, какой ты плохой мальчик.

Я заставила себя пошутить, хотя на самом деле мне хотелось приставить пистолет к его башке и снести ее к чертям. Есть вещи, которых никто не делает. Их просто нельзя делать.

- Теперь ты видишь, почему он еще жив, - сказал Ульфрик.

- Слишком силен, чтобы от него избавиться, - ответила я безучастно, будто думала в этот момент о чем-то другом.

- Я его использовал как угрозу. Он накладывал чары на волков, которые неправильно себя вели, и ты видишь, во что он их превращал. И сшивал их в этого Монструо. Но сейчас мои волки больше боятся его, чем меня.

Я только кивала, потому что не могла найти слов. Живые. Они были живые, когда Ники творил свою магию. У меня возникла действительно ужасная мысль. Иногда кажется, что оружие убирать неуместно, но мне нужны были руки для другого. Задрав блузку, я сунула браунинг в кобуру, хотя и не таким плавным движением, как если бы кобура была привычной. Но левой руки у меня сейчас почти не было. Пришлось поднимать блузку правой и очень осторожно засовывать "файрстар" в штаны. Но рука, даже будучи свободной, продолжала непроизвольно дергаться. Здесь я ничего не могла сделать, только ждать, пока само пройдет. Придерживая левую правой, я подошла к монстру.

Встав от него по другую сторону бара, я всмотрелась в одно из сушеных лиц. На нем рот был зашит наглухо, не знаю зачем. Я сделала несколько глубоких очистительных вдохов и почуяла запах трав, но в основном - что-то сухое, вроде дубленой кожи и пыли. Потом я протянула левую руку. Даже с бинтами и мышечными подергиваниями она по-прежнему сохранила в себе силу и была чуткой к магии. Многие для такого ощущения пользуются рукой получше, обычно той, которой не пишешь. Как это устроено у амбидекстров, одинаково пишущих обеими руками, - не знаю.

Из этой штуки выпирала весьма приличная сила, но стойка была широка, и у меня все болело, так что я не могла как следует сосредоточиться и получить ответ на вопрос, который был мне нужен. Опершись правой рукой, я вспрыгнула и села на стойку, потом встала на колени. На уровне моих глаз очутилось лицо - кажется, мужское, точно лицо сушеной мумии со светло-серыми волчьими глазами. Они смотрели на меня, и за ними что-то было. Ходячие мертвецы страха не проявляют. И я знала, что почувствую, еще когда протягивала руку к этому лицу. Сила Ники, как теплое одеяло из червей, поползла по моей коже. Такой неприятной магии я никогда не ощущала - нечистая, будто эта сила начнет разъедать тебе кожу, если не отодвинешься. Вот куда уходила энергия Ники и вот почему, сколько бы он ее ни собрал, ее всегда будет мало. Настолько негативной была магия, настолько пропитанной злом - как наркотик. Для достижения равнозначного эффекта нужно все больше и больше энергии, и все хуже и хуже она действует на заклинателя.

Я запустила собственную магию в это месиво - не придать ему силы, но ощупать. Я почувствовала холодное прикосновение какой-то души, и не успела отодвинуться, как моя сила побежала по этому столбу заключенной плоти, и души запылали у меня под веками холодным белым светом. Никто из его жертв не был мертв, когда Ники с ними это делал. И я не была до конца уверена, что они мертвы сейчас.

Открыв один глаз, я убрала руку. Сила Ники засасывала ее, как невидимый ил. Я вытащила руку с почти слышимым хлопком. Лицо зашевелило высохшим ртом и издало дважды сухой долгий звук.

- Спаси. Спаси.

Я проглотила наплыв тошноты и очень обрадовалась, что пропустила сегодня завтрак. На одном локте и коленях я подползла к Ники.

- Если это сжечь, души освободятся?

Он замотал головой.

- Ты можешь освободить эти души?

Он закивал.

Наверное, если бы на первый вопрос он ответил "да", я бы вытащила браунинг и пристрелила его. Но он мне был нужен, чтобы освободить эти души, и до моего отъезда надо было завершить еще и это дело. Однако сегодня я ничего не могла для них сделать, только уцелеть самой и, как это ни странно, оставить в живых Ники Бако. Такой вот иронический поворот жизни.

Я села на стойку и свесила ноги, прижимая больную руку к груди, ошеломленная огромностью этого зла. Я видала зло в этом мире - но такое было почти сверх возможного. Даже с зрелищем в больнице это было не сравнить. Те трупы ели хотя бы тела, но не души.

- У тебя вид такой, будто тебе явилось привидение, - сказал Ульфрик.

- Ты ближе к истине, чем сам думаешь, - ответила я.

- Где наш дар? - спросил он.

- Где ваша лупа? - ответила я вопросом.

Он погладил по голове волка, лежащего у его ног.

- Вот моя лупа.

- Я не могу поделиться даром с кем-то, кто в обличье зверя, - сказала я.

Он нахмурился, и видно было, что готов рассердиться.

- Ты должна нас почтить.

- Я это и собираюсь сделать.