сколько всего они нам рассказали бы...
перестали умирать. Погост стоит, а никого не хоронят.
закопали под тем камнем, с розой. Буду выращивать солнечную малину...
отпусти на волю, развей по ветру...
побежали, наши, наверное, уже на дорогу вышли...
начались занятия в университете, однако городской штаб работу не свернул.
Линда, официально освобожденная от учебы еще на месяц, с утра до позднего
вечера корпела над разного рода отчетностью и домой возвращалась усталая,
голодная и злая. Она пулей пролетала через владения Яблонских, сразу за
балконной дверью скидывала кроссовки или босоножки и переоблачалась в
розовый халат, красноречиво вывешенный на дверях ванной комнаты. На столе ее
ожидали бутылка пива, только что из холодильника, и что-нибудь вкусненькое
на укрытой полотенцем сковородке.
начинала звучать негромкая восточная музыка, и, словно джинн из кувшина,
материализовался Нил, прятавшийся доселе за высоким матрацем. На этот же
матрац они обычно и заваливались после ужина, оставив мытье посуды на утро.
тебе придется именно так встречать с работы меня. Каждый вечер, много-много
лет подряд. Даже когда я буду заслуженным старым пердуном, а ты...
уворачивался, хохоча во все горло...
перехватив ее удивленный взгляд. Взгляд был направлен на упакованный под
завязку рюкзачок, стоящий возле матраца. - Поезд завтра утром. Наших
полвагона, так что, если хочешь, могу и тебя вписать.
послезавтра.
отдохни от меня.
аппетитом, пей с перерывами, с кем попало не трахайся...
от случайных связей, - с важным видом изрек Нил, но не удержал тона и
фыркнул в кулак.
портвейн, ни на хоровое исполнение популярных песен, и как только позволили
приличия, он удалился в тамбур спокойного соседнего вагона, где и провел
большую часть пятичасовой поездки, общаясь преимущественно с мятой пачкой
"БТ". За окном было тоскливо и пасмурно, и смутные дурные предчувствия
бередили душу.
тумане. Их куда-то везли, что-то они там устанавливали, что-то играли и
пели, потом их чем-то кормили, потом везли обратно, потом опять кормили, а
потом они где-то спали. То есть вообще-то он знал, что иногородних
участников слета с шиком разместили в гостинице "Садко", в двухместных
номерах, что соседом его по комнате числился лиаповец Скрипка, во многом
благодаря своей фамилии ставший классным барабанщиком. В номере Скрипка
появился дважды - один раз, когда заносили вещи, а вторично в первом часу,
возбужденный и крепко поддатый. Нил не спал и слышал, как тот, громко сопя,
возится с сумкой и достает из нее что-то булькающее и что-то шуршащее.
смутные впечатления, запомнились только синие, в золотых звездах, купола
Юрьева монастыря да всеобщее оживление, когда Олег Иванович, решивший
сфотографировать группу на фоне Кремля со стороны Волхова, слишком энергично
попятился и с высокого причала плюхнулся в реку вместе с фотоаппаратом,
импортным плащом и фетровой шляпой. Но Нила даже это не позабавило.
Меланхолию его не сбили ни выступление на послеобеденном конкурсном
концерте, где сводный вокально-инструментальный ансамбль с его участием
удостоился похвалы авторитетного жюри, в составе которого заседал какой-то
хрен из ЦК ВЛКСМ, ни последовавший за концертом роскошный ужин с обильными
возлияниями. Под высокими Темными сводами детинца средневековые братины и
ендовы соседствовали на длинных столах с современными салатницами,
графинчиками, литровками и поллитровками, а среди многочисленных блюд
предлагались и вовсе невероятные: типа стерляжьей ухи из судака и картофеля
по-древнерусски. Их-то Нил из мрачного любопытства и заказал. Как известно,
на халяву и уксус сладок. Но оказалось действительно вкусно, а черный квас,
которым он запивал трапезу, отдавал медом, луговыми цветами и чуть-чуть
мятой. Хотелось бы, конечно, чего-нибудь покрепче, тем более что выбор был
богат. Но Нил предпочел не рисковать - нынешнее сумеречное состояние пугало
его своей интенсивностью и полной беспричинностью, и алкоголь мог
подействовать самым непредсказуемым образом.
новым стаканом делались все румяней и веселее, вместе с несвязностью речей
нарастала их развязность, от гама, дыма и недосыпа разболелась голова. Когда
же с противоположного конца стола покатилась, множась и крепчая на ходу,
сильная идея всей гурьбой двинуть в общий зал, шугануть с площадки местных
музыкантов и врезать несколько зажигательных комсомольско-стройотрядовских
номеров, Нил окончательно понял, что отсюда пора делать ноги, иначе и его
вытянут на сцену на чужом инструменте шибать идейно выдержанной романтикой
по подгулявшим душенькам.
крутой лестнице спустился в общий зал, на ходу полюбовался на эстраду,
откуда облезлые молодцы в розовых пиджаках пропитыми голосами призывали
город Одессу цвести и процветать, глянул на самозабвенно выплясывающую
потную публику и поспешил дальше - звуки из мерзко хрипящих динамиков
молоточками долбили мозг.
короткого коридора в узкое помещение, где вдоль одной стены тянулась
деревянная стойка бара с высокими табуретками, а вдоль другой расположились
столики на двоих, отделенные друг от друга невысокими барьерами, он решил,
что забрел не туда, и хотел уже вернуться в коридор...
тусклым, и он не сразу разобрал, что за женщина машет ему рукой с дальнего
столика, а разобрав, обрадовался несказанно.
каким ветром? Да ты садись...
перед Катей лежали три бутерброда - один с килькой и яйцом, два с докторской
колбасой, - рядом стоял стеклянный кувшин с чем-то темным и пенным.
чистым стаканом для Нила. Честно говоря, возражал он не сильно. Катя была
частицей того мира, в котором ему было хорошо, весело, уютно. Мира Линды.
опасаясь за последствия.
виделись. Куда вы запропали?
заглядывали, будто дорожку забыли. А потом пошли дела всякие, командировки.
Ты же знаешь Ринго, он всегда найдет занятие... Лучше расскажи, как вы с
Линдой лето провели.
вопросы, потом все обстоятельнее, откровеннее. Катя несколько раз
поднималась, приносила новые кувшины, разливала, чокалась с ним, смеялась
своим неподражаемым смехом, на который невольно оборачивались едва ли не все
посетители. А Нил этого уже не замечал...
совершенно мокрые трусы.