хуже татарина. А татарин уж всяко лучше поганого мента.
ловко, с демонстративной небрежностью далеко сплюнул сквозь
зубы. - По делу.
хриплый голос словно плетью, ударил по собакам:
тюремному оковами барбосы да свистел по-хулигански ветер в
облетевших верхушках кленов. Погода, похоже, портилась.
обозначилась калитка, и давешний хрипатый голос позвал:
двое: амбалистый, с плечами в сажень мужик с тяжелым
взглядом и франтоватый мэн в фирмовом джинскостюме. Чуть
поодаль на заасфальтированной площадке "Жигули" шестой
модели, а еще дальше у фасада дома сидели на цепи два
волкодава и пристально смотрели на Андрона.
оскалился, и стало ясно, что он здесь главный. - А, по
постановке ног вижу, что командирован нацменьшинством в лице
Жени Гринберга. Как он там, еще не докатился до ефрейтора?
Нет? Не страшно, еще успеет. Ну так в чем нужда, еще один
затвор потеряли?
настороженные, смотрели мрачно и оценивающе.
протянул с улыбкой, - осторожно, дорого как память.
прищурившись, посмотрел на оттиск, покачал лобастой, коротко
остриженной не по моде головой. - Ты смотри, Сотников в
капитаны выбился. А я-то его еще летехой помню, такой был
щегол малахольный, клюва не раскрывал. - Он внезапно
замолчал, как бы продумывая что-то, вытащил пачку "Кэмела",
не предложив никому, закурил. - Ну вот что, гвардеец, сходи-
ка ты погуляй, проветрись, подыши свежим воздухом. А вечером
подгребай, часам этак к семи. Будет полная ясность.
Андрона внимания, неторопливо двинулся к дому. Волкодавы
радостно заволновались, приветственно заскулили, забренчали
цепями. С чувством прогнулись.
через порог, глухо лязгнул за его спиной тяжелый засов. Да,
незваных ментов в доме Равинского не жаловали.
лицо от порывов злого ноябрьского ветра. Впервые за
последние два года свободного времени у него было - девать
некуда. И надо как-то его убить.
что в Белом, что в Черном озере одинаково грязная, мутная,
взбудораженная ветром. Зато на здешнем рынке чистота,
порядок плюс прикормленные, гладкие менты. А тут еще пошел
занудный, моросящий дождь, самый что ни на есть пакостный,
осенний. Ну и дыра! В столовой при вокзале Андрон выхлебал
безвкусные щи, поковырялся вилкой в ленивых пельменях и
отправился в кино. Хвала Аллаху, давали "Гамлета", две
серии.
c-k+ o морось сменилась весьма бодрящим дождем. В такую
погоду даже в казарме уютно. "Чертово время, резиновое", -
Андрон глянул на часы, выругался и, подняв воротник,
потащился к хоромам Равинского. Как ни укорачивал шаг, все
равно пришлось ждать полчаса перед железными воротами.
Наконец время рандеву настало. Ввиду плохой погоды Андрона
допустили на крыльцо, под крышу.
запечатанный пластилином конверт, усмехнулся. - Наш привет
вашему Сотникову. Прежде чем читать, пусть на штампульку
полюбуется.
командирской печати.
месяц.
цепями, скучающие псы, насупившийся амбал довел Андрона до
ворот.
за Ингербургские ворота, на Киевский шлях. Достал из сапога
жезл, с ходу застопорил "еразик" и меньше чем через час был
в полку пред мутными, но полными надежды глазами Сотникова.
Молча тот осмотрел печать, хмыкнул одобрительно, заметно
повеселел.
прочитал послание и сделался мрачным, словно грозовая туча.
мне, бегом! Ну, падла, ну, сука, ну, бля!
записку и с безразличным видом пожал плечами.
ля ви. Вот это можно взять в хозроте, это у связистов, ну а
что касается этого, - он прочертил ногтем по глянцевой
бумаге, - так и быть, выручу тебя, пошарю по заначкам,
поскребу по сусекам.
день Андрон едва допер Равинскому тяжелый, уж лучше не
задумываться чем набитый чемодан. Это во время-то усиления,
когда ГБ - ЧК бдит в три глаза!
прикрыл крышку и вручил Андрону круглую, вырезанную по уму
штампульку. - Все, в расчете.
оскалился от боли.
правда, везучий. Давай п...здуй!
усиления его никто не кантовал. Торчал себе тихо в каптерке,
не мозолил начальству глаза, во время сдачи проверки по
строевой скрывался от инспектирующих в яме, что в дальнем
ремонтном боксе. Было грязно, вонюче и неуютно, но совсем не
скучно - рядом сидели подполковник Гусев и майор Степанов.
Mастоящие коммунисты никогда по струнке не ходят. Зато уж
потом, когда инспектора отчалили и дембелей стали отпускать
домой, Андрона загоняли в хвост и в гриву, билеты давай. До
Новгорода, до Пскова, до Мурманска. Живей крутись. А перед
воинскими кассами на Московском вокзале очередь
километровая, пьяная волнующаяся, изнывающая нетерпением.
Шинели, бушлаты, бескозырки, береты с косячками. Домой,
домой, достало все в дрезину!
аплодисментов вторая, потом тихо, по-простому третья. В
полку из дембелей остались только раздолбай всех мастей,
залетчики и правдолюбцы. Да еще Андрон - особо ценный кадр,
таких обычно отпускают между одиннадцатым и двенадцатым
ударом новогодних курантов.
Андрона послали за билетами для последней партии. Граждане
тащили елки, пахло мандаринами и хвоей. Только на Московском
перед воинскими кассами было не особо-то весело, там, в
плотном окружении шинелей и бушлатов, пел под гитару
ефрейтор-танкист. Плотный, ядреный, с выпущенным из-под
шапки чубом - знаком воинской наглости.
надо радоваться - отслужили, отмантулили, отдербанили,
отдали, - но веселья ноль, только дергающиеся кадыки, мокрые
глаза да помойка в душе. Пел ефрейтор, нежил гитару чесом:
Благополучные дамочки отворачивались, морщили носы, граждане
мужеского пола улыбались, смотрели с пониманием, пожилые
женщины не стеснялись, пускали слезу. Патрули близко не
подходили, косили издалека, из-за укрытия - черт с ними,