замечательным человеком был Метелькин, как много он сделал для всех нас, как
много оставил после себя, какого замечательного воспитал сына... Его даже по
имени ни разу не назвали, и поначалу мне было как-то непривычно, а потому и
неуютно, а потом я понял, что, вероятно, впервые в жизни присутствую на
поминках, где не лгут. И это было самым удивительным в нашей насквозь
изолгавшейся жизни. Удивительным и - приятным. И я даже подумал, что не все
еще, быть может, потеряно, что есть еще - люди. Очень простые, ничем не
знаменитые, кроме того, что не могут солгать на поминках.
вдову с сыном на их дачку, а мы пошли пешком. Шли молча, пока Маркелов не
сказал:
человек не может сложить складную жизнь.
застольных стишат, знал даже, что грыз его червячок самоутверждения, но все
это как-то складывалось в образ, что ли. А единственный друг назвал его
нескладным, и я поинтересовался почему.
не прижился, женился случайно, развелся не вовремя, сын - малость не в себе.
гвоздь с четырех попыток забьет. А учиться неспособен, четыре класса -
кое-как. А после рождения ребенка Метелькин с женой развелся. - Маркелов
помолчал, прикидывая. - Так думаю, что если бы знал тогда, что с сыном такое
несчастье, может быть, и не оставил бы семью. А когда узнал, поздно было.
Еле-еле Полину уговорил уча-сток на свое имя перевести, она - с характером.
Дачку им там построил. Летнюю, правда, дощатую. Шестнадцать квадратных
метров, но зато - с печкой. А стены-то насквозь светятся. Полина говорила,
что зимой холодина страшенная, чуть волосы к подушке не примерзают.
Метелькин вроде бы холостой.
Маркелов еще раз вздохнул: близко принимал он и впрямь бедственное положение
разведенной вдовы. - Он же квартиру продал, чтобы собственную газету
издавать. Мечта всей его нескладной жизни. Ну, выпустил три номера своей
"Метелицы" и - сгорел. Не покупали ее в нашей глухомани.
мне показалось:
для макарон, там доски добрые. А я им до зимы домик обошью. Сомов на твою
помощь глаза прикроет, он мужик неплохой, и я с ним поговорил на эту тему.
категоричен и весьма щепетилен. Поэтому я и сказал:
стука - там же, а? Шашлык за мной.
находишь?
Подполковник считает, что он докопался до каких-то документов.
интересовали номера вагонов, которые мы цепляли за проходящие составы.
Происхождение этих вагонов и маршрут следования.
направлении. Владикавказ, Грозный, Майкоп. Это мне известно. А вот откуда
эти вагоны и какие грузы были указаны в накладных - мне неизвестно. Пропало
все это.
документы он вез. Ринулся к диспетчерам, перерыл все книги, а в них - листы
вырваны. С данными о тех вагонах.
позвонил и похвастался, что на крючке держит.
трубку орал "Бомба!" Зачем же о бомбе-то говорить?
плохая мечта. Опасная. А он этой своей бомбой вздумал перед чьим-то носом
помахать. Мол, либо выкупи у меня матерьяльчик, либо - взорву.
где только мог, но никто ему не давал. А тут появляется шанс. Вот причина,
почему он с Сомовым вместе к тебе заехать решил. Сомов - это не просто
милиция, это запал той бомбы. Вот почему его и поторопились убрать. Да
неумело, глупо, с добиванием по голове. Значит, некогда было профессионала
искать, сами действовали. Сомов признает, что это убийство, а проведет его
по милицейским документам как дорожно-транспортное происшествие.
к траурному митингу готовились, и он многим со мной поделился. Ну, к
примеру, известно тебе, что Метелькин вылезал из машины после того, как его
машину встречная стукнула? Зачем вылезал, неизвестно, а только, как Сомов
говорит, его не в машине убили. Стукнули по голове, на место труп запихали,
следы уничтожили, и никаких доказательств. Вот почему Сомов и не хочет
возбуждать дело об убийстве.
Косоглазов приказал, а во-вторых, на его отделении висяков, как блох на
шелудивой собаке. А дело это заведомый висяк, ну и зачем ему дополнительные
неприятности?
подумав, спросил: - А если грузовик тот поискать, который его крылом
зацепил?
вероятности, военным "Уралом" темно-зеленого цвета. Дорожный патруль видел в
этом районе похожую машину, но номера не заметил: на военные машины они мало
обращают внимания. А свидетелей пока не нашли. Шоссе второстепенное, а время
дорожного происшествия приходится на минимум загрузки.
"Урал" тот давно выправлен и перекрашен.
с преступлением, даже если и найдешь по весне... - Он остановился, протянул
руку. - Держи. И выбрось из головы уголовную хронику.
дельным. Разумом я понимал, что правы и Маркелов, и Сомов, а согласиться с
ними не мог. Без всякой логики - не мог, и все тут. Как говорил Маяковский,
"тихо ворочалась в тине сердца глупая вобла воображения". Я чувствовал, как
она там ворочается, и мне было неспокойно.
Глухомани? Мои макароны? Смешно. Воду из местного святого источника? Еще
смешнее. Огурцы из парников Кима? Глупо. Особенно - в южном направлении.
котором упомянул Маркелов. А на юге - отечественная война чеченского народа
против русских устроителей конституционного порядка...
вспомнил о таинственно пропадавших вагонах с винтовочными и автоматными
патронами.
совсем рядом бьется. Где-то совсем, совсем рядом...
патронами 7,62 в железнодорожную круговерть пустили. Где-то и до сей поры
болтается...
направления? Кому война, а кому и мать родна.
но, как мне тогда казалось, в этом немногом могло кое-что навести на след.
Во-первых, убийство совершил непрофессионал: значит, кто-то очень уж
оказался напуганным теми документами, которые в тот роковой для Метелькина
вечер могли оказаться в моих руках. Убийца пошел на перехват информации,
почему и не успевал подключить кого-либо из мастеров этого ремесла.
Во-вторых, для прикрытия был использован армейский грузовик, на который мало
обращает внимания ГАИ (какую мзду возьмешь с солдата за рулем!) и который
легко можно спрятать за колючкой воинской части, поскольку у нас армия давно
уже отделена от народа. В-третьих, исчезла информация, которую Метелькин
получил в товарном хозяйстве Маркелова. То, что получил, сомнений не было:
листы регистрации оказались вырванными из книги учета. Вот, собственно, и
все, чем я располагал. Ну, правда, была еще обернутая чем-то мягким труба,
но найти ее, конечно же, никогда не удастся.