одноместную походную палатку, которую успели разбить в
кустарнике ординарцы, на резиновом матраце, который ему
предупредительно надули не очень туго. И спал три часа. Без
четверти четыре он сам проснулся, как по будильнику (своим
великолепно тренированным чувством времени майор Иоахим Ортнер
не щеголял, но гордился); кипяток для бритья уже шумел на
спиртовке; и, когда точно в четыре в небе появились обещанные
"фокке-вульфы", майор уже был гладко выбрит и допивал свой
утренний кофе.
непросто, но совершенно необходимо, поскольку, во-первых, не
стоило обольщаться надеждами на легкий успех, а переживать
только еще возможную неудачу глупо; во-вторых, командир роты,
которой надлежало первой идти в атаку, узнал об этом еще три
часа назад от самого майора, так что обязан был соответственно
подготовить людей; к тому же начальник штаба (он сразу сел
воплощать диспозицию в форме детального приказа) не даст ему
спуску, если что пойдет не по писаному; в-третьих, следовало
поберечь нервы.
абстрактным размышлениям, в центре которых был гауптман Вилли
Клюге. Тема подвернулась случайно. Вокруг палатки хватало
шумов: тягачи ворчали, слышался металлический стук, голоса
солдат; это не мешало спать, и все-таки Иоахим Ортнер даже
сквозь сон различал голос гауптмана, видимо, потому, что голос
был знакомый: он же назойливо зудел где-то рядом, за кустами,
и после того, как майор проснулся.
это был Ницше или Сенека - куда ни шло. А Клюге был ему
скучен. Он не понравился майору сразу, с первого взгляда,
когда майор увидел его - маленького, рыжего, конопатого, с
самоуверенной ухмылкой человека, считающего, что знает себе
цену я поэтому может держаться с тобой запанибрата. Иоахим
Ортнер сидел рядом с водителем в кабине грузовика, а гауптман
стоял возле открытой дверцы; разница в уровнях была не так уж
и велика, но то ли лампочка в кабине была тусклой, то ли рамка
двери как-то по-особенному стягивала перспективу, только
создавалось впечатление, что В. Клюге совсем маленький человек
и стоит где-то далеко-далеко внизу. Возможно, это впечатление
на лице Иоахима Ортнера оказалось написанным отчетливо, и В.
Клюге его прочел, а может, снизу все виделось гауптману
чрезмерно крупным, и это его нервировало; во всяком случае, он
попытался задрать ногу и встать на приступку автомашины, одна-
ко это не получилось ни с первой, ни со второй попытки, и
майор даже заподозрил, что В. Клюге немножко пьян, так что,
когда тот весь напрягся и, неестественно улыбаясь, готов был
вот-вот предпринять третью попытку, Иоахим Ортнер не выдержал
и сострил:
захотел понимать. Его лицо потемнело от прилившей крови, а
когда она схлынула, по выражению его глаз майор понял, что в
лице этого плебея имеет еще одного непримиримого врага.
сторонам, давая понять, что беседа ему надоела и майор ему
скучен, а сам он, В. Клюге, крупнокалиберный идиот: какого
черта он гнал своих людей, гнал машины сквозь ночь? Чтобы вме-
сто благодарности услышать от этого недоноска с неестественно
правильным прусским выговором шуточки в свой адрес?
злится, - думал он. - Мне он не может ни помешать, ни
навредить. Слишком мал. А в бою... Кто спорит, может статься
так, что от действий В. Клюге в бою будет зависеть многое. Но
в бою ему придется защищать свою жизнь... и честь, если она у
таких, как В. Клюге, имеется. Спаси господь его душу, если он
со мной попытается хитрить".
подоплекой был печальный факт - это майор разглядел сразу -
что В. Клюге определенно не ариец. Документы, конечно, у него
в порядке. Но в жилах наверняка немало иудейской крови.
Правда, такое не докажешь. Они проныры из проныр; уж если
закопались, сколько ни рой - пустая трата времени; дна не
найдешь. Но ведь по роже видно, что жид!..
думал он. - Их что, нарочно подбирали? - скопище плебеев.
Помилуй бог, да ведь если пробудешь среди них достаточно
долго, глядишь, и сам станешь на них походить. Притворство
даром не дается. Впрочем, разве я притворялся? Нет. Ни с
полковником, ни с гауптманом. Притворство было бы напрасным. Я
никакой не актер, а они оказались на удивление
проницательными, эти плебеи. Что ж, тем лучше. Нас
объединяет... Что нас объединяет - дело? Нет. Скорее - судьба.
Прекрасно. Будем деловиты и официально любезны. На минуту наши
дороги пересеклись, даст бог, разбегутся в бесконечность.
Прекрасно!"
своей длинной фигурой и холм и даже "фокке-вульфы" над ним. -
Начальник штаба имеет честь пригласить вас на командный пункт.
рота?
разговор он не улыбнулся ни разу. Ни к чему. - Передайте:
пусть начинают. Я сейчас подойду.
17
достигла цели!..
одновременно с тем, как упали первые бомбы. Насчет калибра
бомб уговору не было, но майор Иоахим Ортнер надеялся, что
летчики знают о характере цели и воспользуются, по меньшей ме-
ре, стокилограммовыми. Это было немаловажно и с точки зрения
психологии. Взрыв стокилограммовой бомбы - достаточно
эффектное зрелище: оно бодрит солдат, придает им уверенности.
Майор помнил еще по Испании: когда идешь в атаку на позиции,
которые у тебя на глазах обрабатывают тяжелыми бомбами, хоть и
знаешь, чем это всегда кончается, всякий раз создается
впечатление, что уж теперь-то дело предстоит плевое: дойти и
занять опустошенные смертью позиции. Правда, сколько он
помнил, на их участке фронта такого не бывало ни разу. Но в
этом очередной раз убеждаешься лишь за полторы-две сотни
метров до перерытых и засыпанных рыхлой землей окопов
противника.
в небе; издали могло показаться, что они и не заняты ничем;
однако холм под ними зарастал взрывами, извергал в небо дым и
землю; бомбы ложились на вершину почти непрерывно и, кажется,
почти ни одна не упала в стороне, на склон. Это была не только
добросовестная, но и классная работа.
начальника штаба механизированной дивизии. Когда до вершины
осталось около ста метров, по роте одновременно ударили два
крупнокалиберных пулемета; правда, один не из бронеколпака,
как ожидали, а из-под раскуроченного танка. Если это сюрприз,
подумал Иоахим Ортнер, следя за боем в бинокль, то он не бог
весть какой важный. Уязвимая позиция. Клюге выковыряет их
из-под танка четырьмя-пятью снарядами. Если только он
действительно так хорош, как его продавал герр оберст.
они все же не сдались сразу; они лезли и лезли; их хватило еще
на полста метров, а для этого нужно огромное мужество. Но
потом пошло уж вовсе ничем не закрытое пространство. Лейтенант
попытался поднять их еще раз, да за ним уже следили, видать по
всему; на колени встать ему дали; он осмелел, еще приподнялся,
может, не соображал уже ничего со страху - и тут в него
впились одновременно оба пулемета. В первое же мгновение ему
оторвало правую руку и он завертелся на месте, как юла,
подхлестываемая кнутиком. Что с ним дальше было, Иоахим Ортнер
смотреть не стал. Зрелище не из самых приятных. Оно может быть
поучительным, если видишь его впервые, но майору случалось
наблюдать штуки и почище этой. Он опустил бинокль и вздохнул.
других, обсуждая план атаки, а значит, успел его в какой-то
степени узнать, - смерть его, как знакомого человека, совсем
не задела Иоахима Ортнера. Но для майора это была потеря.
Атака захлебнулась; в следующую атаку роту придется кому-то
вести, а у него офицеров не так уж много...