силуэтом возникла невысокая фигура Гребнина.
трос лебедки! И вслед за Гребниным! Я сейчас приду к вам. Ищите дерево со
стволом покрепче. Все ясно?
низкорослая, другая худая и высокая - пропали во тьме. Вскоре донесся
оттуда отдаленный и радостный голос Гребнина:
Матвеева отрывисто: - Хватит троса? Да включи ты фары, что погасил! Троса
хватит?
видно... - забормотал Матвеев.
ветви к реке, - от дождя отяжелели листья; и видно было, как на том берегу
две фигуры в потемневших, мокрых шинелях что-то быстро делали возле
деревьев, а трос, взблескивая, колыхался над водой. Опять оттуда донесся
крик Гребнина:
толчками начала выползать из воды. Фары ее надвигались, ослепляя; затем
передние колеса заскользили по кромке берега, подмяли под себя ее и с
ревом забуксовали. Потом раздался стук колес по корневищам. И машина,
подвывая мотором, натужно потянула в гору. Сзади, покачиваясь, послушно
катило орудие.
останавливаться!
Расчет выходил из воды.
обессиленный, подошел к своей кабине, чтобы посмотреть карту, его окликнул
лейтенант Чернецов. У Алексея так дрожали от усталости ноги, что он
попросил:
карту; капли дождя косо липли к целлулоиду.
Посмотрим карту.
Здесь?..
- сначала и не надеялся... - Чернецов нашел в темноте его руку, смущенно и
дружески тиснул ее. - Это - все...
такой уж далекой Марьевке. В кузовах было тихо: вымокнув на дожде, усталые
курсанты, должно быть, дремали, пригревшись под брезентом.
мотора шло тепло, пахнувшее бензином, все тело, ноги, руки обволакивала
жаркая волна, клонило ко сну. Матвеев подчеркнуто старательно крутил
баранку, виновато молчал. Косясь, он ерзал, будто сиденье покалывало его,
пробовал несколько раз заговорить: "Да, значит, как же это..." - но
умолкал, видя, что веки Алексея смыкались и голова тряслась на спинке
сиденья.
рассыпалась зелеными искрами в высоте.
ее.
на часы. Три часа двадцать минут.
произошло, - вот теперь впереди Марьевка!
давеча... Думаю: захлестнет мотор, что делать? Ведь оно дело какое
щекотливое... Оно если б какой танк или, скажем, подводная лодка, а то
ведь дубина. Куда ее вытащить? А я и не знал, что ты злой можешь быть.
16
просыпались птицы; только ранняя ворона, сонно прокаркав, пролетела над
орудием в темном, затянутом тучами ночном небе. В балке настойчиво
рокотала вода.
Внизу под холмами зеленым огнем блеснула полоска воды. Ракета некоторое
время зловеще померцала, осветив низкие тучи, и стала падать. Черные тени
близких кустов вытянулись, поползли по траве к орудию, соскользнули в
балку.
степь. Его влажная шинель была черна от земли, но туго затянута ремнем, от
этого топорщилась колоколом.
потянул, улыбнулся. - А ремень придется отпустить немного. В бою надо
будет поворачиваться.
профиль - за Кривой балкой, перед глубоким оврагом; второе орудие было
отдалено на пятьдесят метров от первого, и теперь связисты заканчивали
связь с НП, где сейчас находились офицеры дивизиона; врывали кабель в
землю, лопаты поскрипывали неподалеку от огневой позиции.
фигура курсанта Степанова, в руке рдела папироса. Алексей удивился - тот
никогда не курил - и спросил, уже утратив строгость:
километр? У немцев, например, были и наблюдатели, и снайперы. Понимаете?
Да ведь вы не курили?
называется корягой, поднес руку к пилотке, при этом наклонив голову к
руке, доложил с полной серьезностью:
исчез в темноте.
только знал, что Степанов блестяще сдал все экзамены, кроме строевой, что
у него замечательные способности к теоретическим предметам и майор
Красноселов пророчил ему большое будущее штабного работника. Полукаров
как-то сказал, что Степанов ушел в училище с философского факультета -
решил детально изучить стратегию и тактику современной войны, пошел по
стопам отца. Отец его был генерал-лейтенантом артиллерии, погиб в Венгрии,
в боях у озера Балатон.
тряпок, глухое постукивание гильз, голос Гребнина убеждал кого-то
полусерьезно:
задания, устали, как самые последние собаки, и тут же на КП полегли на
соломе как убитые. На рассвете один наш разведчик продирает глава, весь в
соломе, кошмарно заспанный, - не приведи господь! И видит: стоит спиной к
нему человек огромного роста, в плаще и смотрит на немецкую передовую.
Разведчик и говорит: "Эй, каланча, что свет застишь, дай лучше бумажку
закурить!" - да как потянул его за плащ изо всей силы. Тот сел даже,
крякнул. А потом оборачивается, и разведчик изображает немую сцену.
Оказывается - командир дивизии, генерал-майор Баделин. Разведчик, как
укушенный, вскакивает, сдирает с себя солому, а генерал успокаивает:
"Ничего, ничего. Силен разведчик! Ну ладно. Закуривай". Вот где был
мандраж, верите?