двое из них были рослые и сильные, должно быть это были или настоящие
моряки, или переодетые моряками бродяги. Трое остальных, старик и два
молодых парня, были послабее; по их черным волосам и смуглым лицам можно
было угадать в них соплеменников Мег. Они передавали друг другу чашу с
водкой.
губам, - только ночку-то он ненастную выбрал, чтобы на небо лететь.
пересыпала свои речи, и передаем только наиболее пристойные из них.
свою жизнь повоевал.
Мег помолится, чтобы ему напоследок попутный ветер подул, она это умеет.
тебя, собаку этакую. Времена-то ведь переменились с тех пор, как я в девках
ходила. Тогда мужчины как мужчины были, не то что нынче, и никто втихую не
укладывал. Да и помещики были подобрее: и поесть цыгану давали и глотку
смочить. Вот почему ни один цыган, будь то хоть сам вожак Джонни Фаа, хоть
крошка Кристи, что я еще на руках носила, ни разу у них и тряпки не украл.
Но вам наш старый закон давно уже нипочем, что же тогда дивиться, что вас в
тюрьму упекают да на столбах вздергивают. Вы ведь у хозяина и поесть и
попить готовы и на соломе поспать, а потом за всю его ласку его же дом
подпалить, а самому ему горло перерезать! Рукито у вас у всех в крови,
собачье вы отродье, и вы, верно, ее больше пролили, чем те, кто в открытую
дрался. А ведь как теперь умирать будете - ему-то смерть нелегко далась:
бился, бился - и ни туда, ни сюда, все никак кончиться не мог. Но выто -
весь народ соберется глядеть, когда вас на виселицу поведут.
из цыган. - Оставалась бы там да гадала разным камберлендским простофилям.
Убирайся отсюда подобру-поздорову, карга старая, да смотри, чтобы по твоей
милости никто не пронюхал, что мы тут! Теперь ты только на это и годна.
наши с табором Патрико Сэлмона дрались, тогда я еще кое на что годна была.
Если бы я тебе тогда вот этими кулаками не помогла (тут она подняла обе
руки), Джин Бейли тебя бы на месте как цыпленка придушил.
которого наша амазонка спасла своими руками.
нечего там старое вспоминать.
того места, где прятался Браун, и так, что туда теперь нельзя было подойти,
не потревожив ее. Разбойники расположились вокруг огня и совещались о чем-то
между собой, но говорили они тихо и к тому же то и дело пересыпали свою речь
словечками воровского жаргона. Браун так и не мог догадаться, о чем они
толковали. Он понял лишь, что они кем-то очень рассержены.
что-то на ухо своему товарищу.
видно?
лет пятнадцать-двадцать назад вся торговля насмарку пошла; слыхал ты, как
одного тогда со скалы грохнули?
другой, кивая на мертвеца. - Живот от смеха надорвал, когда показывал, как
ловко его вниз спровадили.
не захотел, а тут еще столько новых указов вышло, что...
этим молодчиком заняться. Порешить его надо.
выжила, уже и тени своей боится. Смотри, как бы она еще не накапала, глаз за
ней нужен.
она-то уж не продаст, но вот иной раз на нее находит, и тогда она невесть
что наговорит.
всегда хорошо понимали. Слова свои они сопровождали разными жестами,
многозначительными кивками головы и ни одной вещи не называли своим именем.
Наконец кто-то из них, видя, что Мег крепко спит, велел одному из молодых
ребят принести "черного петуха", чтобы его распотрошить. Тот вышел и
вернулся с чемоданом, в котором Браун сразу опознал свой собственный. Он тут
же вспомнил о несчастном парнишке, которого оставил в карете. Неужели эти
изверги убили его? Он содрогнулся при этой мысли. Внимание его необычайно
обострилось, и, в то время как негодяи вытаскивали его одежду и белье и
разглядывали каждую вещь в отдельности, он старался уловить в их словах
какой-нибудь намек на судьбу бедного кучера. Но злодеи были в таком восторге
от своей добычи и с таким интересом разглядывали вещи, что им было некогда
вспоминать о том, как они ими завладели. В чемодане была одежда, пара
пистолетов, кожаный бумажник с документами и деньгами и т, п. При других
обстоятельствах Браун вышел бы, конечно, из себя, видя, как нагло обращаются
с его собственностью и как потешаются над ее владельцем. Но сейчас опасность
была слишком велика, и приходилось думать только о том, как бы спасти свою
жизнь.
разбойники снова принялись за вино и провели за этим важным занятием большую
часть ночи. Первое время Браун надеялся, что они напьются до бесчувствия и
уснут, и тогда он сможет спастись бегством. Но их опасное ремесло требовало
мер предосторожности, несовместимых с таким разгулом, и поэтому разбойники,
хоть и несколько захмелев, сумели все же себя сдержать. Трое из них решили
отдыхать, в то время как четвертый остался стоять на страже. Через два часа
его сменил пятый. Когда прошли вторые два часа, часовой разбудил всех, и
они, к большой радости Брауна, стали собираться в дорогу и связывать свою
добычу. Но до этого им еще предстояло кое-что сделать. Двое из них начали
шарить по углам, чем порядочно напугали Брауна, и вытащили откуда-то кирку и
лопату. Третий достал топор, вытянув его из-под соломы, на которой лежал
мертвец. Захватив все это с собой, двое молодцов ушли, а остальные трое, в
том числе и оба моряка, остались на страже.
Они завернули труп в морской плащ, служивший ему саваном, и унесли его.
Тогда старая сивилла не то на самом деле проснулась, не то просто перестала
притворяться спящей. Она подошла к двери, как будто для того, чтобы
проводить своих постояльцев, потом вернулась и тихим, сдавленным шепотом
приказала Брауну немедленно следовать за ней. Он повиновался, но, перед тем
как уйти, вспомнил, что ему надо взять с собой вещи или, во всяком случае,
документы. Старуха, однако, решительным образом этому воспротивилась. И он
сразу сообразил, что, если бы он унес сейчас что-нибудь с собой, подозрение
неминуемо пало бы на эту женщину, а ведь, по всей вероятности, она спасла
ему жизнь. Поэтому он не стал настаивать и прихватил с собой только тесак,
который один из негодяев кинул в солому. Встав на ноги и имея при себе
оружие, он уже почувствовал, что наполовину избавился от угрожавшей ему
опасности. Но тело его одеревенело от холода и от того, что всю ночь он
пролежал скорчившись. Впрочем, едва только он вышел с цыганкою из дома,
свежий воздух и ходьба восстановили нарушенное кровообращение, и он
почувствовал и в руках и в ногах прежнюю силу.
сильном морозе покрылся настом. Браун быстро окинул взглядом окружающую
местность, стараясь запечатлеть ее в памяти. Угрюмый башенный свод, под
которым он провел эту памятную для него ночь, торчал над самым краем скалы,
нависшей над речкой. Войти туда можно было только с одной стороны - с
ущелья, которое было внизу. В иных местах всюду были крутые обрывы; таким
образом, очевидно было, что Браун накануне избежал не одной, а нескольких
опасностей; если бы он только стал обходить здание вокруг, как он сначала и
собирался сделать, он неминуемо упал бы вниз и разбился насмерть. Ущелье
было так узко, что ветви деревьев того и другого склона кое-где почти что
сплетались. Покрытые снегом вместо листьев, они шатром нависали над речкой,
елееле пробивавшейся сквозь снег и темневшей теперь среди сугробов. Там, где
склоны отстояли друг от друга чуть дальше и возле речки была полоска ровной
земли, виднелись разрушенные хижины, среди которых Браун блуждал накануне.
Остатки стен, будто отлакированные изнутри торфяным дымом, казались еще
чернее среди нанесенного за ночь снега и всей белой пелены, раскинувшейся
далеко вокруг.
его проводница на минуту остановилась, как будто нарочно для того, чтобы
дать ему удовлетворить свое любопытство, а потом поспешно стала спускаться
по тропинке, которая вела вниз в ущелье. Он заметил, что она выбрала как раз
тот самый спуск, который был обозначен на снегу свежими следами,
принадлежавшими, вне всякого сомнения, тем же разбойникам, и в душу его
снова закралось подозрение. Однако, немного поразмыслив, он успокоился. В
самом деле, с чего бы эта женщина, которой ничего не стоило предать его,
совершенно беззащитного, в руки бандитов, стала ждать именно той минуты,
когда у него окажется в руках оружие и он выберется на свежий воздух, где он
уже в состоянии и защитить себя и бежать. И он снова решил довериться
цыганке и молча последовал за нею вниз. Они перешли речку в том самом месте,
Где ее перед этим переходили разбойники. Следы вели еще дальше через
разрушенное селение, по долине, которая вскоре снова становилась узким
ущельем. Но цыганка уже не шла по этим следам; она повернула в сторону по
очень неровной и крутой тропинке и стала подниматься по склону горы,