спине, что переломил ему хребет. Кайман упал в воду и, со страшной силой
ударяя по ней хвостом, исчез в бурном потоке.
перебрались на подветренную сторону дерева, а омбу, чьи языки пламени,
подхлестываемые ураганом, надувались подобно огненным парусам, увлекаемое
течением, поплыло, словно горящий брандер, во мраке ночи.
26. АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН
не было видно. Языки пламени, пожиравшие дерево, мало-помалу угасли.
Главная опасность этой жуткой переправы миновала. Майор заявил, что
никакого чуда не будет, если им удастся спастись.
северо-восток. Темнота, то тут, то там прорезаемая вспышкой запоздалой
молнии, вновь стала непроницаемой, и тщетно Паганель пытался разглядеть
что-либо на горизонте. Гроза затихала, тучи рассеивались. Крупные капли
дождя сменились мелкой водяной пылью, мчавшейся по ветру, и высоко в небе
плоскими лентами спадали набухшие облака. Омбу неслось по бурному потоку с
такой поразительной быстротой, словно под его корой скрыт был какой-то
мощный двигатель. Казалось возможным, что дерево будет плыть подобным
образом еще многие дни. Около трех часов утра майор, однако, заметил, что
корни омбу как будто задевают за дно. Том Остин с помощью оторванной от
дерева ветки нащупал дно и установил, что оно поднимается. Действительно,
минут через двадцать раздался толчок, и омбу резко остановилось.
Никогда, вероятно, ни одна мель не приносила такой радости мореплавателям:
ведь тут мель являлась для них гаванью.
восторженно "ура", как вдруг послышался знакомый свист, затем лошадиный
топот, и высокая фигура индейца выступила из мрака.
вынесло к этому месту и его самого. Патагонец поднял Роберта, прижал его к
груди, а Паганель бросился к нему на шею. Вскоре Гленарван, майор и
моряки, радуясь, что снова видят своего верного проводника, крепко, с
дружеской сердечностью пожимали ему руки. Затем патагонец повел их в сарай
покинутой эстансии, находившейся вблизи. В ней пылал яркий костер,
обогревший их, на огне жарились сочные ломти дичи, которую они тут же
съели до последней крошки. И когда путешественники несколько пришли в
себя, то ни один из них не верил, что ему удалось избежать стольких
опасностей: воды, огня и грозных аргентинских кайманов.
приписав всю заслугу своему неустрашимому коню. Затем Паганель попытался
разъяснить патагонцу новое предложенное им толкование документа и
поделился с ним теми надеждами, которые это толкование сулило. Понял ли
индеец остроумные доводы ученого? Навряд ли, но он видел, что друзья его
довольны и надеются на что-то, и этого ему было достаточно.
терпелось снова двинуться в путь. К восьми часам утра они были уже готовы
выступить. Находясь столь далеко от всех эстансии и саладеро, им трудно
было приобрести какие-либо средства передвижения. Приходилось идти пешком.
Впрочем, осталось пройти всего лишь миль сорок. Да и Таука могла время от
времени подвезти одного, а при надобности и двух утомленных пешеходов. За
тридцать шесть часов можно было добраться до берега Атлантического океана.
двинулись по более возвышенным местам. Вокруг расстилался все тот же
однообразный аргентинский пейзаж; порой встречались то тут, то там
насаженные европейцами рощицы, зеленея среди пастбищ, которые, впрочем,
попадались столь же редко, как и в окрестностях Сьерры-Тандиль и
Сьерры-Тапалькем. Туземные же деревья росли только по окраинам прерий и на
подступах к мысу Корриентес.
путешественники почувствовали близость океана - до него оставалось еще
миль пятнадцать. Виразон - морской ветер, дующий во второй половине дня и
ночи, пригибал к земле высокие травы. На тощей почве росли жидкие лесочки,
низкие древовидные мимозы, кусты акации и пучки курра-мамеля. Несколько
лагун соленой воды блестели, словно осколки разбитого стекла, они удлиняли
путь, так как их приходилось огибать. Пешеходы спешили, стремясь до ночи
добраться до озера Саладо у Атлантического океана, и, надо признаться, все
очень устали, когда в восемь часов вечера у пенистой границы океана
показались песчаные дюны вышиной в двадцать саженей. Вскоре послышался
протяжный рокот волн.
на дюны с замечательным проворством. Но уже наступила ночь. Напрасно
пытались они разглядеть что-либо в темнота. "Дункана" не было видно.
лавируя у этих берегов!
сильный ветер, и море было бурное. Ветер гнал облака на запад и доносил
брызги пенящихся волн до самых верхушек дюн. Таким образом, если бы
"Дункан" даже и находился на условленном месте, вахтенный все равно не мог
бы ни услышать крика, ни ответить на него.
искусственного порта. Берег состоял из длинных песчаных отмелей, далеко
выдававшихся в море, эти отмели более опасны для судов, чем выступающие из
воды рифы. Вблизи отмелей море всегда особенно бурно, и беда кораблю,
попавшему в такую погоду на эти песчаные отмели, - он обречен на гибель!
отдалении от этого опасного бесприютного берега. Джон Манглс, очень
осторожный и предусмотрительный, несомненно, не решился бы приблизиться к
берегу. Таково было мнение Тома Остина: он полагал, что "Дункан" должен
был крейсировать по меньшей мере в пяти милях от берега.
необходимости. Не было никакой возможности рассеять густой мрак, зачем же
напрасно напрягать зрение, тщетно всматриваясь в темный горизонт!
прикрытием дюн. Остатки провизии были съедены за последним ужином. Затем,
следуя примеру майора, каждый вырыл себе в песке своеобразную постель и,
зарывшись до подбородка в песчаное одеяло, заснул тяжелым сном. Один
Гленарван бодрствовал.
Высокие волны с грохотом разбивались о дюны. Гленарван был взволнован
сознанием, что "Дункан" находится так близко. Ему в голову не приходило,
что корабль мог опоздать на свидание. Это было немыслимо. 14 октября
Гленарван покинул бухту Талькауано и 12 ноября достиг берегов
Атлантического океана. Если за эти тридцать дней отряд пересек Чили,
перевалил через Кордильеры, перебрался через пампу и Аргентинскую равнину,
то "Дункан" должен был успеть обогнуть мыс Горн и подняться вдоль
восточного берега континента. Ничто не могло задержать в пути такую
быстроходную яхту, как "Дункан". Возможно, конечно, что на просторах
Атлантического океана не раз свирепствовал ураган, но "Дункан" был крепким
судном, а его капитан - хорошим моряком. И поскольку "Дункан" должен был
прийти, он пришел.
спорит с разумом, то последний редко оказывается победителем. А лорд из
Малькольм-Касла ощущал в окружающем мраке близость всех тех, кого любил:
его дорогой Элен, Мери Грант, экипажа "Дункана". Гленарван бродил по
пустынному берегу, на который набегали светящиеся фосфорическим блеском
волны. Он всматривался, прислушивался. Порой ему казалось, будто во тьме
светится какой-то тусклый огонек.
фонаря "Дункана". Ах! почему мой взор не в силах проникнуть сквозь этот
мрак!
наделен способностью видеть во тьме. И Гленарван пошел будить географа.
песчаного ложа.
довольный возможностью оказать Гленарвану услугу.
и ноги, последовал за Гленарваном на берег. Гленарван попросил его
вглядеться в темный морской горизонт. В продолжение нескольких минут
ученый добросовестно занимался созерцанием.