меньшей мере на пятнадцать процентов ниже наших... Это-то и убивает мелкую
торговлю.
тревогой. Она ничего не смыслила в делах, от всех этих цифр у нее болела
голова, она не понимала, зачем отягощать себя подобными заботами, когда
так легко смеяться и любить друг друга. Тем не менее ей достаточно было
знать, что муж хочет победить, она воодушевлялась вместе с ним и готова
была умереть за прилавком.
Ведь они могли бы предписывать законы, вместо того чтобы им подчиняться.
у тебя ткацкие заведения, разбросанные всюду понемногу - в окрестностях
Лиона, в Гаре, в Изере, - то простой хотя бы в течение одного дня уже
причиняет огромные убытки... Кроме того, мы пользуемся иногда услугами
ткачей-одиночек, у которых десять - пятнадцать станков, и, следовательно,
чувствуем себя хозяевами производства и можем не опасаться затоваривания.
А крупные фабриканты вынуждены иметь постоянный сбыт, как можно более
широкий и быстрый... Вот почему им приходится кланяться в ножки большим
магазинам. Я знаю трех-четырех фабрикантов, которые оспаривают их друг у
друга и готовы терпеть убытки, лишь бы только получить от них заказы. Зато
крупные фабриканты наверстывают свое на маленьких магазинах вроде вашего.
Да, они существуют благодаря им, а зарабатывают на вас... Один бог знает,
чем это кончится!
этому ее побуждала инстинктивная любовь ко всему логичному и жизненному.
Все умолкли, занявшись поглощением консервированных зеленых бобов. Дениза
позволила себе весело заметить:
неудовольствие мужа и Гожана. Покупатель, конечно, доволен, потому что в
конце концов покупатель-то и выигрывает от понижения цен. Но ведь жить
надо каждому: до чего же дойдет дело, если под предлогом общего
благополучия потребитель начнет тучнеть в ущерб производителю? Поднялся
спор. Дениза под видом шутки приводила весьма серьезные аргументы:
исчезнут всякие посредники - фабричные агенты, представители,
комиссионеры, это будет только содействовать снижению цен; да и фабрикант
уже не может жить без больших магазинов, потому что, если он потеряет
клиентуру, то неизбежно разорится; словом, налицо нормальная эволюция
торговли: нельзя помешать естественному ходу вещей, поскольку все
волей-неволей принимают в этом участие.
выступила на защиту больших магазинов. Что же таится у нее на сердце, если
такое воодушевление может разгореться в ее груди?
знать... Я только высказала то, что думаю. Теперь цены, которые некогда
устанавливались пятьюдесятью магазинами, определяются четырьмя или пятью,
а последние их понижают благодаря мощи своих капиталов и обширности
клиентуры... Тем лучше для публики, вот и все!
скатерть. Ему часто приходилось ощущать это дыхание новой торговли, то
развитие, о котором говорила девушка; в часы, когда он трезво думал о
создавшемся положении, он спрашивал себя: зачем противиться столь мощному
течению, которое все равно все унесет? Даже г-жа Робино, заметив, как
задумался муж, одобрила взглядом Денизу, которая теперь скромно молчала.
теории... поговорим о деле.
начал есть его целыми ложками, с бессознательной жадностью
лакомки-толстяка.
создало им успех в этом году... Я сговорился с некоторыми лионскими
собратьями и привез вам исключительное предложение - черный шелк, фай,
который вы можете пустить по пять франков пятьдесят... Они продают его по
пять шестьдесят, не так ли? Ну вот, мой будет на два су дешевле, и этого
вполне достаточно, чтобы их потопить.
от страха к надежде.
воскликнул:
эффектнее: рубчик крупнее... Вы правы, надо попробовать. Ну, на этот раз
либо они будут у моих ног, либо мне конец!
превосходен. Даже Дениза начала верить в успех. Конец обеда прошел очень
весело. Все говорили громко; "Дамское счастье" казалось, находится уже при
смерти. Гожан, приканчивавший вазочку с вареньем, рассказывал, каких
огромных жертв стоит ему и его коллегам выпустить такой безукоризненный
шелк по столь дешевой цене, но они готовы разориться на этом шелке, лишь
бы уничтожить большие магазины. Когда был подан кофе, появился Венсар, и
стало еще веселее. Он забрел по пути навестить своего преемника.
ручаюсь!.. Ах, как вы будете благодарить меня! Говорил же я вам, что здесь
золотое дно!
давнишней мечтой: он втайне лелеял ее, пока бился с шелками, трепеща, что
окончательно разорится, прежде чем найдет покупателя на свое предприятие;
и он дал себе клятву вложить оставшиеся денежки в такое дело, где можно
свободно грабить. Мысль о ресторане пришла ему в голову после свадьбы его
двоюродного брата: на еду всегда будет спрос; с них содрали по десять
франков за воду, в которой плавало немного лапши. И теперь при виде
супругов Робино, которым он взвалил на плечи прогоравшее предприятие в
такой момент, когда совсем было уж потерял надежду от него избавиться, он
возблагодарил судьбу, и его пышущее здоровьем лицо с круглыми глазами и
крупным прямодушным ртом еще больше расплылось от радости.
неважно, вы-то вот сделали отличное дельце. Если бы не, ревматизм, у меня
уже лет через десять было бы десять тысяч франков ренты, даю вам слово!
только и говорили о ней, весь парижский рынок был занят только ею. Робино
прибег к оружию своего соперника: поместил рекламу в газетах. Кроме того,
он позаботился о выставке, загромоздил витрины огромными кипами
прославленного шелка, снабдив их большими белыми ярлыками, на которых
выделялась напечатанная гигантскими цифрами цена: пять франков пятьдесят.
Эти цифры взбудоражили женщин: еще бы, на два су дешевле, чем в "Дамском
счастье", а на вид шелк даже прочнее! С первых же дней повалили
покупательницы: г-жа Марти, под предлогом экономии, купила совершенно
ненужную материю на платье, г-жа Бурделе нашла шелк прекрасным, но
предпочла подождать, чуя, что за этим что-то кроется. И действительно, на
следующей неделе Муре снизил цену на "Счастье Парижа" на двадцать
сантимов, пустив его по пять франков сорок: ему пришлось выдержать бурный
спор с Бурдонклем и другими компаньонами, но он все же убедил их, что
вызов следует принять, хотя бы ценою убытка, - эти двадцать сантимов
составляли чистый убыток, потому что и без того шелк продавался по
себестоимости. Но для Робино это был тяжелый удар; он не допускал мысли,
что противник понизит цену, ибо подобные самоубийства конкуренции ради,
подобные разорительные продажи до тех пор еще не имели места. Поток
покупательниц, привлеченный дешевизной, тотчас отхлынул назад к улице
Нев-Сент-Огюстен, а магазин на улице Нев-де-Пти-Шан опустел. Гожан
примчался из Лиона, все растерялись, последовало несколько совещаний, и в
конце концов было принято героическое решение: понизить цену шелка до пяти
франков тридцати, - спускать дену ниже никто, оставаясь в здравом уме, уже
не мог. Но на следующий день Муре пустил свой шелк по пять франков
двадцать. И тут началось безумие: Робино объявил пять франков пятнадцать.
Муре - пять франков десять. Потом они стали бить друг друга уже одним су,
однако всякий раз, делая публике этот подарок, теряли значительные суммы.
Покупательницы радовались, их восхищала эта дуэль и изумляли ужасные
удары, которые обе фирмы в угоду им наносили друг другу. Наконец Муре
отважился объявить цифру в пять франков; его служащие бледнели и холодели
от такого вызова судьбе. Робино, сраженный, загнанный, также остановился
на пяти франках, не находя мужества снизить цену еще больше. И так они
стояли на своих позициях, лицом к лицу, а тем временем дешевевшие товары
раскупались нарасхват.
положение становилось убийственным. "Дамское счастье" располагало большим
кредитом и клиентурой: это позволяло ему уравновешивать доходы, в то время
как Робино, поддерживаемый только Гожаном, лишен был возможности
возместить убытки на продаже других товаров и, оставшись без средств,
скользил по наклонной плоскости разорения. Он умирал жертвою своей
безрассудной смелости, несмотря на многочисленную клиентуру, которую
привлекли к нему перипетии борьбы. К остальным его треволнениям
примешивалось и тайное сознание, что эта клиентура, невзирая на то, что он
потратил сколько денег и столько усилий, чтобы ее завоевать, постепенно