Они установили орудия с таким расчетом, чтобы держать под обстрелом тропу в
наиболее узкой части, и лежали теперь, ожидая, что принесет вечер. Люди были
вымотаны и оборваны.
дошли. Я не знал точно, где вы находитесь, да и лишних людей у меня нет.
традиционный жаргон своей профессии, имеющий обозначения для всех видов
человеческой трагедии. - Они бомбили нас вчера весь день, и нам пришлось
залечь. В перерывах между налетами мы проходили милю-две, только это было
горе, а не продвижение. Потом, перед самым закатом, они поехали прямо по нас
в броневиках. Мне с этой группой удалось выскочить. Может, где-нибудь
поблизости бродят еще какие-нибудь одиночки, хотя я сильно в этом
сомневаюсь. К счастью, фрицы решили на этом пошабашить и устроить себе
ночной отдых. Мы шли маршем всю ночь и весь день. Только час назад стали на
позицию.
полчаса. Они могут принять нас за передовое охранение батальона и отложить
атаку на завтра. А вы сможете прислать подкрепление, как по-вашему?
обратного пути Седрик бежал. Полковник с мрачным видом слушал его отчет.
начальнику штаба, а затем доложил по радио в штаб бригады об услышанном и
принятых мерах. Четвертая рота выступила через полчаса. Из пещеры было
видно, как солдаты шагают по тропе, которой Седрик шел так живо и весело.
Неожиданно, пройдя всего только милю, колонна остановилась, расчленилась и
стала развертываться в боевой порядок.
долины. Седрик насчитал их двадцать штук; за ними показался нескончаемый
поток грузовиков с солдатами. При первом же выстреле грузовики остановились,
и под прикрытием бронеавтомобилей пехота повыскакивала из кузовов на землю и
с парадной методичностью пошла вперед расчлененными цепями. Вместе с
бронеавтомобилями появилась эскадрилья бомбардировщиков. Они летели на
бреющем полете вдоль тропы, и вскоре по всему батальонному району обороны
загрохотали разрывы.
по фронту.
заниматься пещерами на своем веку.
происходит. Если они сейчас ударят с тыла, броневикам придется отойти, и
другие роты смогут выскочить.
по-прежнему казалось ему совершенно нереальным.
землю перед фронтом своих бронеавтомобилей, между батальонным штабом и
входом в долину, где окопалась первая рота. Хотя грохот разрывов беспрерывно
сотрясал воздух, он по-прежнему казался Седрику каким-то нереальным. Он был
частью того сумасшедшего мира, в котором ему, Седрику, с самого начала не
было места. Грохот этот не имел к нему никакого отношения. Он услышал у себя
над головой свист бомбы, казалось, она падала прямо на него. Он бросился
ничком на землю, и она взорвалась в пятидесяти ярдах, обдав его градом
мелких камней.
пехота, вытянувшись в длинную цепь от склона до склона, продолжала
подступать все ближе и ближе. Немцы еще не открывали огня. а лишь тяжело
шагали цепью за бронеавтомобилями, на расстоянии вытянутой руки друг от
друга. За ними вырастала новая волна. Седрику предстояло пройти сквозь эгот
фронт. Он находился еще вне зоны эффективного ружейного огня противника, но
пули на излете уже свистели в скалах вокруг.
на самом-то деле я совсем не смелый. Просто все это такая дикая глупость.
рота, не дожидаясь приказа, сделала именно то, чего хотел полковник.
Медленно продвигаясь между валунами вверх по склону противолежащего холма,
она занимала позиции с тем,, чтобы выйти во фланг противнику, вышедшему во
фланг батальона. Теперь уже неважно было, доберется до нее Седрик или нет.
Он до нее не добрался. Пуля сразила его, убила наповал, когда он был в
четверти мили от цели.
ЭПИЛОГ
которым ужаснулся и отказывался верить весь мир - точнее говоря, весь, за
исключением Джозефа Мейнуэринга, чей изысканно-тяжелый телесный состав
укрывал в себе легковеснейшую душу, глубочайшее, непрошибаемое легкомыслие,
позволявшее ему безмятежно попрыгивать вверх и вниз на огромных валах
истории, разбивавших в щепу более основательные натуры. При новой
администрации он оказался перемещенным в такую сферу общественной жизни, где
никому не мог причинить серьезного вреда, и эту перемену он воспринял как
вполне заслуженное повышение. В мрачные часы немецкой победы у него всегда
был наготове какой-нибудь светлый анекдот; он принимал на веру и повторял
все, что слышал; теперь он рассказывал, причем все сведения у него были из
самых авторитетных источников, что в немецкую пехоту набираются
исключительно мальчишки и что перед боем их одурманивают опасными
наркотиками; "Те, кого не скосит пулеметной очередью, умирают через неделю",
- говаривал он. Живо, словно он сам был тому свидетелем, он рассказывал о
небе Голландии, затмившемся от прыгающих с парашютом монашек, о рыночных
торговках, которые "снимают" английских офицеров, стреляя поверх лотков из
пистолет-пулеметов, об официантках, которых ловили на крышах отелей в тот
момент, когда они отмечали комнаты генералов крестами, как отпускник
помечает свою комнату на открытке с видом пансиона. Еще долго после того,
как в более ответственных кругах расстались со всякой надеждой, он продолжал
верить в незыблемость линии Мажино. "Там такой маленький выступ, - говаривал
он. - Нам надо только отщипнуть его", - и показывал большим и указательным
пальцем, как это делается. Он изо дня в день уверял, что враг исчерпал все
ресурсы и теперь заманивается все дальше и дальше на собственную погибель. В
конце концов, когда даже для сэра Джозефа стало очевидно, что на протяжении
нескольких дней Англия потеряла все оружие и снаряжение своей регулярной
армии, а также своего единственного союзника; что враг находится менее чем в
двадцати пяти милях от ее берегов; что в стране имеется лишь несколько
батальонов полностью вооруженных, полностью обученных войск; что она связала
себе руки войной на Средиземном море с численно превосходящим противником;
что ее города лежат беззащитны перед воздушным нападением с аэродромов более
близких, чем оконечности ее собственных островов; что враг угрожает ее
морским путям более чем с десятка новых баз, - в конце концов сэр Джозеф
сказал: "Если рассматривать все в должной перспективе, я полагаю, что мы
добились большого, осязаемого успеха. Германия вознамерилась уничтожить нашу
армию, и ей это не удалось. Мы продемонстрировали миру нашу непобедимость.
Больше того, теперь, когда французы сошли со сцены, устранено последнее
препятствие к подлинному взаимопониманию с Италией. Я никогда не
пророчествую, но я уверен, что еще до конца года итальянцы заключат с нами
долгосрочный сепаратный договор. Силы немцев истощены. Им теперь ни за что
не оправиться от потерь. Они растранжирили цвет своей армии. Они расширили
свои границы сверх разумных пределов и захватили такую территорию, что им не
по силам ее удержать. Война вступила в новую, еще более славную фазу".
говорливую жизнь, сэр Джозеф приблизился к реальности: он попал не в бровь,
а в глаз.
начальной стадии обучения в часть первого эшелона. Они получили материальную
часть по форме 1098 - партию разнообразнейшего скобяного товара, которая, к
гордости Аластэра, включала и его миномет. За эту гордость, однако,
приходилось платить. Теперь Аластэр был крутом обвешан сумками с минами, а
на спине таскал противоестественно тяжелую стальную трубку, и на марше
стрелки имели все основание торжествовать над ним.
рота спала не разуваясь и поднималась в ружье на рассвете и в сумерках.
Солдаты выходили из лагеря с заряженной винтовкой, в каске и с противогазом.
Отпуска на конец недели как отрубило. Капитан Мейфилд стал проявлять
повышенный интерес к лохани для помоев; если обнаружится излишек отбросов,
сказал он, пайки будут урезаны. Командир части сказал: "Рабочие часы? Такой
штуки теперь не существует" - и в пояснение сказанного прописал муштру после
чая. Была составлена памятка "Как обучать солдат", оказавшая необычайное
Самойлова Елена
Бажанов Олег
Круз Андрей
Трубников Александр
Василенко Иван
Маккэфри Энн