артековцы: фотографию, запечатлевшую его самого у австралийского дерева;
листья магнолии, засушенные и украшенные надписями "Привет из Артека!" -
такой лист, если наклеить марку, можно послать по почте; самодельный
ракушечный грот; мешочек с разноцветными морскими камешками; засушенных
крабов, прикрепленных к черной круглой подставке, прикрытой сверху
половинкой перепиленной электролампочки. Но, кроме того, в качестве особой
премии, полученной за успехи по авиастроительству, он увозил с собой
тщательно запакованную, разобранную на части рекордную модель "Павлик
Морозов"...
тосковать по своим.
за пополневшие щеки. Обе брезгливо рассматривали засушенных крабов, и
Володя сердился, что они не понимают, какая это прелесть... Он лег рано,
устав от поездки и рассказов, предвкушая как завтра утром соберет модель и
днем побежит на Митридат, где, как всегда в воскресенье, наверное,
соберутся "юасы". Вот ахнут они, когда он покажет им своего "Павлика
Морозова"!
откинув дочерна загорелую руку, высунув смуглые ноги сквозь прутья кровати.
пухлые, яркие губы, разрумянившийся во сне, он был очень хорош. Все его
артековские сокровища красовались рядом на столике. Крабы, засушенные
листья магнолии, гротик, картонки с частями авиамодели. Возле кровати
валялись стоптанные до дыр, обцарапанные о камни, совершенно разбитые
сандалии.
бесшумно вышла.
ракеты, отражающиеся в море. Сторожко спала Евдокия Тимофеевна, чувствуя
сквозь сон, что сынишка опять рядом, дома, можно сегодня не тревожиться,
как он там... Заснула уже Валентина, собиравшаяся завтра с Жорой Полищуком
и подругами на концерт на Приморском бульваре.
подозревая, какую необыкновенную модель привез в город Володя Дубинин.
Семенович, ведя свою шхуну из Феодосии в Керчь, к начинавшему светлеть
горизонту.
году.
стал ниже? И не таким было, как вчера, июньское небо? Или потускнело летнее
крымское солнце?
всегда, у берега желтовато-кофейным от мути, поднятой прибоем, а дальше -
зеленым, как яшма, и, наконец, сине-стальным у горизонта. И небо было таким
же безоблачным, и солнце палило не менее рьяно, чем раньше. Так же нависал
над городом Митридат и пахло на улицах рыбой. Все оставалось как будто
неизменным, но Володя чувствовал, что все стало иным.
теперь вообще уже никого не пускали. По склонам Митридата и на вершине горы
расположились батареи противовоздушной обороны города. Снизу хорошо были
видны на голубом небе черные контуры орудий: старый Митридат вытянул к небу
узкие, длинные хоботы зениток. И так как виден был Митридат с любой улицы,
то вооруженная гора нависала теперь над каждым перекрестком как напоминание
о войне.
такими же яркими под ослепительным крымским солнцем. Но теперь все как
будто линяло в самом городе и на берегу. Блекли краски города. Весело
расцвеченные катера, шаланды, шхуны в порту в несколько дней были
перекрашены и стали серо-стальными, как море в шторм. Много людей надело
одежду цвета земли и травы. Где-то еще далеко гремевшая война уже пятнала,
приближаясь, стены и крыши домов. На складах в порту, на заводских зданиях
появились странные, неуклюжие пежины, буро-зеленые кляксы камуфляжа -
маскировочной раскраски. Все словно хотело спрятаться под землю, слиться с
нею заодно, чтобы не быть приметным. Стены зданий, размалеванные
маскировочными пятнами и линиями, расстались с присущими им прежде красками
и напитались оттенками почвы, песка, приняли на себя тень оврагов, зеленые
пятна кочек.
покачивалось столько ярких зелено-красных фонариков и так весело прыгали
звездочки топовых огней на мачтах. Перестал мигать неугомонный
маячок-моргун. И дик был по ночам весь этот ветреный, слепой и безлюдный
простор, ничего теперь уже не отражавший.
людей; и Володе казалось, что глаза изменились разом у всех в тот памятный
день 22 нюня, когда вся жизнь, словно корабль, отвалила от какого-то
привычного берега и уже нельзя было сойти обратно. Как будто остался тихий
берег далеко позади, а навстречу грозно задувает простор черных и неведомых
бурь. Вести, одна тревожнее другой, приходили в Керчь. Фашисты бомбили
Севастополь. Рассказывали, что уже в Симферополе объявляли воздушную
тревогу, - а ведь это было совсем близко...
репродуктор, Володя все ждал, когда же сообщат, что врага остановили,
опрокинули, что он бежит, все бросая, и наши войска с красными знаменами
уже ступают по улицам сдавшихся фашистских городов. "Стой, погоди, -
говорил он своим товарищам, - это они только сперва так, пока наши не
собрались. А вот завтра увидишь..." Но начинался новый день - завтра, а
радио все не приносило желанной вести. Напротив, с каждым днем сообщения
становились тревожнее. Враг все глубже вторгался в просторы Советской
земли.
специального разрешения. У ворот стояли часовые. Случалось так, что Володя
подолгу не видел отца, который теперь редко приходил ночевать домой.
захватили Минск, он почувствовал, что ему необходимо поговорить с
человеком, который хорошо его поймет и поможет уяснить, что же это такое
происходит... Он подумал, не пойти ли к Юлии Львовне, но почему-то
застеснялся.
тяжелые минуты, Володя отправился к нему. Но не пели уже голосистые чижи
возле подъезда гостиницы, перечеркнувшей полосами газетной бумаги все свои
стекла. Исчез и сам Кирилюк.
прохладном сумрачном вестибюле. На стульях, на диванах сидели,
разговаривали, лежали, дремали военные, моряки, всюду были сложены
чемоданы, баулы. Знакомый швейцар, увидя Володю, крикнул:
бессрочную...
у себя на столе, откладывая вещи в сторонку. Заметив в глазах его странный
и решительный блеск, ничего доброго не предвещавший, Евдокия Тимофеевна
озабоченно спросила:
глупостей...
ожесточенно оттирая щеку плечом, - вот уже четырнадцать лет мне скоро, а
как-то жизнь у меня проходит без толку.
Артек ездил, все тебя хвалить стали, а ты - "без толку"!
больше для меня кругом делали. Ребята-пионеры по учению нагнать помогли, ты
с папой тоже - со своей стороны... Гороно в Артек посылал. А вот я Сам,
понимаешь, мама, сам я еще ничего такого не сделал.
помогай нам по дому управляться, а будет задание от пионеров - сделай как
следует. Вот и будет твоя помощь. Чего ж тебе еще?
когда финская война шла, я еще, так-сяк, сидел дома. Один раз, правда, мы с
Донченко чуть не убежали, да война уже кончилась. А теперь, видно, длинная
война будет... Весь народ воевать пошел, кругом мобилизация... Кирилюк,
птицелов, и тот в ополчение пошел, а я тут должен оставаться... Вот как
придет папа, я сейчас же к нему попрошусь... Или пускай сам меня на флот
пошлет. А то убегу, и всђ.
скажу...
было дома. Она пришла усталая, ступая натруженными, отяжелевшими ногами,
бессильно опустилась на стул, стянула с крючка на стене полотенце, стала
обтирать распаренное лицо, запылившуюся шею.