устоять можно было только если он пригвождал тебя к стене башни. У самых
ног почти отвесно спускалась стена карьера, из которого добывали
известняк. Внизу там и сям вставали холмы, ютились крохотные селения -
Мэтлок, Эмбергейт, Каменный Мидлтон. Парням непременно хотелось высмотреть
Бествудскую церковь далеко слева, в краю, застроенном погуще. Досада
брала, что кажется, будто она стоит на ровном месте. Видно было, как холмы
Дербишира переходят в однообразие Центральных графств, простирающихся на
юг.
шагали к Уэтстендуэллу. Все припасы были съедены, путники изрядно
проголодались, а денег на обратную дорогу осталось в обрез. Но они
ухитрились разжиться булкой и пирогом со смородиной, складными ножами
разрезали то и другое на куски и, сидя на ограде подле моста, смотрели,
как несется мимо сверкающий деруэнтский экспресс, как на пути из Мэтлока
повозки останавливаются у постоялого двора.
и теперь силы его оставили. Мириам понимала это, держалась рядом, и он
доверился ей.
переполненные экскурсантами, которые возвращались в Манчестер, Бирмингем и
Лондон.
мы уехали так далеко, - сказал Пол.
как большая, красная, затуманенная, поднимается луна. Она чувствовала,
что-то в ней свершилось.
другом. Мириам считала Агату суетной. Притом ей самой хотелось быть
учительницей.
наверху. Их комната помещалась над конюшней. Она была невелика, с низким
потолком и голыми стенами. Мириам повесила на стену репродукцию картины
Веронезе "Святая Екатерина". Она любила эту святую, что задумалась, сидя у
окна. В их комнате окна были слишком малы, не посидишь. Но над окном,
выходящим в сад, вился дикий виноград и жимолость, и из него видны были
верхушки дубов во дворе, а маленькое окошко в противоположной стене,
размером с носовой платок, глядело на восток, на зарю, занимающуюся над
милыми сердцу Мириам округлыми холмами.
маленькая и решительная, взбунтовалась против духа, которым проникнут был
дом Ливерсов, против заповеди "подставь другую щеку". Она теперь вышла в
мир, на путь к независимости. И утверждала житейские ценности -
наружность, умение себя вести, положение в обществе, все то, чему Мириам
не придавала значения.
глазах у домашних. Приятней было сбежать по лестнице, отворить дверь внизу
и увидеть, как он их поджидает. Мириам стояла и с трудом надевала через
голову подаренные им четки. Четки запутались в тонких волосах. Но вот
наконец они надеты и деревянные красно-коричневые бусины хорошо смотрятся
на ее свежей загорелой шейке. Внешне она уже вполне взрослая, женственная
и лицом очень хороша. Но в зеркальце, висевшем на побеленной стене, она
видела себя лишь по частям. Агата купила еще одно зеркальце и приспособила
его как ей было удобно. Мириам стояла у окна. Вдруг она услыхала хорошо
знакомое позвякиванье цепочки и увидела, как Пол распахнул ворота и вкатил
во двор свой велосипед. Увидела, что он смотрит на дом, и отпрянула от
окна. Он шел небрежной походкой, и велосипед двигался рядом, будто живое
существо.
он мне нужен.
конюшне под ними и заговаривает с Джимми, дряхлым конягой, который прежде
работал в шахте.
а? Стыд и срам, старина, стыд и срам.
конь поднял голову. До чего любила она слушать его, когда ему казалось,
никто кроме лошади его не слышит. Но в ее раю притаилась змея. Мириам
старательно разбиралась в себе, стараясь понять, нужен ли ей Пол Морел.
Она чувствовала, что, если нужен, есть в этом что-то постыдное. В душе все
перепуталось, было боязно, что он и вправду ей нужен. И она строго осудила
себя. А потом ее пронзил прежде неведомый стыд. И она внутренне сжалась,
точно под пыткой. Нужен ли ей Пол Морел, и понял ли он, что ей нужен?
Какое изощренное бесчестье! Ей казалось, душа ее вся корчится от позора.
поздоровалась с гостем, ясно представилось, как под стать веселому тону
блестят серые сестрины глаза. Она, Мириам, не посмела бы поздороваться так
самоуверенно. Однако вот она стоит, обвиняя себя в том, что Пол ей
желанен, прикованная к этому позорному столбу. Горько озадаченная, она
преклонила колени и стала молиться.
нему, если мне не следует его любить.
задумалась. Что ж плохого в том, что она его любит? Любовь - дар Божий. И
однако, она стыдится этого дара. А все из-за него, из-за Пола Морела. Но
ведь он тут ни при чем, это ее дело, ее и Господа. Ей дано стать жертвой.
Но это Господь принес ее в жертву, а не Пол Морел и не она сама. Несколько
минут спустя она опять спрятала голову в подушку.
сделай так, чтоб я его любила... как любил Христос, который умер во имя
душ человеческих. Сделай так, чтобы я любила его щедро, потому что он сын
Твой.
взволнованная, ее черные волосы рассыпались по красным и расшитым
лавандовыми веточками квадратам лоскутного одеяла. Как всегда, она
погрузилась в молитву всем своим существом. И в слиянии с сыном Божиим,
принесенным в жертву, она впала в экстаз самопожертвования, который столь
многим душам человеческим дарует глубочайшее блаженство.
протягивал Агате картинку, которую принес ей показать, а она смотрела
пренебрежительно. Мириам глянула на них обоих, и их легкомысленное
настроение ее оттолкнуло. Она прошла в гостиную, захотелось побыть в
одиночестве.
и он подумал, что обидел ее.
Перед тем она всю весну заходила за Полом, но множество пустяковых случаев
и мелких оскорблений со стороны его родных заставили ее понять, как они к
ней относятся, и она решила больше не ходить. И вот однажды вечером она
объявила Полу, что не станет за ним заходить по четвергам.
можем ходить вместе.
не заходить за мной. А раз ты не хочешь, я не стану тебя встречать.
покончено. Теперь в эти вечера он рисовал. Поняв, как обернулось дело,
миссис Морел только фыркнула, очень довольная.
чересчур отвлеченной, чересчур явно связывала только души, вся -
размышление и утомительные попытки осознать, что же за ней кроется, и Пол
видел в ней лишь платоническую дружбу. Он упорно отрицал, что между ними
есть что-то кроме дружбы. Мириам молчала или кротко соглашалась. Глуп он
был и не понимал, что с ним происходит: по молчаливому согласию они
пропускали мимо ушей замечания и намеки окружающих.
Пусть их болтают. Какая разница, кто что скажет?
это сердило, и она это знала. В душе его начиналась жестокая борьба. Рядом
с Мириам он всегда высоко парил в мире отвлеченностей, и естественный жар
любви преображался в поток возвышенных мыслей. Именно этого и хотела
Мириам. Если он бывал весел и, как она считала, легкомыслен, она ждала,
когда он вновь вернется к ней, когда вновь изменится и, хмурясь, вновь
вступит в борьбу с собственной душой в страстной жажде обрести понимание.
И в этой страстной жажде понимания их души были близки; тут он весь
принадлежал ей. Но прежде должен был перенестись в мир отвлеченных
рассуждений.
сознание его раскалывается. Место, где она касалась его, горело. В нем шла
междоусобная война, и оттого он становился жесток с Мириам.
подъема в гору. Пол был один в кухне; слышно было, как наверху ходит его