смеяться, только, конечно, не так громко.
12. ТАИНСТВЕННОЕ ПРОИШЕСТВИЕ
Володя Бегунок хохотал до тех пор, пока в уборную не пришел Захаров. Он
подошел к Ване, теплой, мягкой рукой поднял за подбородок его голову:
потом плачет.
он так хорошо научился лаять - гораздо лучше Володьки, а теперь он
опозорен на всю жизнь, он не представляет себе, с какими глазами он
покажется в бригаде, в колонии. И все из-за этого Игоря, который
выскочил из своего лаптя и который ни за что не хотел падать. Санчо Зорин
только что ругал Игоря за это:
кричишь. Надо же иметь соображение.
штука.
Почему ты думаешь, что если в барана стрелять, так он не будет падать? Ты
ошибаешься, баран у нас не считается самым упрямым животным. Ты, наверное,
хотел сказать: осел.
и машинально подтвердил:
Петр Васильевич так же добродушно положил руку на его плечо:
ласковой рукой Алексея Степановича оно снова закипело, и снова Ванина
черная рука потянулась к щеке. Алексей Степанович сказал строго:
должности, на тебя никто не обижается. Бывают такие положения, когда
никакая собака не выдержит, даже самая злая. А вот за то, что ты слезы
проливаешь, я, честное слово, дам тебе два наряда. Володька, сейчас же
ступайте мыться. Молодец, Ваня! Ты замечательно играл собаку.
трусиках они побежали через парк. Никакого горя не оставалось в Ваниной
душе&42. Володя бежал рядом с ним, вглядывался в темную дорожку и успевал
вспоминать:
делал, а потом наступил. И так было жалко, понимаешь. Я лег на подушку и
давай реветь. А тут он в спальню. Ну, так что это с тобой! Это пустяк. А
на меня он как закричит! Как закричит: "К черту с такими колонистами! Не
колонист, а банка с водой! Два наряда!" Ой-ой-ой! И пошел, сердитый та-
кой. Да еще и дежурный бригадир Зырянский попался: "Вымоешь вестибюль". Я
мыл, мыл, а он пришел, Зырянский, и говорит: "Не помыл, а напачкал;
сначала мой, не принимаю работы". Так я три часа мыл. Вот как было.
света прямо сживет и на общее собрание. Теперь рюмзить... если даже
захотел, так как же ты будешь без слез? Я вон заиграл в прошлом лете
сигнал "вставать" в четыре утра, так такое было... ой, ты себе представить
не можешь. Разбудил всех, а дежурство еще раньше. Чего мне такое
показалось на часах, я и сам не знаю. И все встали, и уборку сделали, а
потом дежурный как посмотрел на часы... И то не плакал.
людей. Потом потухал и снова вспыхивал.
парк не был расчищен, было много кустов, их ноги тонули в мягкой,
прохладной травке. У последних кустов они остановились: производственный
двор Соломона Давидовича был освещен одним фонарем, кирпичный
сарай-кладовка стоял в тени стадиона. Снова огонек. Было ясно видно -
кто-то зажигал спички.
добираются! Тише!
Володя сказал, наклонившись к самому уху Вани:
Давай вместе, только басом...
тихо, только тихо. Будем так говорить: Рыжиков, выходи на середину!
производственного двора, мягко, отчетливо ударились в стены и отскочили от
них в разные стороны. Там, у кладовки, очевидно, даже не разобрали, откуда
они идут, эти страшные слова, Рыжиков и Руслан бросились бежать как раз к
тем кустам, за которыми стояли мальчики. Володя и Ваня еле-еле успели
отскочить в сторону.
же дрожащим шепотом:
скажет: выгнать.
доказательства? Мы гуляли. И все равно не выгонят. Давай лучше за ними
смотреть. Интересно! Они про нас не знают, а мы про них знаем.
13. ВАМ ПИСЬМО&43
На другой день утром Игорь Чернявин проснулся в плохом настроении. Лежал и
думал о том, что из колонии необходимо бежать, что нельзя с таким делом
стать на середине. Дежурила Клава Каширина. Одно ее появление на поверке
заставило Игоря лишний раз вспомнить вчерашний ужасный вечер. Но Клава с
веселой, девичьей строгостью сказала: "Здравствуйте, товарищи",
снисходительно пожурила Гонтаря за плохо вычищенные ботинки, Гонтарь
дружески-смущенно улыбнулся ей, улыбнулась и вся бригада, в том числе и
Игорь Чернявин. Трудно было не улыбаться: на сверкающем полу горели
солнечные квадраты, дежурство в парадныхкостюмах тоже сияло, голос у Клавы
был, наверное, с серебром, как и корнеты оркестра. И Игорь снова поверил
в жизнь - не может Клава ябедничать, должна она понимать, как человек
может влюбиться. Игорь весело отправился завтракать. Многие колонисты,
даже из чужих бригад, встретили его приветливо, вспоминали и неумирающего
третьего партизана, и веселую собаку, Нестеренко за столом тоже сиял
добродушно-медлительной радостью: собственно говоря, вчерашний спектакль,
о котором сегодня так много говорят, был сделан силами восьмой бригады,
даже новенький - Игорь Чернявин - и тот играл.