большой запас снадобий, и мне бы не хотелось тратить их на кого-то еще.
секрете.
над предписаниями рыцарской чести и не ожидала, что он откажется от
практической выгоды ради столь же эфемерных соображений.
раздражения Ратислав. Однако просьбу о предоставлении отдельного помещения
он выполнил. Путешественникам отвели каморку в носовой части судна, где
хранились канаты и запасной парус.
бортов -- но лишь здесь они могли почувствовать себя свободно. Все же как
минимум двое из них выдавали себя не за тех, кем являлись.
с добавлением какой-то жидкости из металлической колбочки. После того, как к
Йолленгелу вернулась способность говорить, он робко поинтересовался причиной
своего переименования.
достаточно времени, чтобы сложить два и два. Так что советую вам твердо
зазубрить, что вас зовут Йорен и вы родом из Столенхейма -- надеюсь, это
достаточно далеко на западе, чтобы никто из луситов ничего не знал об этой
стране.
Элины, он снова начал с печальной темы -- и на этот раз попал в точку,
учитывая скорбную причину посольства. На борту было несколько человек, лично
заинтересованных в успехе миссии -- их родные также оказались в плену.
Впрочем, таких в состав экспедиции включили немного -- из опасения, что при
неуспехе они могут предпринять безнадежную попытку освободить пленников
силой. Однако, погрустив вместе с эльфийской флейтой, луситы захотели
развеяться, и Йолленгел перешел к задорным мелодиям. Успех был полный;
Ратислав не раскаялся, что позволил необычным странникам плыть на своем
судне.
день луситы с других ладей стали звать чужеземца поиграть и у них. Эльфа
совсем не радовала перспектива оказаться одному среди луситов, но
уважительная причина для отказа нашлась быстро. Уже в середине дня Йолленгел
чувствовал себя плохо, а к вечеру и вовсе слег. Купание в ледяной воде с
последующим стоянием на холодном ветру все же сделали свое дело; мера,
предпринятая накануне Эйрихом, запоздала. Эйрих снова дал больному своей
микстуры на спирту и уложил его на парусине, наказав как можно больше спать.
каморки.
осталось иного вечернего развлечения, кроме разговоров. Чужеземцы вызывали
естественный интерес, и с ними охотно общались; Эйрих, однако, умел
повернуть разговор так, чтобы не столько рассказывать о себе, сколько
выслушивать других.
тугичского князя (он плыл на второй ладье и был, кстати, не так уж молод --
весной ему исполнилось 44), а самым знатным из пленников является средний
брат, командовавший войском тугичан, которое должно было остановить
кочевников на границе княжества. Однако поражение этого войска и пленение
воеводы привели к тому, что степняки больше не встречали централизованного
сопротивления; жители княжества заперлись в своих городах, каждый из которых
оборонялся в одиночку, предоставив захватчикам хозяйничать на остальной
территории. Часть городов кочевники легко взяли, у остальных оставили
небольшие осадные силы, а основные свои войска двинули дальше, на Перск.
Разграбив и перское княжество, на обратном пути они попытались-таки взять
остававшиеся в осаде города. В двух случаях им это удалось, еще три города,
включая и сам Тугич, выстояли. Не желая задерживаться на севере в преддверии
осени, захватчики вновь отступили в свои южные степи.
готовящемся нашествии, посылал в Перск предложение о соединении двух армий
для отпора врагу. Однако перский князь и его советники рассудили, что
тугичане и сами смогут остановить степняков -- или, по крайней мере,
ослабить настолько, что те не решатся идти дальше. И вот запоздалое решение
о совместных действиях было принято только теперь, когда надо было выкупать
земляков и родичей из неволи.
Объяснялось это не столько даже спешкой, сколько соображениями безопасности.
Угрозу представляли не степняки, давно покинувшие эти широты, а свои же
соплеменники -- луситские разбойники, любившие устраивать засады на лесистых
берегах Омолы и грабить проходившие мимо корабли. Собственно, именно из-за
этой опасности на ладьях было столько воинов -- среди многотысячных орд
Курибая две сотни бойцов были для посла не большей защитой, чем десяток.
присвоят все себе, никого не освободив? -- поинтересовалась Элина.
хмуро ответил Ратислав, смыкая пальцы на подбородке. Раньше он имел привычку
в мрачном настроении теребить бороду, но ему пришлось очень коротко
подстричь ее после урона, нанесенного мечом "Эрварда". -- У них давний опыт
торговли с нашими князьями.
кочевников для помощи в междуусобной борьбе, но, видя выражение лица
Ратислава, решила не углубляться в тему.
поправку, но полностью он оправился от болезни лишь к концу второй недели.
Задним числом он соглашался, что все сложилось наилучшим образом, избавив
его от опасности слишком частых контактов с луситами. Теперь плыть
оставалось уже недолго.
жмущимися к воде рощицами, а затем исчезли и они, растворившись в бескрайних
просторах степей. Высокая степная трава пожелтела и пожухла в преддверии
зимы, и все же здесь было заметно теплее, чем на севере. В этих широтах
Омола практически никогда не замерзала.
среди луситов, тут же сменившееся угрюмой руганью. Проследив направление
недобрых взглядов, она увидела на берегу кочевника. Он сидел на коне, подняв
к небу копье, неподвижно, словно статуя. С середины широко разлившейся в
своем нижнем течении реки трудно было рассмотреть подробности. Несколько
минут он оставался недвижным, возможно, рассматривая ладьи, а затем
развернулся и поскакал в степь.
правило, установленное кочевниками для проходящих судов -- те должны были
идти на таком расстоянии, чтобы за ними было легко наблюдать с берега. Сами
жители засушливых степей собственных кораблей не имели -- даже для переправы
они чаще использовали своих лошадей, нежели лодки.
сложилось впечатление, что они вообще никогда не покидают седла. Их
низкорослые мохнатые кони явно находились в родстве с тургунайской породой.
Степняки были облачены в кожаные доспехи, иногда с нашитыми металлическими
бляшками; на головах были остроконечные кожаные шапки с меховой опушкой.
Практически у каждого за спиной висел колчан, а на поясе -- свернутый аркан.
Помимо луков, они были вооружены кривыми саблями или копьями; у некоторых на
копьях развевались конские хвосты, это были, говоря по-западному, офицеры.
Несмотря на то, что эти земли были их давними владениями и никакие внешние
враги не могли внезапно появиться поблизости, Элина ни разу не видела ни
одного степняка безоружным.
конном строю выехали два десятка воинов. Один из них, вероятно, командир,
отделился от остальных и, подъехав к самой кромке воды, принялся что-то
визгливо кричать на своем языке, делая красноречивые жесты рукой. Очевидно,
он приказывал судам остановиться и принять его людей для досмотра. Луситы
послушно бросили каменные якоря и выслали лодку; приставать к берегу им не
было позволено.
человек; поэтому кочевники грубо выдернули из нее гребца и оставили его на
берегу под охраной своих, а сами сели в лодку втроем (командир и еще двое) и
поплыли к первой ладье.
добрались до последней, на которой плыли западные путешественники. Такая
задержка объяснялась тем, что проверявшие придирчиво выбирали, что из
привезенных для выкупа товаров присвоить себе. Впрочем, они знали свое место
и не посягали на дорогие подарки, предназначенные хану.
включая пассажиров, должны были выстроиться на палубе. Элина с интересом,
хотя и не без опаски, смотрела, как идет вдоль рядов кривоногий кочевник,
скользя по лицам луситов презрительным взглядом раскосых глаз. Ратислав,
утративший весь свой гордый и внушительный вид, семенил за ним,
приноравливаясь к его короткому шагу, и отвечал на бросаемые через плечо
вопросы. Графиня с удивлением поняла, что Ратислав отвечает по-луситски;
стало быть, степняк знал этот язык, но считал ниже своего достоинства
говорить на нем.
внимание привлекли не столько лица -- для него все белые были на одно лицо
-- сколько одежда, отличавшаяся от луситской. В нос Элине шибанул запах
Максимов Альберт
Мацумото Сэйте
Прозоров Александр
Мацумото Сэйте
Круз Андрей
Белогорский Евгений