четкость линий: углы затупились и наполнились дрожащим туманом, окно
вздрагивало и жгло глаза излишней яркостью, гравюра, висевшая на стене
против кровати, плавала в пространстве.
улечься на ней хорошенько. Подушка камнем давила на затылок, ложилась криво,
сползала, внезапно становилась стоймя и щекотала углом, всползала на голову,
мешая дыханью, забиралась под плечо и высоко вверх подымала все тело. Одеяло
было слишком, теплым и все же не грело ног, и Вася, задыхаясь от жары и
духоты, в то же время искал озябшими, дрожащими ногами край одеяла, чтобы
укутаться крепче. В комнате стоял гул, напоминавший стук вагонных колес, и
каждый удар отражался в висках и в левом боку. Хотелось пить, но графин с
водой, поставленный у постели на столике Протасовым, откатился недосягаемо
далеко и дразнил издали, отскакивая от протянутой руки.
комнаты и опускаться, плавно качаясь, как на волнах, и мутя голову. Это
мешало заснуть. Мешали этому и незнакомые лица, толпой окружившие лавку, на
которой он пытался устроиться с мешками, хотя лавка была слишком узка и
коротка для него. Было странно, что поезд ежеминутно переходил с рельс на
рельсы, хотя Вася отлично помнил, что уже приехал на Московский вокзал и
успел раздеться. Теперь он тщетно пробирался сквозь толпу мешочников,
стараясь разыскать мешок с крупой, особенно ценный, так как выменен на
охотничьи сапоги профессора. Орнитолог сердился и топал ногами,- таким Вася
никогда его не видел. Оказалось, что сапоги эти надеты на Васе и страшно
холодят ноги; снять невозможно, да и некогда: в вагоне может не оказаться ни
одного места, и тогда Протасов уедет один. "Хорошо еще,- думал Вася,- что я
попросил его доставить Танюше мешки; иначе пришлось бы ждать, пока
кто-нибудь зайдет и протелефонирует. Если у меня сыпняк, то нужно, кажется,
остричь волосы".
Это ведь я сам говорил сейчас. Значит - здорово болен!"
по-прежнему, но возможно, что это проехал автомобиль по улице. С усилием
приподявшись, Вася дотягивается до графина с водой и жадно пьет воду из
горлышка, стуча зубами о стекло. От воды резкий холод, точно грудь и живот
обложили льдом, зато ногам стало как будто теплее и посвежела голова. Графин
сильно ударяется донышком о доску столика, и голова Васи падает на подушку.
мне".
по квартире, хозяйке, знакомым. И они все побоятся.
мучительно болит голова. И опять начинает свой беспокойный танец жесткая и
неугомонная подушка.
мужской голос говорит:
только куда же сейчас отправишь. Некуда, везде полно.
голос, несомненно, голос Танюши, сразу делает eго спокойным и наполняет
радостью.
прошли эти ощущения жесткой подушки, сразу согрелось тело и прошла боль
головы. Но открывать глаза не хочется - пусть сон длится.
не шутка.
заплатите, мучки там. Одна у меня есть на примете, опытная, в больнице
служила, и муж у нее врачом был. Только нужно осмотреть его и всю комнату
почистить. Он, вы говорите, с дороги?
сейчас ничего нет, да и не выдадут частному лицу. Я добуду сам, принесу.
Часа два придется вам при нем посидеть одной.
говорит Танюша. Знает, что он болен и что он счастлив. Больше Васе не нужно
ничего слышать и понимать.
вновь погружается в давно желанное небытие и спокойствие. Верный рыцарь
счастлив. Вася спит. Если бы не пылающее жаром лицо,- он мог бы показаться
мирно спящим, здоровым и счастливым человеком.
нарушает его жесткая и неугомонная подушка.
голос шепчет:
РАЗГОВОРЫ
не было. Известно было, что он не только посещал знакомых, но даже осмелился
сделать обстоятельный доклад о делах на юге в собрании интеллигентской
группы. На этом собрании старый террорист был в желтых гетрах.
под распахнутым пальто, мирно беседовал с черноватой девушкой в платочке у
парапета набережной Москвы-реки.
Болтуны эти ребята. А знаете, где мои гетры? Я продал их на Смоленском
самолично. Мне очень нужны были деньги, а гетры - хороший товар.
Давайте поцелуемся. Теперь идите и не оглядывайтесь.
- вы помните адрес? Там оставьте записку.
молиться.. За нашу удачу!
пальто и пошел в сторону Замоскворечья.
надежды. Никто не сомневался, что в деле этом участвовал человек в желтых
гетрах. Никто не сомневался и в том, что отвечать за покушение доведется
многим, не имевшим к заговору никакого отношения, хотя бы отдаленнейшего.
девушки-еврейки, дали неверный залп, как один из них забился в истерике, как
раненую добил выстрелом из кольта в голову бывший рабочий, служивший на
Лубянке, завзятый пьяница и бестрепетный исполнитель. Было много слухов,
фантастических, тревожных, правдивых, вздорных,- и Москва, сжавшись и
притаившись, со страхом ждала грядущего.
немножко поправил свои дела. Не было, конечно, и речи о том, чтобы
привозить, как прежде бывало, с подмосковных огородов полную телегу овощей,
прямо на базар, на Арбатскую площадь. Сейчас торговать приходилось больше
втихомолку, с оглядкой. Однако морковь, капуста и репа не такая тебе вещь,
чтобы можно ее реквизировать, свалить в подвал и продавать да раздавать в
паек помаленьку, от имени всей нации. Тут требуется знание и никакого
промедления. Поэтому огородное дело на окраинах расцвело, а иные
догадывались вспахать лопатой и сады,- только уследить трудно, так как народ
пошел аховый.
особнячка на Сивцевом Вражке.
нельзя, а что можно. А человек норовит стибрить всякое добро - только
отвернись. А то и на глазах схватит.
события дня.
быть, и за дело: вора, разбойника, налетчиков там. А многих понапрасну,
только для страху, чтобы страх нагнать.
а кого на каторгу, для исправленья. Убивать человека нельзя.